Шарлотта слегка нахмурилась.
— Сигнал бедствия, который посылают моряки?
Мортимер кивнул.
— Кто-то написал их на столике у моей кровати прошлой ночью, — негромко сказал он. — Я подумал — может быть, это сделали вы.
Она уставилась на него широко открытыми глазами.
— Я? О нет.
Значит, он ошибся? Острая боль разочарования пронзила его. Он был так убежден в своей правоте… Раньше интуиция никогда его не подводила.
— Вы уверены? — настойчиво переспросил он.
— Да.
Они неспешно направились к дому. Шарлотта, видимо, глубоко задумалась и наугад отвечала на редкие замечания Кливленда. Вдруг она быстро заговорила вполголоса:
— Странно, что вы спросили об этих буквах — «SOS». Я их, конечно, не писала, но вполне могла бы написать.
Он остановился и поглядел на нее, а она торопливо продолжала:
— Я знаю, это звучит глупо, — но я была так напугана, так ужасно напугана, и когда вы появились вчера вечером, это было… словно ответом на что-то.
— Что именно вас напугало? — резко спросил он.
— Сама не знаю.
— Не знаете?..
— Мне кажется, это связано с домом. С тех пор, как мы приехали сюда, с нами что-то происходит. Отец, мать и Магдалена — все стали другими.
Мортимер ответил не сразу, и прежде чем он успел что-то сказать, Шарлотта спросила:
— Вы слышали, что в доме есть привидение?
— Что?
Весь его интерес оживился.
— Да, несколько лет назад один человек убил здесь свою жену. Мы об этом узнали уже после переезда. Отец говорит, что призраки — полная чепуха, но я сомневаюсь…
Мортимер соображал быстро.
— Скажите мне, — деловито осведомился он, — это случилось в той комнате, где я ночевал?
— Понятия не имею.
— Хотел бы я знать… — Мортимер наполовину обращался к самому себе. — Да, это вполне могла быть та самая комната.
Шарлотта посмотрела на него с недоумением.
— Мисс Динсмид, — осторожно спросил Мортимер, — вам никогда не приходило в голову, что вы — медиум?
Снова удивленный взгляд.
— Я думаю, это вы написали «SOS» прошлой ночью, — спокойно сказал он. — О! Совершенно неосознанно, разумеется. Преступление, если так можно выразиться, надолго отравляет атмосферу. Восприимчивым людям вроде вас передаются чувства и воспоминания жертвы. Допустим, много лет назад она написала «SOS» на крышке стола, и теперь вы машинально повторили ее действия.
Лицо Шарлотты прояснилось.
— Понимаю, — сказала она. — Вы считаете, это и есть объяснение?
Кто-то окликнул ее издали, и она ушла, оставив Кливленда расхаживать взад и вперед по садовым дорожкам. Был ли он сам удовлетворен таким объяснением? Разве оно полностью отвечало всем известным ему фактам? Разве это было причиной всеобщего беспокойства, тревоги, которую он ощутил, едва вошел в дом? Возможно, — и все-таки его не оставляло странное чувство, будто его приход вызвал у хозяев что-то очень похожее на испуг. Он сказал себе:
— Не надо слишком увлекаться психологическими мотивами. Это может объяснить поведение Шарлотты, но не других. Мое появление напугало их всех — всех, кроме Джонни. Что бы ни происходило в доме, Джонни тут ни при чем.
Он был в этом абсолютно уверен, сам не зная почему. Тем временем Джонни собственной персоной вышел из коттеджа и направился к гостю.
— Завтрак готов, — с грубоватой застенчивостью сказал он. — Вы идете?
Мортимер заметил, что руки у мальчика все в пятнах.
— Понимаете, я вечно вожусь с реактивами, — пояснил Джонни. — Иногда это ужасно злит папу. Он хочет, чтобы я торговал недвижимостью, а я хочу стать ученым и ставить опыты.
Тут в окне показался Динсмид — жизнерадостный, с приветливой улыбкой, — и при виде его все подозрения и неприязнь Мортимера пробудились снова.
Миссис Динсмид уже сидела за столом. Своим бесцветным голосом она пожелала гостю доброго утра, и вновь ему показалось, что по той или другой причине эта женщина боится его. Магдалена вошла последней, кивнула Кливленду и заняла место напротив него.
— Хорошо ли вы спали? — неожиданно спросила она. — Ваша постель была удобной?
Она смотрела на него очень серьезно, и когда он учтиво ответил «да», мгновенное выражение недовольства скользнуло по ее лицу. Интересно, какого ответа она ждала?.. Кливленд заговорил с хозяином.
