ЭПИЛОГ

Пять лет спустя

Габби сложила тарелки в посудомоечную машину и наклонила голову, прислушиваясь. В доме было тихо; их двухлетний сын Коннор уже спал. Скоро она поднимется наверх, поцелует дочь Тессу, пожелает ей спокойной ночи и пойдет с мужем в спальню.

Профессор Блэк.

Она покачала головой, улыбаясь. Со своими точеными чертами лица, темными чарующими глазами и длинными черными волосами, не говоря уже о мускулистом, крепком теле, Адам был абсолютно не похож на профессора. Скорее он выглядел как... сказочный принц, который маскируется под профессора, и делает это довольно паршиво.

Когда он впервые сказал ей, что хочет преподавать историю в университете, она рассмеялась. Она подумала, что это слишком обыденное, слишком плебейское занятие. Он никогда этого не сделает.

Но Адам ее удивил. Вообще он часто ее удивлял.

Оказалось, он все очень тщательно спланировал. Перед тем как потребовать, чтобы королева сделала его человеком, он составил детальное резюме о себе как об очень богатом человеке с огромными банковскими счетами и тысячами акров лучшей земли в Шотландии. Резюме, к которому прилагались все необходимые документы и удостоверения, позволившие бы ему жить нормальной жизнью в мире людей.

И когда Габби усмехнулась, услышав, какую карьеру он выбрал, он протянул ей эти дипломы – дубликаты документов лучших университетов страны (конечно, в них он был представлен как выдающийся ученый), – пошел и получил работу.

Среди коллег Адам завоевал репутацию отступника благодаря своим теориям, противоречащим общепринятому мнению, о том, кто построил Ньюгрейндж и Стоунхендж и каково истинное происхождение индоевропейских языков.

Студенты записывались на его курс за год вперед.

А Габби... Что ж, у нее тоже была работа ее мечты. Они с Джеем и Элизабет открыли свою юридическую фирму и как раз в этом году начали заниматься делами, о которых она всегда мечтала. Делами действительно стоящими.

Габби и Адам поженились сразу же после его возвращения: никто из них не хотел ждать. Оба слишком ценили время. И она родила ему замечательных детишек! У них была Тесса, с черными волосами и золотисто-зелеными глазами; Коннор, светловолосый и темноглазый; и Габби снова ждала ребенка.

Она положила ладонь себе на живот и улыбнулась. Ей нравилось быть матерью. Она обожала своего мужа. И сомневалась, что какую-либо из женщин когда-то любили так же сильно и беззаветно, как ее. Габби знала, что муж никогда ее не бросит, так дорого ему было то, чего он ждал шесть тысяч лет, – любовь. Знала, что он останется с ней до самой смерти, что он будет лелеять каждую морщинку на ее лице, потому что, по сути, морщинки эти были не отрицанием, а утверждением достойно прожитой жизни. Доказательством того, что человек смеялся и плакал, радовался и грустил, свидетельством страсти, свидетельством того, что он жил. Каждая грань человеческого бытия восхищала Адама, каждая смена времени года была триумфом, имела привкус невыносимой сладости. Никогда еще человек не наслаждался жизнью так сильно.

И его жизнь была богатой и полной.

Большего Габби не могла и желать.

Хотя... вообще-то... с легким содроганием она признавала, что у нее осталась еще одна заветная мечта.

И хотя большую часть времени, глядя на Адама, она чувствовала трепет и нежность к этому большому прекрасному человеку, который подарил ей столько любви, иногда она все же ненавидела его за то, что у него нет души, и даже готова была возненавидеть Бога.

И ей не давала покоя одна мечта.

Они доживут до ста лет, увидят, как вырастут их дети и внуки, и однажды они лягут спать, повернувшись друг к другу лицом, и так умрут, одновременно, в объятиях друг друга.

В этом и заключалась ее мечта: что, может быть, если она будет любить его достаточно сильно, достаточно искренне и безоговорочно и если крепко прижмет его к себе, когда они будут умирать, она сможет взять его с собой, куда бы ни отлетала ее душа. И тогда она сделала бы то, что было ее призванием, для чего, как она теперь знала, она родилась на свет. Она предстанет перед Господом как правозащитник и будет рассматривать самое важное, самое большое дело в своей жизни.

И она его выиграет.

– Я не понимаю, папа, – сказала Тесса. – Почему зайчику нужно сбрасывать шкурку, чтобы стать настоящим?

Адам закрыл книжку «Лесной зайчишка» и посмотрел на дочку.

Она лежала в кровати, натянув одеяло до подбородка, и глядела на него – его дорогая Тесса с густыми блестящими черными локонами, рассыпавшимися по ангельскому круглощекому личику, с живым умом и беспрестанным любопытством, при виде которой сердце отца наполнялось радостью.

– Потому что так надо, чтобы стать настоящим.

– У-у-у... Но я не хочу становиться настоящей. Я хочу быть как волшебная королева. Ой! – Она прикрыла рот маленькой ладошкой. – Я этого не говорила.

Стоя в дверном проеме, Габби тихо вздохнула, и Адам тут же посмотрел на нее и поднял бровь, выражая безмолвный вопрос.

«Я никогда не говорила ей о Существах, – губами сказала ему Габби. – А ты?»

Он покачал головой. Они думали, что Тесса не является Видящей Сидхов. Габриель не видела ни одного Туата-Де с того дня, как пять лет назад в Шотландии на них напал Дэррок, поэтому они решили, что Эобил, наверное, лишила род О'Каллаген дара видения.

– Какая волшебная королева, Тесса? – ласково спросил Адам. – Все в порядке, ты можешь мне рассказать.

Тесса недоверчиво посмотрела на него.

– Она сказала, ты ужасно разозлишься, если узнаешь, что она приходила.

– Я не разозлюсь, – убеждал ее Адам, приглаживая ее растрепавшиеся локоны.

– Обещаешь, папочка?

– Обещаю. Клянусь своим сердцем. Какая волшебная королева, солнышко?

– А-вил.

Адам сделал глубокий вдох и снова взглянул на Габриель.

– Эобил приходит повидаться с тобой, Тесса? – мягко спросила Габби, заходя в комнату и садясь рядом с Адамом на край кроватки.

Тесса покачала головой.

– Не со мной. Она приходит, чтобы посмотреть на папу.

Она считает, что он красивый.

Адам подавил смешок, встретившись взглядом с женой и заметив, как она прищурилась, как раздулись ее ноздри. Она сердилась. Ему нравилось, что иногда она его немного ревновала, обожал, когда проявлялось ее чувство собственности. И иногда сам испытывал это чувство по отношению к своей маленькой ka-lyrra.