Оенико покашлял, безуспешно пытаясь изобразить смущение.

   – Ну, если ты сам предложил, грех отказываться… Яо в месяц, думаю, должно хватить.

   – Яо? А что так скромно? У меня витязи почти столько же получают. Так то ж витязи, элитный отряд, а тут речь о персональном мальчике на побегушках идёт… Уверен, что одного яо в месяц хватит?

   – Не хочешь, не давай, - зыркнул здоровым глазом Оенико и споро покидал в сахарницу свой небогатый скарб.

   Я молча выругался и вынул из кармана кошель.

   – Вот. - Отсчитал десяток увесистых монет и сложил их стопочкой посреди стола. - И если ты и в этот раз не наймёшь себе в помощники какого-нибудь пацана, больше не дам ни чешуи. Весенней бурей клянусь.

   Подождал, пока старик спрячет всё награбл… честно заработанное обратно в буфет,и уже после этого напомнил об изначальной цели своего визита.

   – Ну, а теперь, когда вопрос добровольной финансовой помощи закрыт по всем фронтам, могу я услышать чтo-то полезное о так называемой родне своей жены?

   Хитрец Оенико стёр ладонью довольную усмешку, велел:

   – Записывай. Росту, стало быть, невысокого. Чёрный, сиречь брунет, но тут вот, – провёл пальцами по левому виску, - седые пряди. Хотя сам не cтарый,твоего веку, как по мне… Росту они c племянницей одного, а вот пацан их, Иу, маломерок. Явно, в другую породу…

   – Про пацана не надо, - оборвал я. - Этого я видел. Про сестрицу можешь что-то сказать?

   – Сиськи у неё – мечта. Да и не только сиськи. Она сама вся такая ладненькая, кругленькая хохотушка. Ох, каб не мои годы, я б эту Мэки к забору б с визгом прижал, да помацал бы за мягкое да за тёплое.

   – Что? - не веря своим ушам, переспросил я.

   – Помацал бы, - с удовольствием повторил Оенико.

   – Кого помацал? - начал терять терпение я. – Как её зовут, хохотушку эту круглую? Мэки?

   – Ну.

   – Совсем страх потеряли, – пробормотал я, поражаясь наглости Синеглазки. И как это она ко мне в дом только горничную притащила, а не всю свою разношёрстную родню?

   – Кто?

   Хлопнув себя по коленям, я с решительным видом поднялся на ноги и сообщил:

   – Неважно, кто. Брока я забираю с собой.

   – Так ить… – Оенико смущённо поскрёб небритую щёку и замялся, поглядывая на питомца моей Синеглазки.

   – Что ещё? – начиная раздражаться, спросил я.

   – Да так оно ничего… Клетка вот только дорогая. Я её намедни за семь зoлотых купил… – Я так зыркнул на старика, что тот резко перестал мямлить, взбодрился и благодушно выдал:

   – Бери, коли надо. Я за наём много не возьму…

   Утреннее солнце ударило мне по глазам неожиданно ярким лучом,и это спасло Оенико от жестокой расправы. Клянусь, я уже готов был у старого сквалыги изъять сахарницу вместе с её содержимым. В назидание за наглость, так сказать.

   Однако рассвет напомнил, что у меня есть дела поважнее: например, завтрак с Синеглазкой. Я велел Кривому никому не рассказывать о нашем разговоре и передать Бесу, что брок по кличке Зверь пока не объявлялся и, прихватив клетку, поспешил на Каменную улицу, где в одном из казённых домов жил Най Морай по кличке Орешек, никому другому я родню своей Синеглазки доверить не мог.

   У стражмистра задержался не надолго, всё-таки Морай не зря занимает своё место. Моему раннему визиту он не удивился, выслушал внимательно, сделал несколько пометок в небольшом свитке, который всегда держал за отворотом левого рукава, и лишь уточнил напоследок:

   – Результаты эмир, как я понимаю, надеется увидеть уже сегодня?

   – Ещё вчера, - кивнул я,и мы распрощались.

   Орешек теперь займётся поисками Синеглазкиных – а теперь уже и моих! – членов семьи, и я не сомневался, что при наличии той информации, которая у него теперь есть, он справится очень быстро. А я...

   Α я пока позавтракаю с женой.

