Габби захлестнули эмоции. Она ощущала его губы своими губами, его твердую выпуклость, которая упиралась в нее сзади, жар большой руки у себя между ног.

Внезапно Адам прервал поцелуй, его рука соскользнула с ее подбородка на талию, забралась под футболку, и застежка лифчика щелкнула. Его большая рука обняла обнаженную грудь. Габби задрожала в его объятиях, и все ее тело подалось вперед, прижимаясь к руке, зажатой между ног.

– Адам, – задыхаясь проговорила она. – Давай же, рукой!

– Еще нет, – ответил он хладнокровно и невозмутимо.

– Ну пожалуйста!

– Пока рано. Скажи, со смертным ты когда-нибудь чувство вала что-нибудь подобное, Габриель? – промурлыкал он с оттенком агрессивности в ровном, глубоком голосе. – Кто-нибудь из твоих молодых людей доставлял тебе такое наслаждение?

– Нет! – вырвалось у нее, когда его пальцы внезапно сомкнулись на ее соске, подразнивая затвердевший кончик.

– Ни один смертный так не сможет. Запомни это, ka-lyrra, на случай, если ты вдруг решишь вернуться к своим пустоголовым мальчикам. Знаешь, сколько раз, сколькими способами ты кончишь со мной?

– Я согласна и на один, если ты используешь его прямо сейчас, – прошипела Габби, и ее возбуждение уже граничило с раздражением. С ней никогда не бывало такого раньше, и она не знала, что с этим делать.

Вдруг вокруг нее разлился смех – хриплый, эротичный, чужой, темный – истинный смех Адама Блэка.

– Ты же не влюбишься в меня, ирландка? – промурлыкал он ей на ухо, и ненавистная рука наконец-то передвинулась вверх и принялась играть с пуговицей на ее джинсах.

– Едва ли, – выдавила она из себя, и все ее тело напряглось от желания, пока она, затаив дыхание, ждала, когда его рука проникнет ей под трусики. С каждой расстегивающейся пуговицей Габби дрожала все сильнее.

Ее глаза закрылись, а голова безвольно откинулась ему на грудь, когда его рука плавно скользнула в ее джинсы и ладонь, погладив ее кожу, протиснулась под трусики. В тот момент, когда Адам коснулся ее кожи, у Габби подкосились ноги. Когда она начала сползать вниз, он подхватил ее, обняв за талию.

– Это хорошо. Не хочется думать, что ты в меня влюбишься. От ее внимания не ускользнуло умиление в его голосе. Она с изумлением подумала о том, что она чуть не упала от одного его прикосновения. А ведь он даже не задел ее клитор...

– О-о-о! – вырвалось у нее, и она даже не пыталась устоять на ногах, а навалилась на него всем телом. Габби неясно слышала у себя над ухом его тяжелое прерывистое дыхание – как после очень долгой пробежки. Вот-вот нахлынет освободительная волна, она поднимается по всему телу, чтобы...

– Господи, Габриель, что ты со мной делаешь...

– Вы только полюбуйтесь, как мило, – насмешливо произнес низкий голос. – Похоже, она уже на взводе и дожидается меня. Мне не терпится закончить то, что ты начал. Помнишь, как бывало, Адам? Как мы с тобой делились? Или ты опять сделаешь вид, что этого не происходило ни разу за тысячи лет твоей жизни, которых как будто тоже не было? Она знает, что мы можем с ней сделать? Ты ей рассказывал, как мы развлекались со смертными?

Габриель судорожно дернулась в руках Адама, и такой желанный оргазм, едва начав зарождаться, исчез в отличие от возбуждения. У нее пересохло в горле, когда она услышала ироничный голос, который поверг ее в оцепенение. Габби отчаянно пыталась взять себя в руки, заговорить, предупредить Адама, что Дэррок снова их нашел, но предательские голосовые связки не слушались ее точно так же, как на Фаунтин-сквер. Она не могла пошевелиться и буквально вросла в пол.

Пока Габби стояла, не в силах даже пискнуть, она с облегчением и изумлением поняла, что каким-то образом Адаму стало обо всем известно.

Вытащив руку из ее джинсов, он резко развернул ее к себе лицом и прижал к своей груди, злобно зарычав:

– Черт возьми!

Глаза Габби с ужасом смотрели на высокое огненно-рыжее Существо, стоявшее прямо у плеча Адама. Повернув голову назад, она уставилась на Дэррока.

Сверкая радужными глазами, в которых мелькал холодный ледяной сумрак, он вытянул свои безупречные губы с отпечатком жестокости и послал ей через плечо Адама воздушный поцелуй.

Из ее горла вырвался вопль. Но они уже перемещались. Они перемещались несколько часов. Поначалу Габби продолжала пребывать в таком изумлении, что с трудом могла думать и даже не пыталась заговорить. Все ее тело находилось в подвешенном, болезненном состоянии эротической готовности, которая никак не хотела рассеиваться.

«Что ж, хотя бы в одном «Книга о син сириш ду» оказалась точной», – подумала Габби. В той части, где говорилось: «Способен так удовлетворить женщину, что та лишится дара речи, а рассудок ее помутится».

Потому что Габби знала, что никакой страх в ее жизни не мог сравниться с тем ураганом желания, который разбудил в ней Адам. И опять же, ей начинало казаться, что страх вызывал у нее лишь временное оцепенение, чувство уязвимости, только и всего.

А вот страсть... такую страсть, которую Адам в ней разбудил, она никогда раньше не испытывала. И даже не думала, что такое вообще возможно пережить. Все просто: когда к ней прикасается Адам Блэк, она чувствует себя удивительно, чрезвычайно, пьяняще живой.Именно этого она и боялась: несколько поцелуев Существа – и женщина погибла. Нельзя сказать, что Габби не была знакома с искусством поцелуев. Она много раз целовалась. Вообще-то, она даже предполагала, что целовалась во много раз больше, чем другие женщины. Потому что она девственница, а мужчины... ну, мужчины, с которыми она встречалась, прикладывали огромные усилия во время любовной прелюдии с ней, и каждый хотел быть у нее первым, как будто это какое-то соревнование.

Несколько часов искусных, обольстительных поцелуев – и она неизменно указывала своим ухажерам на дверь. И все же после поцелуев Адама она не только максимально приблизилась к оргазму, но и готова была упасть – в буквальном смысле этого слова – в постель, на пол или куда там он захочет.

Он одурманивал. Ей было нелегко смотреть на него и гадать, каков он в постели, но теперь она знала это наверняка и с этих пор никогда больше не сможет спокойно смотреть на него. Она будет думать об этом. Представлять все в мельчайших подробностях. Теперь, когда она почувствовала его вкус, она наконец могла выразить словами то, что испытывала по отношению к нему с самого начала и что не давало ей покоя с первого дня их знакомства: в Адаме Блэке было больше человеческого, чем у большинства людей.