Из всей их компании без награды остался лишь Вареникс.

Но лесной князь куда-то запропал на следующий же день после их прибытия в Александрию. Наверное, подался к себе домой, в Куявию. Хотя, конечно, мог бы и попрощаться перед расставанием. Но что с них возьмешь, с представителей Малых Народцев. Их души – настоящие потемки для людей…

Да, все бы хорошо, если бы не Стир.

Он по-прежнему был в ослиной шкуре.

Несчастный рапсод в разгар всеобщего веселья находился в глубочайшем трауре.

– Видать, я чем-то до того прогневал Аполлона, что он не захотел вернуть мне прежний облик, – убивался поэт. – Хоть и было обещано…

И прятался от позора в самом темном углу императорских конюшен.

Как раз туда сейчас и спускалась пробудившаяся ото сна Орландина.

Отчего так, почему ей захотелось увидеть бедного Стира Максимуса, она и сама не могла объяснить толком.

Так бывает. Заболит, заноет о ком-то душа, да так, что в сей же миг захочется оказаться с ним рядом, убедиться, что все в порядке.

Подойдя к стойлу, где был с особым почетом устроен серебряный осел, девушка посветила себе факелом.

Поначалу показалось, что там никого нет.

Куда же это мог подеваться их приятель? Или тоже втихомолку, как и леший, решил сбежать, чтобы больше не быть обузой сестрам в их возвращении к родным пенатам?

Не похоже это на Стира. Он обычно всех окружающих заставляет проникаться своими проблемами и улаживать их.

А что это там, в уголке? Или… кто?…

На подстилке, свернувшись калачиком, прикорнул… обнаженный юноша.

Кого ж это угораздило, напившись до такого состояния, прийти в конюшни и свалиться замертво в ослином стойле? И куда он подевал хозяина, бессовестный? Выжил бедную животину с законного места!

Раздосадованная девушка влетела за ограду, приготовившись излить на парня всю накопившуюся досаду.

Подскочив к спящему, она поднесла к его лицу факел.

Капля раскаленного масла сорвалась и упала на плечо юноши, заставив того громко вскрикнуть и пробудиться.

Молодой человек сел и принялся тереть руками заспанные глаза, продолжая ругаться на чем свет стоит.

А Орландина застыла, пораженная увиденным.

Изрядно похудевший от всего пережитого и, вероятно, от этого же немного изменившийся (надо признать, в лучшую сторону), перед ней сидел… Стир Максимус собственной персоной.

Точно такой, каким она его видела в тех своих чудных снах.

Юноша наконец перестал браниться и обратил на нее внимание. Широко раскрыл глаза.

– Ой, привет, Ласка! Ой! – тут же повторил он, прикрывая обеими руками срам. – А как я сюда попал?

Поэт неотрывно смотрел на Орландину.

– Да понимаешь, какое дело… – запинаясь, начала она. – Ты… заболел, долго был без памяти… А ты совсем ничего не помнишь?

– Нет, – помотал он головой. – Вот заснул в лесу, аккурат, когда из Тартесса убегал, а проснулся вот тут… А что со мной было?

Орландина возблагодарила богов или кого-то еще, кто вернул Стиру человеческий облик. Они, попутно, лишили его памяти обо всем, что с ним было.

Но потом эта мысль куда-то пропала, потому как амазонка вдруг поняла, что означает его взгляд.

Ну как она могла этого не понимать? Не понимать, что испытывает к ней этот парень, что значат его взгляды, выражение светлой тоски и ожидания на его лице…

Он ведь любит ее! Любит с того самого дня, когда они увиделись?!

На обдумывание того, что ей теперь делать, она потратила, как и положено солдату, не так много времени.

– Значит, друг, что я тебе хочу сказать. – Внешне она старалась держаться как можно более независимо, но в душе ощущала предательское волнение, еле-еле не прорывавшееся дрожью в голосе. – Ты был… болен, но теперь здоров, ну и ладно. Такие дела. Тут у моей сестры на днях свадьба намечается, и я тебя приглашаю. Заодно и выздоровление твое отметим. – Сделала паузу. – А второе… Ты не против составить мне компанию в одном путешествии?