— Пока, Люсь, созвонимся.

— Угу, обязательно.

И вновь то необъяснимое, из ниоткуда возникающее чувство в затылке. Закончив вызов, я инстинктивно повернулась к дверному проему. И застыла в кресле.

На пороге стоял Вадим Савельев. Его фигура казалась всего лишь еще одним порождением иссиня-темных теней вечера. Нет, его поза не была расслабленной, скорее, он словно подобрался… чтобы ускользнуть в любую секунду?

Как много он слышал?

— Простите, — тихо обронил он, пристальный взгляд не отрывался от моего лица.

Такие глаза, как у него, никогда не солгут. Он слышал все. Весь мой разговор с сестрой.

10 -11 января 20** года

Отпивая кофе маленькими глотками, я бездумно смотрела в окно на косо сыплющиеся хлопья снегопада. К вечеру метель, без сомнения, наберет силу, и прогнозы синоптиков неутешительны…

Сейчас, в третьем часу дня, комната отдыха была пуста, аврал всеобщих обеденных перерывов и перекусов стихал уже к двум часам.

Одиночество — то, что в последнее время мне так же необходимо, как и опасно.

Методичные глотки уже ставшего теплым кофе, ажурный тюль снегопада за окном и спокойное течение мыслей о собирающейся в семь фокус-группе для второго проводимого мной соцопроса служили очень качественной завесой от размышлений о своем начальнике и о том, как странно складываются между нами рабочие отношения. В его взгляде и голосе больше не сквозил арктический холод, жесткость или язвительность, это ушло после того вечера, когда он услышал мой телефонный разговор с сестрой. Случайно ли?.. Все переменилось, однако… Ни с один сотрудником он не вел себя так, как со мной.

…И каждый раз, когда приходилось взаимодействовать с ним, едва удавалось подавить режущее под ложечкой чувство, что тогда он стал свидетелем моей выплеснувшейся слабости и отчаяния, что он, наверное, единственный человек, так быстро и категорично составивший обо мне мнение, верное, ни в чем мне не льстящее.

— О! Ты здесь!

Вздрогнув, я повернула голову к двери. В комнату, изящно выставив ногу в черном лакированном ботильоне, шагнула Кира, секретарь Вадима. Высокая, модельного сложения, пожалуй, она — тот редкий человек, который органично чувствует себя в любой ситуации, умеет себя подать. Тот случай, когда вкус, внешность и уверенность в себе находятся в апогее своей гармонии. Жгучая брюнетка, короткое каре, блеснувшие в свете люминесцентных ламп волосы безупречно уложены, искусный макияж, ярче необходимого, но без грамма вульгарности. Даже вечное мини она носила так, что оно являлось естественной частью ее образа организованной, но разбитной, погруженной в работу, но игривой и все-таки ответственной девушки.

— А мне сказали, что ты не в офисе обедаешь, — грудной, чуть гнусавый голос Киры звучал громко и оживленно.

— Решила не выходить. Погода, — сдержанно улыбнувшись, я кивнула в сторону окна.

Наверное, в каждом офисе есть такой типаж «рыбака», как Кира. Неустанная удильщица сплетен. Умная удильщица, ловко забрасывающая крючок, знающая, где и когда именно его забросить, живущая ловлей, разделыванием и приготовлением информации.

Глаза Киры сверкнули, на губах, накрашенных помадой кораллового цвета, заиграла улыбка:

— Ох и не говори! Ужас как разбушевалась непогода. Домой бы попасть.

Поморщилась, тряхнула черноволосой головой, цепкий взгляд темных глаз пробежался от чашки кофе в моей руке до туфлей, аккуратно поставленных мною возле дивана, когда я садилась на него, подобрав под себя ноги.

— Я вот для чего тебя искала. Вадим собирает экстренную планерку через час. Тебе как менеджеру быть как штык: на месте и вовремя.

— Хорошо, спасибо, — короткая искусственная улыбка.

Я догадывалась: это только начало нашей беседы. Судя по тому, как она смотрела на меня — долго, возбужденно, — как осторожно, тихо прикрыла дверь за своей спиной, как порывисто руки с наманикюренными прямоугольными ногтями разгладили на бедрах черное с золотисто-коричневым узором платье, как нервно и хищно улыбнулась… Да, ей давно хотелось поймать вот такой благоприятный момент, чтобы что-то обсудить со мной.

