Несостоявшийся кавалер так и остался лежать на мостовой, а девушка поспешила вперед.

Но вот, наконец, и обиталище Драконоборца.

Храм, находившийся на склоне Парнасской гряды, представлял собой даже не одно здание, а целый комплекс сооружений.

Поди тут разберись, куда именно ей нужно.

Собственно, само древнее святилище, у которого они побывали нынешним утром, не производило большого впечатления и терялось на фоне более новых построек.

Скользнула взглядом по надписи, украшающей вход в храм: «Познай самого себя».

Хорошо бы, но нет времени.

Достала план, купленный ею в книжной лавке за два сестерция, и справилась с ним, где она находится.

Так, что здесь у нас?

Амфитеатр. Ага, вот он, по правую руку.

Святилища Посейдона и Диониса. Тоже на месте.

Булевтерий и какой-то «Пританей». Святой Симаргл, кто бы подсказал бедной воительнице, что оно такое?

Сокровищницы.

Ой, матушка моя Сэйра. И сколько же их тут!

Коринфян, афинян, аканфян, книдян, эолийцев, киренцев, фиванцев, потидейцев (это ж где, интересно, такие живут), римлян, тартесситов, сикионцев, сифнийцев, александрийцев.

Вот, наконец! Покои царя Мидаса.

Быстрая пробежка по одной из боковых улочек, несколько осторожных шагов.

Вот и дверь, запертая на замок. Да не простой, а с секретом. Нужно повернуть ручку определенным образом, и тогда откроется.

Но зря, что ли, ее обучали обращаться с замками?

Девушка покрутила ручку. Та не поддалась. Снова нажала на ручку и покрутила ее. Опять никакого результата.

– Задница Анубиса! – прошипела она.

И словно в ответ замок щелкнул.

– Эй, Ясон, ты слышал?

Орландина затаила дыхание. Проклятые вегилы. И не спится же им.

– Нет.

– А мне показалось, что-то звякнуло.

– Не-е, Тесей! – Звеня доспехом, страж проковылял мимо сокровищницы. – Это лисы, наверное. Аль мыши, может быть… Извести бы их, чтоб спать не мешали…

– Ты это только отцу Феофилу не ляпни, дурень! Забыл, что мышка – священная скотинка Аполлона, кормильца нашего…

Голоса удалились.

Орландина облегченно перевела дыхание, но, сообразив, что некогда расслабляться, осторожно отворила дверь.

Быстро шмыгнула внутрь и осмотрелась по сторонам.

Лунный свет, проникающий сквозь потолочные окошки, освещал интерьер Мидасовых покоев.

У дальней стены находились два массивных серебряных треножника. У северной стены стояли в ряд не сколько мраморных лавок, покрытых узорчатыми персидскими, а может, армянскими коврами.

Еще тут стояло изображение Аполлона. Вернее, Аполлона и Мидаса.

Высеченный из черного мрамора обнаженный бог дергал за уши в священном ужасе скорчившегося у его ног толстяка, в отличие от Аполлона, выполненного из белого мрамора. Уши были длинными, с кисточками на острых концах.

«Совсем как у Стира», – подумала Орландина. Да и вообще вытянутое и глупое лицо Мидаса напоминало ослиную морду заколдованного поэта.

Девушка горько усмехнулась.

Вот бы ее приятеля сюда привести. Возгордился бы, наверное, нос задрал. Дескать, храм в его честь.

Вдруг послышался приглушенный стук, словно что-то ударило в стену. За стуком последовало тихое шуршание. Затем все стихло.

У Орландины замерло сердце. Стараясь сохранить спокойствие, застыла в ожидании.

Больше никаких подозрительных звуков не последовало, и постепенно ее сердце забилось в нормальном ритме. Дыхание выровнялось, руки перестали дрожать.

«Наверное, крыса», – подумала она вслед за стражниками.

Ну, вот она в этой самой сокровищнице. И что дальше?

Скрестила руки на груди и начала делать то, что делала всегда, когда сердилась или была в отчаянии, – расхаживать по помещению.

Вперед-назад, десять шагов вперед, десять назад. Вперед-назад. Вперед-назад…

Шаги приглушала дорожка, лежащая вдоль стены.

Она даже представила себя жрицей Сребролукого – важной, богатой.

