Два или три вечера спустя с севера надвинулись темные тучи, а на следующий день оттуда принесло дождевую тучу, закрывшую все небо, и пошел дождь. Таура слегка щипнул Урагана, и, не теряя ни минуты, они исчезли в дождевой мгле. Поблизости имелась длинная открытая прогалина, поросшая снежной травой, по которой они и поскакали легким галопом почти беззвучно. А дальше небольшой ручей бежал по песчаному с блестками слюды дну, по которому они и пошли, и вода быстро разглаживала вмятины от их копыт. Когда они шли по ручью, где-то в тумане послышалось ржание, стук подков по каменистой почве и потом грохот скатившегося камня. Оба жеребенка отступили под густую завесу, образованную кустарником, нависавшим над ручьем, и стали ждать, затаив дыхание и прислушиваясь, и скоро услыхали властное ржание, затем с грохотом скатился еще одни камень, раздался треск сучьев. Затем стук копыт зазвучал глуше, его поглотил туман, и тогда Таура с Ураганом двинулись опять по ручью напрямик к Пятнистому Быку.

Они приняли решение отныне жить самостоятельно и держаться как можно дальше от Дротика. Это решение вдруг привело их в состояние восторга. Они никогда не бывали на горе под названием Пятнистый Бык, и перед ними открывался целый новый мир, который им предстояло исследовать. Даже ощущение касающихся их холодных сырых облаков или ожог мокрой веткой, хлестнувшей по глазам, не могли охладить их возбуждение.

Они почти не останавливались, разве что изредка, чтобы напиться, и старались держаться подальше от обычных лошадиных путей на тот случай если вдруг табун повернет в тумане по своим же следам назад. Наконец они соскользнули вниз по гладкой мокрой каменной поверхности прямо в ре ку Крекенбек и постояли там, дрожа от устало а вода, булькая, обтекала их ноги.

К тому времени, как они начали карабкаться по крутым каменистым склонам Пятнистого Бы ка, влажные облака превратились в дождь — такой сильный и холодный, что казалось, сейчас он перейдет в один из тех летних коротких шквалов снега, после которых горы в течение одного-двух часов сверкают белым блеском на фоне жаркого летнего неба. Едва ли это был удачный день для того, чтобы пускаться на поиски приключений, но жеребят прошли хорошую выучку у своих матерей и умел находить нужную дорогу в любую погоду. Поэтому они продолжали подниматься по крутым склонам, с усилием взбираясь на скалистые утесы, продираясь сквозь высокий, достающий им чуть ли не до плеч вереск, и почти уже достигли вершины.

Но тут они остановились в том месте, где снежные эвкалипты росли густой чащей под каменным выступом, и здесь укрылись от проливного дождя. И пока они там стояли, тучи неожиданно немного разошлись. И, дрожа от волнения, причины которого Таура и сам не понял, он увидел в просвете, как будто на фоне слабо освещенного окна, табун лошадей. Они, как тени, прошли по одной — но две, и вела их серая лошадь, которая словно сливалась с серыми облаками.

Таура и Ураган, оказавшись на Пятнистом Быке, пели себя очень осмотрительно, выискивали следы табуна Бролги, прислушивались, принюхивались. Ушло несколько дней на то, чтобы найти пастбище табуна, после чего они уже держались подальше от него, на склоне горы, среди снежных эвкалиптов, где травы хватало только-только на них двоих.

На южном склоне было несколько совсем небольших террас, где листья снежных маргариток создавали серебряный ковер, а крупные белые цветки усеивали всю поверхность. Жеребята часто паслись то в одной, то в другой долине. С обоих концов их тянулись узкие каменные ущелья, через которые легко можно было ускользнуть в случае надобности.

Возможно, Бролга и его табун знали о присутствии на их пастбище двух жеребят, но их это не беспокоило. Может быть, Бел Бел узнала следы Тауры и, наверное, порадовалась, что они неразлучны с Ураганом. Она не забыла Тауру, хотя обычно кобыла забывает жеребенка после того, как он покинул ее и стал самостоятельным, но Таура был у нее единственным молочно-белым жеребенком. А поскольку она часто говорила о Тауре и Урагане, то и Мирри тоже помнила сына.

