И вскоре в буше замелькали тени, они прятались тут, прятались там, и все двигались на северо-восток — кобылы с малышами, иногда две нерожавшие кобылы вместе, жеребята обоего пола — и отдельно, но внимательно следя за всеми, гнедой и серебряный жеребцы.

Появление двух взволнованных валлаби, которые бежали ему навстречу, заставило Тауру осознать, что люди уже плотно окружают их. Вслед за валлаби мчался динго.

— Человек! — тявкнул он и поспешил дальше.

Таура понял, что они опоздали, но все-таки, увидев двух своих серых кобыл, вывел их в глубокое русло знакомого ему ручья и велел неслышно идти вдоль него, пока они не убедятся, что люди ушли, а тогда с наступлением ночи, если все будет в порядке, двинуться в сторону Укромной поляны.

И тут вдоль ручья пробежала голубая пастушья собака.

Таура вскочил на скалистый склон.

— Не останавливайтесь, — крикнул он кобылам. — Собака увяжется за мной.

Собака и в самом деле бросилась за ним, но за то время, что протекло после первой облавы на брамби, Таура знал, как управиться с одной собакой. Он собирался подпустить пса поближе, а затем лягнуть его задними ногами. Но псу совсем не хотелось, чтобы его ударили, поэтому он остался стоять поодаль и залаял.

Таура бросился на него, оскалив зубы, готовый нанести удар. Собака отскочила в сторону, и Таура кинулся за ней. Однако хозяин собаки уже услыхал возню и лай и кинулся к ним, щелкая кнутом, чтобы призвать на подмогу других людей и собак.

И вдруг под высокими эвкалиптами все пришло в движение: люди, лошади, собаки, щелкали кнуты, кричали люди — Тауре пришлось повернуть и мчаться опять в гору. Люди были повсюду: люди из Муррея, которые охотились за Золотинкой, люди из Бенамбра, охотившиеся за Луброй, люди со всего края близ Снежной реки, которые тоже захотели участвовать в охоте. Некоторые были из лучших всадников горной страны. Среди них одни ехали на породистых лошадях, другие — на проворных вьючных, а еще нашлись люди с превосходными собаками. И все они хотели поймать Золотинку и Горянку, которую Ураган назвал Луброй.

Таура решил, что лучше всего попытаться тихонько спрыгнуть в русло старого глубокого ручья и переждать там, пока охота промчится мимо. Впереди имелась чаща снежных эвкалиптов и зарослей хмеля. Таура нырнул в заросли, быстро протиснулся сквозь них и спустился по каменистому отрогу вниз, в ручей. Он постоял там среди кустарника и больших камней на дне, стараясь дышать как можно беззвучнее.

Спасения не было! На него с остервенелым лаем набросились две собаки. Таура не тронулся с места и ударил их передними ногами, но тут же раздалось щелканье кнута. Сделав последний выпад передними ногами, он выскочил из русла и кинулся вверх по ручью. Но тут же просвистела веревка и упала, не долетев до Тауры. Человек был совсем близко. С быстротой брошенного ножа Таура развернулся на месте в попытке уйти вниз по течению, пока человек свертывал лассо. Собаки снова подступили к нему ближе. Он укусил одну и лягнул другую и тут же увидел еще одного человека с лошадью, стоящих ниже по ручью. Он бросился вверх, на край скалы, но там с вершины ему навстречу шел третий человек.

Таура поскакал прямо сквозь заросли буша — большой молочно-белый конь с развевающимися гривой и хвостом мчался галопом, а его все время теснили вверх люди. Сейчас, когда его свобода снова оказалась под угрозой, он больше, чем когда-либо, чувствовал себя невыразимо живым. Он ощущал каждый светлый волосок на своей шкуре, казалось, каждый из них покалывало, каждый что-то чувствовал, каждый прислушивался. Он ощущал свои прижатые назад уши, нос, остро видящие глаза. Он ощущал твердость своих копыт, огромную силу своих ног, крупа, плеч. Он ощущал все это и всего себя, мощного серебряного жеребца, прыжками взбирающегося в гору, которого изводят собаки и люди.

«Сила, отвага, хитроумие Бел Бел, не подведите меня», — подумал Таура, и снова голос Бел Бел словно эхо разнесся по бушу и прозвучал в его ушах сквозь топот копыт: «Я назвала тебя в честь ветра…»

«Скорей, скорей», — торопил он себя, а вокруг, отдаваясь среди скал, все разрастался грохот барабанящих копыт. Дикие лошади скакали со всех сторон, отовсюду их преследовали всадники и собаки. Скоро их погонят мимо пастбищ. Тауру вдруг озарило: он вспомнил, с какой стороны раздавался деревянный стук, когда люди строили загон. Да, их гонят именно туда.

