— Вот именно за это я вас и арестовываю! — с апломбом заявил Котовский. А это был именно он — Григорий Иванович Котовский. Командующий Разведывательно-Диверсионной группой Русского Корпуса в Трансваале. А то, что он говорил с генералом Метуэном на чистейшем и аристократичнейшем Йоркширском диалекте, ещё больше сбивало с толку.
— Что-о?!! Какая к чертям причина?!!
Даже в диком бредовом сне, после грандиознейшей попойки, Метуэну не могло присниться то, что творилось сейчас с ним и наяву.
— Ну… во-первых, за попытку мошенничества, так как вы находитесь не на территории Великобритании, а на территории Республик Трансвааль и Оранжевая, — начал с невозмутимым видом загибать пальцы Котовский. Он всегда любил поиграть на публику, а тут и время, и место, и аудитория. Тем более, что он только что почувствовал: «Вершится История!». А раз так, то нельзя ударить в грязь лицом. Надо Сыграть! И он Играл.
— Во-вторых, вы арестованы за… бандитизм! Вы совершили вооружённое нападение на мирных буров, находящихся НА СВОЕЙ ТЕРРИТОРИИ и устроивших бивак на Магерсфонтейнском холме. Будете отрицать?
Метуэн от такой наглости и напора уже совсем потерялся. И пока он ловил ртом воздух, Котовский продолжил, аккуратно загибая следующие пальцы.
— В-третьих, вы арестованы за преступления против человечности, а в четвёртых за… за незаконный выгул своих животных в полях Трансвааля! — последнее он выговорил скороговоркой, как нечто уж совершенно дикое и непотребное.
— За какой такой незаконный выгул?!! — ещё больше изумился Метуэн. Хотя казалось бы, куда ещё больше изумляться?
— Вот! — многозначительно подняв палец к небу, важно заключил Котовский. — По третьему пункту у вас возражений нет. И этого более чем достаточно для международного трибунала!
— Какой международный трибунал?!! Какие такие преступления против человечности?!! — Метуэна аж трясти начало, так как абсурдность ситуации и дикость обвинений натурально сводила его с ума.
— Вы спрашиваете, какие преступления против человечности вам вменяются? — постепенно входя в раж продолжил Котовский.
— Вы организовали на территории Трансвааля и Оранжевой республики концентрационные лагеря по уничтожению мирного населения этих республик! Уничтожению женщин и детей! Настоящие фабрики смерти, где люди умирали в нечеловеческих условиях, испытывая нечеловеческие страдания без пищи и воды! На жаре! В открытом поле! Тысячи погибших женщин! Десятки тысяч погибших детей! Кто-то за эти злодеяния должен ответить!
— Что-о?!!
— Вы думали, что это вам сойдёт с рук?! — продолжал витийствовать Котовский. — Не дождётесь! Комиссия, состоящая из лучших представителей Европейской интеллектуальной мысли…
«Во загибает! — думал, стоя в сторонке и наблюдая за этим бесплатным цирком, поручик Ганецкий. — Это какие такие „лучшие представители“? Уж не те ли журналисты, что целым табуном следуют за корпусом Эсторского?»
Ганецкий припомнил, как эта шумная братия чуть ли не за шкирку притащила к концлагерю, организованному в Кимберли, других журналистов — из пленных англичан.
«Там ещё был такой, петушистый джентльмен из английской пишущей братии, в военной форме — Уинстон Черчилль, — припомнил поручик. — Так этот щелкопёр даже с кулаками бросился на вошедшего в раж и сыплющего проклятиями в адрес Британии француза — Луи Буссенара. Весьма, надо отметить, знаменитого писателя».
Ганецкому лично пришлось разнимать эту драку.
Впрочем, англичанин изрядно уронил своё достоинство тем, что кинулся на человека изрядно в летах. Впрочем и Буссенар тоже хорош — такими словами заложить Владычицу Морей! Да! Цветисто и зло. Хотя и повод был: то, что увидели в концлагере журналисты, изрядно всех шокировало. Особенно длинное кладбище детей, умерших от невыносимых условий содержания.
— …Комиссия, состоящая из лучших представителей Европейской интеллектуальной мысли, — чеканя слова меж тем продолжал Котовский, — уже приступила к работе и успела задокументировать большую часть преступлений английской военщины!