   Взлетев по ступенькам крыльца, я распахнул двери и тотчас наткнулся взглядом на новое лицо. Я смотрю, за время моего отсутствия в доме появился не только повар и дворецкий, но и швейцар. Не на шутку расстроившийся из-за того, что не успел открыть двери хозяину.

   – Амира уже проснулась?

   – Полагаю, что да, - вместо него ответил выступивший из тени гардероба Ой. - Я видел, как Мэки поднималась наверх с утренним напитком. Амира предпочитает перед завтраком выпивать стакан ледяной воды с капелькой сока...

   Махнул рукой, перебивая и раздражаясь из-за того, что посторонний мужик, пусть и слуга, знает о привычках моей жены больше, чем я сам.

   – Передай, что я буду ждать её в саду.

   Ой кивнул, скользнул заинтересованным взглядом по клетке, которую я всё ещё держал в руке, но сумел совладать с собственным любопытством и не проронил ни единого лишнего звука.

   – Это подарок, - сжалился я над ним. – Сюрприз для амиры. И до поры, ей ничего о нём не нужно знать. Могу я на тебя рассчитывать?

   Ой заглянул в клетку и с сомнением в голосе заметил:

   – Не в моих правилах критиковать ваши решения, эмир, но не лучше ли будет подарить амире детёныша? Я могу сам сходить на ферму и выбрать какого-нибудь, посимпатичнее, помоложе и... со всеми лапами.

   – Не стоит беспокойства. Вот увидишь, моя супруга придёт в восторг именно от этого зверя.

   Новоиспечённый дворецкий скорбно опустил очи долу и обронил:

   – Надо садовнику сказать, чтоб начал делать запруду.

   – У нас теперь и садовник есть?

   Οй неoпределённо поиграл бровями и признался:

   – Гудрун считает, что негоже дворецкому ходить со следами земли под ногтями. Иначе я бы...

   – Всё хорoшо, – оборвал я его оправдания. – Ты меня не так понял. Спасибо. Лучше вас с Гудрун о моём доме никто бы не смог позаботится. И да, пусть садовник начинает строить запруду.

   Улыбнулся, внезапно поймав себя на мысли, что не будь в моём саду небольшого прудика с ленивыми жирными карфами, велел бы его вырыть в кратчайшие сроки. Посмешил бы народ.

   – Я жду амиру в беседке. И скажи Гудрун, что мы обойдёмся без прислуги.

   Тенистая прохлада сада была заполнена пением птиц и шелестом листьев,и лишь с той стороны, где располагались привередливые юсари, слышался недовольный шёпот.

   – Всё ещё обижаетесь, что я отправил вас в ссылку? - спросил я, любуясь яркими цветами. Ответа я, конечно, не ожидал, это растение было лишь условно разумным,и я скорее бы нашёл общий язык с броком. Наверное сказывалась усталость, недосып и внезапные волнительные открытия этого утра. Иначе с чего бы мне разговаривать с кустами?

   – Зато у вас будет прекрасная возможность реабилитироваться. Я вам даже оранжерею построю. Где-нибудь возле запруды. При условии, что будете вести себя прилично.

   Или, если уж быть до конца честным и вспомнить, в чьих покоях до своей «ссылки» жили юсари, неприлично. Собираюсь до пунцoвых щёк засмущать сегодня Синеглазку. И не только болтовнёй цветов.

   Зажмурился от сладкой тяжести в паху и шумно выдохнул.

   Свободу она не хочет, видите ли,терять... Я не дурак и не деспот, не в отношении собственной жены, прекрасно понимаю, что такие пташки, как моя Синеглазка, в неволе не живут. Сам неволить не стану и никому другому не позволю. А вот cвыкнутьcя с мыслью, что с недавних пор свобода идёт лишь в одном комплекте со мной, помогу.

   И подожду, сколько надо, хотя, если откровенно, терпение уже ни к чёрту, oсобенно после вчерашнего.

   Такая отзывчивая, такая яркая и стремительная в своей страсти, как пробудившийся вулкан, как горная река, как родниковая вода в жаркий полдень – пленительно-сладкая, не оторваться.

   – С добрым утром! Давно ждёшь?

   Я оглянулся на дрожащий хрустальным колокольчиком голос и застыл, любуясь Синеглазкой. На свежем лице ни следа красок и косметики, отросшие волосы сколоты заколкой, платье самое простое, то ли зелёное, то ли синее. Симпатичное, наверное. Точно симпатичное, потому что мне немедленно захотелось его с Синеглазки содрать.