Однажды жеребята бродили так низко по склонам, что даже смогли разглядеть дно Большого Болотного ручья. Когда они находились на территории Бролги, Таура часто применял разные хитрости, которым научила его Бел Бел, он умел прятаться на самой кромке леса, не выхода на открытое пространство, умел пользоваться пятнами света и тени. Бывало, он вовремя вспоминал, что надо как следует оглядеться, прежде чем импульсивно вспрыгнуть на высокий камень.

В этот день они заглянули в долину Большого Болота, стоя в зарослях хмеля. На травянистом дне долины паслось небольшое стадо коров. Жеребята насторожились, но больше никого не увидели. Все вокруг казалось очень мирным и неподвижным, только коровы медленно передвигались по пастбищу с опущенными головами. Таура стал перепрыгивать с одной гранитной глыбы на другую, пока не оказался на вершине большого нагромождения камней. По-прежнему ничего тревожащего он не замечал. Ураган последовал за ним и встал рядом.

— Там слишком открытое место, — с огорчением сказал Таура. — Спускаться туда глупо, хотя попробовать вкусной травки было бы неплохо.

Они стояли так довольно долго, с тоской глядя вниз, а затем медленно двинулись вдоль южных склонов, в то же время не спуская глаз с желанной долины. Внезапно Таура поднял голову и втянул воздух, шевельнув ноздрями.

— Дым! — Он шагнул на самый край крутизны, чтобы осмотреться вокруг. Сперва он взглянул на северную сторону неба — проверить, не принес ли ветер дым от далекого костра, потом внимательно вгляделся в долину. Прошло не меньше секунды, прежде чем он заметил узкую струйку дыма, вьющуюся между снежными эвкалиптами по другую сторону долины, где с гор спускался маленький ручеек. Как раз в этот момент вдоль ручьи прошел человек и через несколько ярдов нагнулся набрать во что-то воды.

— Человек! — прошептал Таура Урагану. — Уйдем скорей, пока он нас не заметил.

Они проскользнули сквозь кустарник — одна лошадь как темная тень, другая — движущиеся пятна света и тени — и направились к маленькой террасе. А там, в долине Большого Болота, сидел и пил чай из большой кружки совсем молодой человек, который ни о чем другом не мог думать, кроме как о прекрасном молочно-белом жеребенке с развевающейся серебряной гривой и таким же хвостом, который стоял высоко над ним на груде гранитных обломков.

Оба жеребенка отправились назад, на свою стоянку. А парень, покончив с едой, перешел Большое болото и стал подниматься в гору, держа путь к гранитной скале.

Тауре хотелось думать, что он остался незамеченным, иначе они с Ураганом обеспокоились бы всерьез. Но все-таки он помнил, как Бел Бел учила его искать следы других лошадей и не оставлять своих. И он инстинктивно, где можно, шел по снежной траве или по камням.

Таким образом получилось, что парень с легкостью проследил их продвижение от гранитных скал до зарослей хмеля, а дальше ему стоило огромного груда находить их следы. Он так часто терял их, что с приближением вечера прекратил поиски, разжег костер, вскипятил воды в котелке, а потом завернулся в свое единственное одеяло, которое возил перед собой, когда ехал верхом, и заснул.

Таура и Ураган почуяли запах дыма из свой укромной долины. И Бел Бел с Мирри почуяли его, и Бролга тоже.

Костерок горел всю ночь, потому что ночь бы холодная, и человек, у которого было всего одно одеяло, то и дело просыпался и подбрасывал еще дров. Лошадь его, привязанная рядом к колышку, всю ночь шумно фыркала и била копытом о землю.

Лишь по случайности — по несчастной случайности — парень разыскал на следующее утро тайное убежище Тауры и Урагана. Следов их он так и не нашел, но, блуждая по склонам, совершенно случайно выехал на одно из немногих мест, которые нависали над их долиной. Он сидел сонный на своей прирученной черной лошади, как вдруг сна как не бывало: внизу под ним, на ковре из снежны маргариток, стояли красивый молодой гнедой, а рядом дивной красоты молочно-белый конь.