Что-то ушло. И мы, повзрослев, изменились. Но, очень может быть, только тогда и только это чувство было настоящим.

— Ты ну очень хорошенькая… Только тебе бы… — Допивая кофе, сестра что-то прикидывала в уме, цепким взглядом осматривала прическу, блузку в узкую вертикальную черную и белую полоску, макияж.

С улыбкой я предупредила ее:

— Люсь, я придерживаюсь строгого дресс-кода, поэтому не стоит даже мысленно примерять на меня розовую или голубую гамму и подбирать тени для век.

— Что? Даже на цвет волос дресс-кода придерживаешься? И на прическу? Да потому что, Арин, пучок? Ну, блин, только училки древние с пучками ходят. Можно добавить чуть живости и свежести. Пучок к черту убираем, а цвет… Тебе бы очень пошел какой-нибудь мерцающий медный. Твой Дима бы слюни пускал и локти кусал. И материл бы сам себя за то, что такой остолоп, ты во сто крат лучше этой его фифы, — презрительно наморщила нос.

— Успокойся, ты необъективна, — с нажимом в голосе ответила я, нервно звякнула ложкой, опуская ее на блюдце. — Давай еще пару минут посидим и разойдемся.

— Объективна, сестренка, — насмешливо и миролюбиво ответила Люся, достала из сумки просигналивший смской телефон. — Кто ж еще объективен, если не я.

Когда минут через пять мы покинули кофейню, с удовольствием остывая на морозе после размаривающего жара помещения, утро серым зыбким туманом вовсю заполняло улицы. Снежная пудра больше не сыпалась с неба, волшебство растеряло силу, став скучной рутиной, простым, по-зимнему студеным днем.

Поспешно натянув на голову шапку, Люся резким порывом обняла меня, чмокнула в щеку:

— Не дрейфь, Арин, порвемся. Шли их всех лесом, ты королева в любом случае. Ну, или станешь ею, — задорный смешок, хитрющий взгляд карих глаз. — До вечера.

***

Люся гостила у меня четыре дня, посетила два мастер-класса, закупилась. Но, конечно же, больше всего ее внимания уделялось мне. При этом поддержание весьма шаткого душевного баланса давалось мне с некоторыми трудностями. И были минуты, когда я ловила себя на мысли, что пребывание на работе для меня становится некой психологической разгрузкой: гладкие равнины рутинных забот и мелочей, среди которых высились горы сложных новых задач и необходимости научиться их решать, всячески мобилизовали, тогда как бесконечные Люсины «разговоры по душам», целью которых главным образом являлось перемывание косточек «этого ничтожества, посмевшего так обмануть», наоборот, выводили из равновесия.

Забыть, двигаться дальше.

Но я позволила ей дать мне то, в чем, по ее мнению, нуждалась: сестринское сопереживание и утешение — в том смысле, как она понимала обе эти вещи. «А давай вместе приготовим «Наполеон», помнишь, как в детстве?» или «О! Тебе нужно посмотреть вот эту комедию, стопроцентно — поднимает настроение!» Или же: «Ну почему ты так рано уходишь спать, давай посидим, поболтаем, я расскажу тебе, как мы с Русиком поехали как-то к его другу на день рождения, он в ресторане отмечал. Там такая хохма была!» Я позволила даже преобразить мой облик: она лично покрасила мне волосы в тот самый мерцающий медный и засыпала советами по укладке. Кстати, перемены неожиданно пришлись мне по вкусу…

Может, настало время новой мне иначе взглянуть на мир?

Чистая совесть, сердце, великодушие и всегда благие намерения — я не могла не обожать это в своей сестре. И не отвергла бы ее своеобразную помощь только потому, что она до сих пор не научилась разбирать, что же творится у меня в душе.

Перед новым годом навалилось работы, акции следовали одна за другой, промоутеров требовалось отбирать и готовить практически круглосуточно. Все это прибавляло мне беспокойства, все отнимало силы на контроль и выполнение.

Выложиться по максимуму — задача, до сих пор остающаяся для меня желанной и невыполнимой. Я уверена, что могу и лучше, и больше…

А Димы для меня не стало. Да, попытки вернуться в прежнее русло нашего… общения им предпринимались. Его взгляд, подшучивания, всегда следовавшие в дуэте с обаятельной улыбкой, отзывались где-то внутри болью, смешанной с досадой.

