— И что за меры?

— Обычная просветительская работа по мерам санитарии среди крестьян!

— Да. А теперь ещё и к бурам едут. Их спасать от англичан.

— Гм! Просто ангелы какие-то… — хмыкнул Пашутин.

Чем ближе становился момент начала путешествия в Трансвааль, тем больше приходилось Василию носиться по Питеру. Внезапно оказалось, что начато очень много дел, очень много проектов, которые либо требуют контроля, либо «волшебного пенделя» для исполнителей.

Если в области производства медикаментов — тут где-то как-то было всё отлажено, несмотря на все трудности, то в области, например, новейших по тем временам исследований, их организации, как говорится, «конь не валялся».

Первая проблема была в том, что наблюдался явный дефицит на руководителей исследований достаточно высокого уровня. И проблема упиралась во всё то же малое количество вообще как и учёных с инженерами, так и в количество выпускаемых гимназиями грамотных людей, а тем более в количество выпускников высших учебных заведений. Не всякая семья и не всякий молодой человек мог себе позволить закончить гимназию и, тем более, высшее учебное заведение. Барьеры были как сословные, так и чисто денежные.

А так было бы очень хорошо: сделал лабораторию, киданул финансирование — и всё пошло-поехало. Как в дурных АИшках часто описывается. Да и боязно было просто так «кидать бабло» на что-либо, без серьёзного контроля. А контроль — либо сам, либо кто-то. А эти «кто-то» кто был бы грамотным и честным опять в бешеном дефиците.

Василий начал понимать большевиков и их проблемы в первые пятилетки. Ведь поднимать всё приходилось не дожидаясь тех благостных времён, когда грамотных инженеров и руководителей станет в достатке. А из того, что было прямо здесь и сейчас. А в изобилии известно что всегда есть — дураки. И чтобы эти дураки перестали бы быть теми самыми опять нужно прилагать и усилия, и тратить много времени. А для того и другого опять надо было достаточное количество грамотных преподавателей и руководителей. Словом — проблема закольцевалась.

Потому-то в первые пятилетки и сидели сплошь и рядом на руководящих постах самодуры и тупицы, главное достоинство которых была харизма (и то не у всех), а также «понимание политики партии и правительства». Способные только орать на подчинённых и стучать кулаками по головам и столу.

Да, дурак на руководстве — паллиатив. Если совсем уж некого ставить. Но… не хотелось бы повторяться.

Василию хотелось, чтобы изначально всё было «тип-топ» и «по науке». Однако не получалось. Поэтому приходилось мириться с тем, что реально тянуть, по причине вышеупомянутых дефицитов, можно было очень мало чего. Но даже это «мало чего» доставляло кучу забот и головной боли.

Случались и светлые моменты.

Тот же «раскопанный» Григорием оружейник Фёдоров.

Вот кому нужно было только денег дать, чтобы всё стало на свои места! Яркий талант организатора — в наличии. Он как-то сам сумел быстро собрать и мастеров, и оборудование в рамках выделенных средств. И сейчас тихонько ваял разные «нехорошие машинки».

Да, братья его просветили насчёт некоторых выводов, что он рано или поздно сам получит в процессе своих разработок. В частности, по необходимости для будущего автоматического карабина введения «промежуточного» патрона. И сейчас у него там работа кипела.

Примерно также было и с группами Менделеева и И.П. Павлова.

Но с другими было хуже. Энтузиастов — много. А опыта и реальных знаний — мало. Так что КПД даже изобильного финансирования там был бы очень и очень низкий.

С другой стороны, энтузиасты учатся. На своих ошибках. Набивая шишки, запарывая опытные образцы. Как то, например, было с инженерами, осваивающими двигателестроение. И, прежде всего, для родной авиации.

Там каждый движок получался чуть ли не штучным. Но… выходило. Со скрипом, стуком-грюком и скрежетом, с кучей металлолома, в который превращались неудачные экспериментальные образцы на испытательных стендах, но дело двигалось.