Диму. Снова. Возможно, решила посмаковать тот факт, что он куда-то исчез — ни разу не заглядывал в офис после праздников.

Рука дрожала, когда я ставила полупустую чашку кофе на журнальный столик, заваленный яркими буклетами турфирм и номерами глянцевой периодики. К горлу подкатила дурнота.

Спустила ноги с дивана, обулась.

Кира, возившаяся у кофе-машины, находившейся в противоположном углу комнаты, обернулась, видимо, услышав шорох моего движения, и чарующе улыбнулась:

— У тебя еще целых десять минут. Торопишься?

Как всегда, в курсе всего происходящего.

— Да, — глухо вымолвила я. — Вечером соцопрос, еще не от всей группы получено подтверждение.

— У-у-у, — она резко рассмеялась. — Вадя доверил тебе эту работу, чтобы присмотреться к тебе. Успеешь обзвонить, не кипишуй. У меня к тебе такое предложение: давай попробуем подружиться. Похоже, ты у нас девушка с мозгами, да и я не промах, так что должны держаться вместе. Союз, м? Что думаешь?

Глядела на меня искоса, не мигая. Черные влажно блестевшие глаза. Точно у сороки, присмотревшей себе новую безделушку, моргнувшую искрой на солнце, — приготовилась половчее ухватить ее.

Едва ли это была прямолинейность с ее стороны, присыпанная местами фальшью. Нет, скорее, равносильно закрыванию двери на ключ и последующему выбрасыванию этого ключа в окно. А, вероятно, еще и предложение о своеобразной передышке от укоренившегося в офисе мнения обо мне как о прожженной, беспринципной карьеристке, жаждущей мужа с деньгами. В обмен на материал для свежей сплетни обо мне.

В этой ситуации вынужденной вежливости с неприятным мне человеком, я не торопилась отвечать на заданный вопрос.

— Думаю, что друзей не заводят, — неопределенно ответила я. — Они либо есть изначально, либо их нет.

— Вот уж точно, — ухмыльнулась.

Приняла.

А с другой стороны, она беззлобна, нет двойных стандартов или маски. Одинокая, ей хронически не везет с мужчинами. Увы, она просто не умеет их выбирать и находится в процессе вечной погони за ними. В свои двадцать девять вынуждена жить с родителями и тяготится этим.

Просто: иллюзия контроля над своей жизнью через бурное и всестороннее обсуждение жизни других. Не минус, но и не плюс.

Взяв чашку с кофе, от которой, колыхаясь белесыми завитками, взмывало вверх облачко пара, Кира пошла к дивану. Улыбалась дружелюбно, вызывая у меня желание максимально отгородиться. Я осталась сидеть, сделала глубокий вдох, точно перед погружением. Аромат кофе, глянца, мебели и линолеума, остро-сладко специфический, наполнявший эту комнату, немного расслабил меня.

Этот разговор ни в коем случае не уйдет в сторону той самой темы, навечно закрытой для меня. Он будет держаться в границах безопасной, комфортной зоны беседы ни о чем и обо всем.

— Ум-м-м, слушай! Классная юбка, — Кира, присев рядом, едва не поперхнувшись кофе, кивнула моей новой черной юбке с запахОм. — Где покупала?

— Это сестра. Понятия не имею, где она ее нашла.

Не сводя взгляда с юбки, поджавшая кубы Кира молча кивнула, сделала еще один глоток кофе.

К чему была эта преамбула?

Зависшее молчание могло рассматриваться как шарф, туго затянутый на шее: не критично для свободного вдоха, но и не дает о себе забыть. Для поддержания миража нашего с ней «союза» стоит дождаться, пока она выпьет кофе, а после, проявив внимание и захватив и ее пустую чашку, отправиться мыть посуду — этим будет поставлена точка в не начавшемся пока диалоге.

Но он начнется.

Не зная, куда деть руки, я поправила прическу, блузку. Красноречиво взглянула на Киру, беззастенчиво разглядывающую меня, повернулась лицом к окну, к белой хмари снегопада.

Тяжеловатый запах у ее духов. Что логично: она знает себе цену и всегда стремится как можно четче и яснее обозначить свое присутствие.