Забыть, вычеркнуть, смотреть сквозь него — вот тут можно себе поставить хороший балл за выполнение.

Праздник я встречала в Менделеевске, вместе с сестрой и ее мужем, навестила маму. Та ни о чем не спрашивала, но, понятно, была в курсе всех перипетий моей нынешней жизни — Люся всегда имела привычку снабжать ее подробностями обо всем, вне зависимости от того, требовалось это или нет. Еще раз ненавязчиво подала идею вернуться.

Возможно. Но сначала я выполню все возложенные на себя обязательства.

Третьего числа я уже встречала серо-сонное утро в Москве. Стояла у окна с чашкой в руке, глядела во двор: вата просевших сугробов, щедро усыпанная веснушками конфетти, длинные частые зубы сосулек под крышей соседнего дома, рыжеватые захоженные тропинки, комья снежных шалей на ветках двух дубков. Перекатывала на языке горьковато-взрывной вкус кофе, смешанный с охлаждающе-пряным корицы, добавленной в него, и думала о том, что именно этот город и эта работа в «Мэнпауэр» — вдохновляющие рамки для еще не определившейся картины, которую я пока не нарисовала, но уже приготовила все необходимое. И мне очень хотелось бы взглянуть, какой она получится.

Завтра предстоял очередной тренинг, только теперь я уже не буду наблюдателем-стажером — проведу его сама. И присутствие моего начальника обязательно. И всеми силами я желала сейчас, чтобы он не пришел. Но он придет.

***

Он появился с небольшой задержкой — с начала тренинга прошло минут пять.

Девушки-промоутеры, до этого решительные в своей установке слушать меня внимательно, разумеется, отвлеклись, рассматривая незнакомца, провожая его взглядами до места.

Мгновение я смотрела на него, пристально, неодобрительно, а в следующее, то ли подсознательно сопоставив факты, черты лица, цвет глаз, то ли интуитивно осознала: сейчас, проронив «Прошу прощения», в первый ряд кресел тренинг-зала, ровно в середину, оказавшись буквально в двух метрах от меня, сел Вадим Савельев. Мой непосредственный руководитель, появление которого было обещано лишь после 10 числа.

По какой причине он приехал раньше? И где его брат? Почему пришел он, а не Дмитрий?

И как можно вторгаться с опозданием?

— Вот поэтому забудьте, что коммуникабельность — это умение налаживать контакты, способность конструктивно общаться с другими, обогащаясь их опытом и, в свою очередь, обогащая их своим. Коммуникабельность — это больше. Это талант искренне улыбаться и найти что-то приятное даже в неприятном тебе человеке, — выдержав вынужденную паузу, продолжила я, оглядывая лица молоденьких девушек, которых лично отобрала для работы еще до праздников. Отметила у кого-то в глазах живой интерес, а у кого-то — завуалированную сосредоточенностью скуку. Подчеркнула:

— Искренне.

Вернула взгляд к мужчине, сидевшему в середине первого ряда. Закрытая поза: нога на ногу, руки сложены на груди, лицо спокойное, в глазах настороженный блеск.

А у меня есть талант находить что-то приятное в неприятном мне человеке?

Глядел на меня холодно, оценивающе секунду, две, а затем, демонстративно отвернувшись, посмотрел на промоутеров. Девушки, будто по команде, заулыбались, кто-то хихикнул.

Я невольно напряглась, неприятный озноб прокатился по позвоночнику, поселился в животе.

Он здесь с ясным намерением понаблюдать за моей работой и уже выставил мне первую оценку, нелестную.

Вдох. Взять себя в руки, показать, что профессиональна и компетентна.

Савельев как раз вновь развернулся ко мне, в углах губ заиграла крошечная улыбка. Мол, продолжайте.

— Завтра, — голос чуть осип, и я прокашлялась, — вы уже выйдете в торговые залы к покупателям. Насколько талантливыми и успешными вы себя покажете, если придете к ним как обычные люди, а не промоутеры?..

Замявшись, запутавшись в собственной фразе, я нервно дернула кончик воротника блузы. Девушки зашевелились, отвели взгляды, видимо, растерявшись, не разобравшись, что же я хотела сказать.