«А вот это уже из лексикона полковника Руматы. — отметил Ганецкий. — Явно у него позаимствовано. Также как и вообще „фабрика смерти“ и ему подобные обороты речи».
— Вы не имеете права! — бросил совершенно сбитый с толку Метуэн.
— Имею! — не поведя и бровью, спокойно ответил Котовский. — И это право мне дали… Президент Трансвааля Пауль Крюгер и… «Товарищ Маузер»!
А чтобы было совсем понятно о чём речь, Котовский и показал, сунув под нос генералу хорошо начищенный, пахнувший оружейной смазкой пистолет «Mauser С96». Теперь-то и понял Метуэн, что скрывала деревянная кобура на боку этого странного кавалерийского офицера.
— Они все сумасшедшие! — чуть придя в себя, выдавил из себя Метуэн, когда всем офицерам штаба вязали руки за спину. Его недавние, а теперь уже бывшие подчинённые, были полностью согласны и повиновались русским безропотно. Да и шок от внезапного пленения был велик.
— И зачем вы несли эту дичь?!!! — тихо, чтобы не слышали окружающие, спросил Ганецкий у Котовского, когда арестованных увели.
Котовский неопределённо пожал плечами.
— Чтобы ошеломить. Чтобы они ошалели и не оказали какого-либо сопротивления.
— И для этого надо было нести такую ахинею? — также полушёпотом, обалдело спросил поручик.
— Да так… я сам был в некотором ошалении от того, что всё прошло ТАК легко и просто… Зашли. Взяли всех — и на цугундер!
— Так вы это… что, на… ошалении?!
— Нет. Точнее было бы сказать «на кураже»! — наконец нашёлся Котовский.
Вскоре сражающиеся против буров войска «узнали», что им в тыл зашла «пятитысячная армия с пулемётами и пушками, кавалерией и пехотой». Что штаб во главе с генералом Метуэном давно уже пленён, и «сопротивление бесполезно».
Косвенно это подтверждалось захватом батареи и цепочкой «тачанок» с пулемётами стоящими в тылу англичан. А чтобы у них не было никаких сомнений, эта самая батарея ещё и обстреляла позиции измордованных бурами английских полков.
Весть о пленении Метуэна также вскоре подтвердилась, и перед изумлёнными до глубины души бурами, уже изготовившимися броситься в окончательную атаку, чтобы разгромить и так сильно потрёпанные войска англичан, вдруг появляются парламентёры под белым флагом… СДАВАТЬСЯ!
А что? Котовский был позёром по жизни. А тут — такая СЦЕНА! Сцена Истории! Вот он и «сплясал».
Под Магерсфонтейном, генерал Метуэн повторил судьбу другого военачальника — ещё турецкого и ещё аж начала девятнадцатого столетия. И против того турка — Ахмет-бея, — воевал Михаил Илларионович Кутузов.
У Ахмет-бея было много войск и вооружений. В разы больше, чем у Кутузова. И когда Ахмет-бей со своей армией подошёл к стенам крепости Рущук, которую перед этим захватили войска Кутузова, русский генерал, дав бой под его стенами, оставил крепость и ушёл за Дунай.
Ахмет-бей поверил, что он победитель. Ясное дело, ему это нравилось — считать себя победителем. И как победитель он объяснил уход Кутузова слабостью русских, их большими потерями, недостатком боеприпасов и продовольствия. Но гнаться за «слабым противником» не очень спешил. То ли его предчувствия мучили, то ли действительно обстановочка в эту войну была хреновенькая.
Наконец, таки решившись, он начинает переправу на тот берег.
Наблюдая за переправляющимся через Дунай неприятелем, Кутузов сдерживал своих: «Пусть переправляются. Лишь бы переправилось их на наш берег побольше».
Переправилось сорок тысяч. И начали спешно возводить укреплённый лагерь, чтобы оттуда начать наступление.
На противоположном, правом берегу, у них в тылу, расположилась артиллерия. Чтобы в случае нападения русских войск поддержать своих огнём, в то же самое время оставаясь для этих войск недоступными.
Но этот расчёт был грубо порушен.
По приказу Кутузова выше по течению в строгой скрытности на правый берег Дуная переправляется отряд генерала Маркова.