Он кинулся в густую чащу снежных эвкалиптов, и коснувшиеся его шкуры кожистые листья дали ему опять почувствовать свои размеры, свою силу. Оставалась еще одна возможность спасения — каменистое ущелье, где они с Ураганом еще жеребятами прятались от Дротика. Он был уверен, что западня находится где-то вблизи ущелья.

Человек на красивом гнедом уже подъехал совсем близко. Таура услышал свист веревки и в отчаянии на полном ходу вдруг остановился и рванулся в сторону. Веревка ударила его по уху и упала на землю как мертвая змея. Грохот копыт усилился. Рядом с Таурой теперь оказалось шесть лошадей, они скакали бок о бок с ним, все в поту, задыхаясь, их жаркое дыхание смешивалось с его тяжелым дыханием. Он видел их дико вытаращенные глаза. Среди них была кобыла, которую он взял из табу, на Дротика, и глупая Лубра вместе с Тамбо. Вот бы увидеть еще Урагана.

Вот они уже на пастбище, еще одна группа скачущих лошадей оказалась с ними. Грохот копыт звучал уже как сплошной гром и такой же грозный. Таура почувствовал страх, пронизывающий всю толпу.

Беспрерывно к ним присоединялись все новые лошади. Где-то среди них должен быть Ураган, но лошадей было слишком много, они скакали слишком тесной толпой, и разглядеть среди них Урагана было невозможно.

Внезапно он заметил — глаза его были приучены подмечать все непривычное — длинный забор, прячущийся среди деревьев. Толпа лошадей уже неслась вдоль него. Должно быть, это крыло двора, люди строят такие для своего скота. Таура изо всех сил напрягал зрение, пытаясь разглядеть двор. Он догадывался, что западня там, позади зарослей. Единственный способ спасения — это если бы прорвался, сломав загородку, весь табун.

— Поверните на запад! — убеждал он. — Передавайте всем — поверните к западу!

Но на западном фланге ехали все те всадники, которые не гнали лошадей сзади, а только кричали и щелкали кнутами. Прорваться через них будет трудно.

— Давайте! Давайте! — выкрикивал Таура. — Поворачивайте на запад и прорывайтесь через людей.

Он и сам свернул, побуждая и других, скакавших сбоку от него, повернуть с ним вместе, а затем повел их с невероятной скоростью. Остальные последовали за ним.

Люди, ехавшие сзади, немедленно поскакали туда же, стараясь опередить лошадей, а те, кто находился сбоку, усилили крики и щелканье кнутом.

Таура мчался навстречу людям стремительно, как, вероятно, никогда прежде, и слышал тяжелый топот множества лошадей рядом с собой. Но люди уже неслись наперерез, их было столько, что казалось, между ними нет никакого просвета.

Таура внезапно издал крик, подавая знак мчавшимся лошадям, и врезался на полном ходу в одного из всадников на небольшой темно-каштановой лошади и вышиб того из седла. И тут же получил ослепляющий удар кнутом по глазам, и хотя ему удалось избавиться от одного, к нему бросилось, казалось, человек двадцать. В полном отчаянии, ощутив неуверенность лошадей позади себя, он снова бросился в атаку, но тут же защелкали кнуты и полетели две веревки, и он понял, что люди хотят поймать его больше, чем любого другого брамби, именно его и Лубру, раз уж пропала Золотинка. Он увернулся от еще одной летящей веревки, чуть не поймавшей его, и увидел, что вся масса лошадей уже повернула.

На миг его охватило отчаяние, но тут же возникла надежда. Он бежал сейчас прямо к длинной изгороди, а не вдоль, а значит, он мог перепрыгнуть через нее. На той стороне — ущелье… все-таки есть шанс.

Таура опять был почти во главе бегущих, хотя и старался не оказаться впереди всех, старался, чтобы его почти белую шкуру хотя бы отчасти прикрывали безумно мчавшиеся гнедые, бурые, черные, каштановые. В воздухе стоял густой запах праха. Он должен сохранять спокойствие. Впереди маячила загородка. Передние лошади увидели ее и старались замедлить бег, а люди старались завернуть толпу, чтобы лошади не врезались в изгородь и, сломав, не рухнули в глубокое ущелье.