Тем не менее, рано или поздно, но должна была всплыть древняя максима: «Хочешь, чтобы дело было сделано хорошо — сделай сам!». У Василия, появилась рано. Слишком уж удручающее впечатление производили на него и знания, и «производственная дисциплина», а, главное, наличное количество (крайне малое) грамотных энтузиастов.

Может от обиды на несправедливость судьбы, может просто злость на медленный прогресс (как ему виделся), но все эти неприятности подвигли Василия на попытки посмотреть на всё с совершенно иной стороны. И нестандартной.

Его мысли снова вернулись к возможностям яхты.

Да, хотелось на голове волосья рвать за то, что изначально в неё не встроил хотя бы по минимуму, что-то производящее «на вынос». То, что яхта собирала и фильтровала прямо из окружающей среды разные полезные ништяки, в виде золота или чего-то там, оно, даже тогда, на стадии техзадания, казалось излишним. Однако было встроено. И что-то, в крайнем случае, можно было получить. Хоть и в небольших количествах, как то золото или ещё чего, что фильтровалось прямо из воды, но можно. В виде отдельных, сверхчистых элементов.

И вот тут, когда Василий вспомнил об этом качестве — сверхчистоте получаемых элементов — он подпрыгнул.

«Так! Стоп! Яхта делает алмазы. Я сам её на это проектировал. Но ведь углерод мало отличается от своего „родственника“ — кремния. — начал рассуждать Василий. — Есть контейнер для засыпки исходного материала для переработки. Точнее разделения на элементы. Я могу задать и форму выпуска и вообще конкретный материал. А что если?!!»

Василий кинулся на яхту.

Там быстренько залез в спецификации, которые он ранее, казалось бы вдоль и поперек изучил, и начал их перелопачивать обмозговывая с совершенно иной стороны.

Очень скоро выяснилось, что сделать кристалл чистого кремния, без дислокаций, да ещё размерами до двухсот миллиметров в диаметре, яхта не просто может. А может ещё и нарезать сей кристалл нужными дольками. Василий издал рёв торжествующего бабуина.

Группа специалистов, сформированная вокруг изобретателя радио Попова, еле-еле освоила производство радиоламп, а также прочих необходимых радиодеталей. Даже с подробнейшими описаниями тонкостей технологий — вышло далеко не гладко и далеко не сразу.

Тоже, как и авиадвигатели, пока что каждую лампу делали чуть ли не индивидуально. Тем не менее, уже намечалось хоть какое-то, но массовое производство. Вона — радиопередатчики, хоть и жутко тяжёлые, но сделали. Работают. Запчастями для ремонта обеспечили. Даже одного героя из университетских лаборантов заагитировали ехать с армией в Трансвааль. Как спеца по ремонту «спецтехники». Дело пошло!

Но…

Василий представил вой, который поднимется среди и так зашивающихся спецов, когда он им «в клювике» донесёт «новые технологии» по производству полупроводниковых диодов, транзисторов и… в перспективе микросхем.

Да, по началу, народ взовьётся. Будут дикие восторги по поводу открывающихся перспектив. Но когда они начнут прикидывать, что надо сделать, чтобы освоить эти технологии, начать хотя бы то самое штучное производство… Да в условиях, когда на загривке сидят такие «толстые» заказчики на радиостанции как Флот… Вот тут-то и будут шок и визги отчаяния.

Да. Спецов даже на элементарное производство не хватает. А на то, чтобы ещё освоением совершенно нового заняться — тут вообще швах!

И, тем не менее…

Василий знал, из публикаций своего мира — 21 века — что есть возможность сделать мелкосерийное производство тех же микросхем «на отдельно взятой кухне».

«На кухне» — это, конечно, слишком уж «пушисто» сказано, но действительно: вся «поточная линия» по производству микросхем может уместиться в одной, отдельно взятой комнате. И не очень большой. Технологии известны.

Отработать… Оп-па!

Тут Василий чуть не впал снова в мрачный пессимизм. Но потом подумал: «А и хрен ли?! Ну будут тут осваивать по кусочкам сию технологию, лет двадцать. Ну будут собирать те герметичные боксы с оборудованием, с привлечением ювелиров из ювелирной мастерской… И что? Ведь смастрячат! К тому времени и революция подоспеет».