За пять-шесть лет Леони сильно изменилась. В свои двадцать два года она представляла собой смесь невинности и порока. Ее тело все еще было по-детски хрупким, но грудь налилась, стройные ноги приобрели женственную округлость. Бессознательное покачивание бедер при ходьбе останавливало взгляды мужчин. Большие сине-зеленые глаза с золотистыми искорками не были греховными, но легкая насмешливость, танцующая в их глубине, была приманкой для мужчин. Чистые линии благородного лица, упрямый подбородок указывали на достоинство и твердость характера, а озорные ямочки на щеках подчеркивали ее женскую привлекательность. Длинные золотистые ресницы делали ее раскосые зеленые глаза еще более демоническими. Сладкая греховная линия коралловых губ, казалось, звала мужчин, намекая, что здесь они почти не встретят сопротивления. Это было лицо очаровательной лесной дриады, увидев которое однажды, мужчина долго не мог его забыть. И тот, кто всматривался в эти Сердце обмануть нельзя насмешливые глаза, не удивлялся предложению Мориса де ля Фонтане.
Несмотря на то, что Леони однажды уже познала мужскую страсть и родила ребенка, она вела жизнь монахини. Ее взаимоотношения с мужчинами складывались небезоблачно. Дед был эгоистичным и расточительным. Неизвестный мужчина изнасиловал ее, обращаясь как с проституткой. Муж, которого сосватал дед, не был человеком чести и высокой морали. Даже доброта старого Этьена де ля Фонтане была перечеркнута оскорбительным предложением его сына.
Ничего удивительного не было в том, что при встрече с мужчинами Леони была недоверчивой и подозрительной. Она выросла вдали от мужского общества, не знала их любимых занятий и привычек, а от тех, с которыми свела ее судьба, получала только неприятности и страдания. Она знала о мужчинах не больше, чем если бы жила за монастырской стеной.
После смерти Клода поместье Сант-Андре стало прибежищем женщин, за исключением негров Сола и Абрахама, бывших рабов. Джастин и Сэмюэль-сын Абрахама и Мамми, были детьми, и мужчинами не считались. Леони вынужденно стала главой семьи после смерти деда. Волевая и умная, она все решения принимала сама. Сол и Абрахам приходили к ней за распоряжением. Она была вершителем судьбы поместья и всех его обитателей.
Леони освободила рабов, надеясь, что они уйдут и она с Иветтой будет предоставлена сама себе. Но получив долгожданный документ, дарующий свободу, ни один из бывших рабов не захотел покинуть усадьбу Сант-Андре. Когда Леони прочитала содержание документа, Мамми произнесла хриплым голосом:
— Зачем надо идти еще куда-то? Наш дом здесь!
Леони нашла этот аргумент столь же убедительным, сколь и трогательным. Она, поблагодарив всех за помощь и заботу, совсем не хотела уговаривать рабов изменить свое решение. Но они по-прежнему считали себя одной семьей и решили остаться с Леони. Мамми сказала об этом в своей обычной манере, яростно сверкая своими большими черными глазами:
— Твой дедушка заживо содрал бы с нас шкуру, если бы узнал, что мы способны бросить тебя в трудную минуту. Мы семья, а семья должна оставаться вместе.
«Пусть будет так, — подумала Леони, и слезы сдавили горло, — пусть все остается по-старому».
Тремя неделями позже ярким солнечным майским днем 1805 года Леони, Джастин, Иветта, Мамми и остальная челядь погрузились в две старые повозки, запряженные четырьмя понурого вида мулами. На задке повозки, в которой ехал Джастин, была помещена кошка с котятами в большой соломенной корзине. Кошки как-то успокаивали острую боль, которую чувствовал мальчик от того, что должен покинуть свой родной дом. Леони не
смотрела назад. Ее лицо было обращено на север. Она дала себе молчаливую клятву, что если мсье Морган Слейд не вернет приданое, она сделает его жизнь невыносимой и он пожалеет о том времени, когда задумал обмануть ее!
В то же самое утро Морган Слейд праздно потягивал кофе на восточной веранде дома Бонжур, удивляясь, зачем он вернулся в Соединенные Штаты.