«Ласка, прекрати! – услышала, словно вживую, голос Ториквали. – Ты фести себя как последняя думкопф».

А потом вдруг в тишине ночи послышался звук скрежещущего о камень камня.

Одна из мраморных плит, облицовывавших стену, отодвинулась в сторону.

Девушка скользнула под ближайшую скамью, прикрытую мягким, ниспадающим до пола ковром, и затаилась.

Кто-то забрался в покои и замер, прислушиваясь.

– Никого нет, – сообщил кому-то.

– Но я могу поклясться, что слышал какой-то шорох.

– Дык елы-палы, крысы…

«Дались вам эти крысы», – подумала Орландина, стараясь как можно глубже забиться в угол.

Неужели это те, кто должен ей помочь? И именно на встречу с ними ее прислала сюда базарная прорицательница?

Но тогда почему все в ней противится мысли объявиться перед странными посетителями Мидасовых покоев?

На территорию храма Гавейн и Парсифаль прошли под видом несчастных бродяг. Двоюродных братьев-купцов, ограбленных пиратами под Патрами и лишившихся всего имущества, кроме горстки ауреусов, на которые они хотели попросить совета у Аполлона, как им быть дальше.

История, прямо сказать, шитая белыми нитками.

Но простат, поскольку они не претендовали на услуги оракула, а хотели всего-то переночевать где-нибудь поблизости от святилища, оказался к ним благосклонен.

Да и выглядели «братья» безобидно и жалко.

Повязки, пластыри из пихтовой смолы-живицы, синяки, шишки, рваная, кое-как чиненная одежда.

Ну, ни дать ни взять жертвы страшных морских разбойников.

Оба «круглых рыцаря», хотя и чуток поуспокоились, но по-прежнему были готовы поубивать друг друга. Настроение портила ноющая боль – встреча с земледельцами закончилась позорным отступлением.

В довершение всего из-за этой проклятой драки они не попали на обусловленную встречу.

Когда же, нарушив все правила конспирации, парочка заявилась домой к нужному человеку, тот не стал слушать объяснений, и хотя и взял письма, но сказал, что раз парни сами нарушили оговоренные правила из-за своих противоестественных наклонностей, то пусть выкручиваются, как знают (и откуда только узнал, подлюга, о потасовке и ее причинах?).

В виде особой милости дельфиец лишь указал им расположение потайного хода в сокровищницу царя Мидаса и настоятельно попросил забыть дорогу, по которой они к нему пришли. Отныне он будет разговаривать лишь с Ланселатом.

Но, слава богам, они сумели благополучно справиться с задачей.

Орудуя фальшивыми костылями, как рычагами, вояки приподняли каменную плиту, в которую было вделано подножие правого треножника, и, пока готовый лопнуть от натуги Гавейн удерживал тяжесть, Парсифаль ловко закатил под мраморный прямоугольник шарик, врученный им командором.

Затем, хихикая над сипящим и кашляющим бородачом, никак не могущим прийти в себя, блондин принялся укладывать в сумку лампады, курильницы и чаши.

Пару сотен денариев за этакую древность можно выручить. Хотя и опасно. Уж больно приметные вещички.

– Ой, посмотри! – прыснул блондинчик. – Умора и только!

Протянул сослуживцу серебряный слиток странной формы.

Гавейн взял его в руки, поднес прямо к носу и вдруг, грязно выругавшись, швырнул кусок серебра в Парсифаля.

– Ты чего, придурок?! – еле увернулся юноша. – Снова начинаешь?

– А ты чего? – набычился крепыш. – Специально дразнишься? Откуда взял осла? С собой принес?

– Делать мне больше нечего, – пожал плечами Перси.

Гавейн принялся лихорадочно обшаривать помещение. Грабить так грабить!

– Ну, чего, пошли, что ли?

– Нет уж! – вдруг прошипел бородач. – Я теперь отсюда так просто не уйду! Мне, может, тоже хочется отвести душеньку! Чем я его хуже?

С возмущением ткнул в золотого Лучника и стал карабкаться в нишу.

– Вот погоди ужо! Сейчас доберусь до твоего венца! Мало не покажется!! Парсифаль, а ну-ка, помоги!

Из-под скамьи Орландине почти ничего не было видно.