— Ваш сын — настоящий химик, — шутливо заметил он.
Раздался стук: миссис Динсмид выронила чашку.
— Ну, ну, Мегги, — сказал ее муж, — в чем дело?
Мортимеру почудились в его голосе предостерегающие нотки. Динсмид повернулся к гостю и, как ни в чем не бывало, завел разговор о преимуществах строительного бизнеса и о том, что молодым людям нельзя позволять своевольничать.
После завтрака Кливленд вышел в сад, чтобы покурить в одиночестве. Приближалось время, когда он должен был покинуть коттедж. Одно дело — попросить приюта на ночь, и совсем другое — задержаться в гостях, не имея на то причины. А какую убедительную причину он мог придумать? Снова и снова возвращаясь к этой мысли, он бродил по дорожке, огибающей дом. В своих ботинках на резиновой подошве Кливленд ступал бесшумно или почти бесшумно и, проходя мимо кухонного окна, услышал фразу, которая сразу привлекла его внимание. Голос Динсмида произнес:
— Это неплохой куш.
Миссис Динсмид что-то сказала. Она говорила слишком тихо, чтобы Кливленд мог разобрать слова, но Динсмид ответил:
— Шестьдесят тысяч или около того, если верить адвокатам.
Мортимер не собирался подслушивать окончание разговора. Он повернул назад, задумчивый и озабоченный. Упоминание о деньгах кое-что объясняло. Шестьдесят тысяч фунтов — немалая сумма; положение дел становилось менее загадочным… и более опасным.
Магдалена показалась в саду, но отец почти сразу же окликнул ее, и она вернулась в дом. Вскоре Динсмид сам присоединился к гостю.
— Прекрасное утро, — приветливо сказал он. — Надеюсь, с вашей машиной тоже все будет в порядке.
«Хочет узнать, когда я уйду», — подумал Мортимер. Вслух он еще раз поблагодарил мистера Динсмида за гостеприимство.
— Пустяки, пустяки, — ответил тот. Шарлотта и Магдалена вместе вышли из дома и направились, рука об руку, к стоящей неподалеку беседке. Две головки, темная и золотистая, красиво оттеняли друг друга. Неожиданно для себя Мортимер сказал:
— Между вашими дочерьми нет ни малейшего сходства, мистер Динсмид.
Его собеседник, который в это время раскуривал трубку, вздрогнул и уронил спичку.
— Вы так думаете? Что ж, они и в самом деле совсем разные.
И тут Мортимера осенило.
— Они ведь не родные сестры, не так ли? — мягко спросил он.
Динсмид пристально посмотрел на него, помедлил немного и наконец решился ответить.
— Это очень умно с вашей стороны, сэр, — сказал он. — Нет, одна из них приемная дочь. Мы взяли ее совсем малышкой и воспитали, как свою собственную. Она никогда не знала правды, но скоро узнает. — Он вздохнул.
— Ее ожидает наследство? — спокойно предположил Мортимер. Собеседник бросил на него подозрительный взгляд. Но потом он решил, что откровенность — лучшая политика, и его манеры стали почти вызывающе искренними и открытыми.
— Странно, что вам вздумалось спросить об этом, сэр.
— Что-то вроде телепатии, а? — с улыбкой спросил Мортимер.
— Похоже на то, сэр. Мы взяли ее по просьбе ее матери, за небольшое вознаграждение, — я ведь тогда еще только начинал свой бизнес. А несколько месяцев назад я наткнулся на объявление в газете и подумал, что ребенок, о котором говорится там, — это наша Магдалена. Я съездил повидать адвокатов, мы с ними потолковали о том, о сем. Конечно, они не сразу мне поверили, но теперь-то все разъяснилось. На той неделе я сам отвезу девочку в Лондон, а до тех пор мы ничего ей не говорим. Кажется, ее отец был очень богат. Он узнал о существовании ребенка за несколько месяцев до своей смерти, завещал дочери все деньги и нанял агентов, чтобы ее разыскать.
Мортимер слушал с напряженным вниманием. У него не было причин сомневаться в словах Динсмида. Это объясняло сумрачную красоту Магдалены и, возможно, ее отчужденность и замкнутость. Тем не менее, хотя большая часть рассказа могла быть истиной, за ним скрывалась какая-то ложь. Но Мортимер не хотел пробуждать у собеседника подозрения; напротив, он должен был сделать все возможное, чтобы усыпить их.