«Здесь никогда ничто не меняется, — лениво думал он, — каждый год засевают поле, убирают урожай, растят детей… Жизнь идет своим чередом».
Моргану хотелось совершить в жизни большое дело, которое бы стало самым значительным из того, что он сделал в последние годы. Он был деятельным человеком. Никогда не задерживался подолгу на одном месте. Его взгляд всегда был устремлен за горизонт. Он был готов встретиться с неведомыми опасностями и случайностями, которые, как он считал, ожидают его за ближайшим поворотом. Он не мог отрицать, что ощущение скуки и отвращение к праздному образу жизни в кратчайший срок настигали его, где бы он ни был, и чувство бродяжничества возвращалось к его мятежной натуре.
В момент этих раздумий рядом оказалась его мать. Она терпеливо объяснила ему, что он не должен считать такую жизнь скучной, потому что если он женится и заведет семью, то поселится здесь. Ночью, вспоминая слова матери, Морган саркастически расхохотался.
«Возможно, если бы мама не давила так настойчиво, я мог бы согласиться с ней, — подумал он. — Мне просто надо уехать отсюда навсегда…»
Но несмотря на неуемный характер и бурные поиски того, чему Морган и сам не мог дать названия, было ясно одно: он поступит, как образцовый любящий сын. Конечно, он жил своей жизнью и не позволял родителям вмешиваться в нее. Но Морган никогда ничего и не делал такого, что могло бы расстроить их или навредить… Правда, если не считать его поездки с Филиппом Ноланом в Испанский Техас.
Задумчивым взглядом Морган изучал содержимое своей чашки, думая об изменениях в мире, которые произошли к настоящему времени. Территория Луизианы быстро переходила из рук в руки. Сначала из испанских владений во французские, а затем в американские. Президент Джефферсон занимал свой пост уже второй срок, и это лето было его последним в должности президента. Вице-президент Соединенных Штатов Арон Барр убил на дуэли федералиста Александра Гамильтона. В Европе короновался Наполеон. Он стал императором Франции. Сейчас, в декабре 1805 года, война шла на всех фронтах. Французы неизменно одерживали победы на земле, тогда как Англия была царицей морей.
Несколько минут Морган обдумывал возможность возвращения в Англию, чтобы осуществить собственный оригинальный план снабжения британской армии. Но замена деятельности шпиона, постоянного поиска приключений на огонь войны и лямку солдата могла стать безрассудной ошибкой всей его жизни. Подумав, он пожал плечами. Тридцать три года — зрелый возраст. Морган вспомнил свое поспешное бегство из Европы. А были ли какие-нибудь опасные приключения в его жизни зимой 1800 года с Филиппом Ноланом? Морган решил, что, пожалуй, нет, и улыбнулся про себя.
Нолан благополучно вернулся в Натчез в ноябре 1800 года из поездки в Испанский Техас. Казалось, он готов был поселиться здесь навсегда. В декабре состоялась его женитьба на Фанни Линто. Свадьба была большим событием для Натчеза, так как семья Линто была известна и богата. Но ни молодая жена, ни даже ожидание ребенка не могли удержать Нолана. Несмотря на отсутствие разрешения на въезд в Испанский Техас, он во главе с организованной им группой секретно пересек реку Сабину.
Морган последовал за Ноланом, и только способность действовать быстро и решительно спасла его от гибели и тюрьмы на испанской территории. Нолан со своей маленькой группой пересек открытую долину на некотором расстоянии от Тринити и Бразоса. Там он основал лагерь и занялся ловлей и укрощением диких лошадей. Начало было удачным. Моргана удивляло, почему Испания так долго позволяет им действовать на своей территории без разрешения, но старался держать эти мысли при себе. Дела шли хорошо, и Морган начинал хандрить. Тоска развивалась тем быстрее, чем успешнее шла у них охота. В это время появилось племя команчей для обмена лошадей на вещи, которые были у Нолана, и Морган ушел с ними.
Он почти два года жил с команчами, охотясь на буйволов, ведя дикий образ жизни и сражаясь с врагами племени. Жизнь с команчами закалила и без того его твердый характер. Когда весной 1803 года в Натчезе Морган узнал, что Филипп Нолан погиб два года назад от рук испанцев, он содрогнулся. Если бы тогда он остался с Ноланом…