Джин Кэмерон просто сияет от счастья. Она смотрит на Джеймса, точно новобрачная на молодого мужа. А он смотрит на нее с нежностью, любовью и добротой. Он улыбается.

Но это не имеет значения. Не имеет значения, что они любят друг друга, что они обвенчаются, вернувшись в Канаду. Ничего не имеет значения.

Если не считать того, что это имеет огромное значение.

– Какая я хитрая, что придумала предлог подойти на минутку к Аллану, – улыбнулась Мэдлин, лукаво глядя на полковника Хакстэбля. – Теперь вы только мой.

– Вы, может статься, еще пожалеете о своей хитрости, – сказал он, глядя на нее, словно забавляясь. – Я могу увлечь вас под деревья, Мэдлин, и целовать, и не выпущу вас до тех пор, пока вы не пообещаете выйти за меня замуж.

– Вот как, – отозвалась она, понижая голос до соблазнительного шепота, – это угроза или обещание, сэр?

Он опустил голову и прошептал ей на ухо:

– И то и другое. И оба рассмеялись.

Джейсон замечательно хорош собой, подумала Мэдлин, с этой военной выправкой и светлыми волнистыми волосами. В таких полагается влюбляться без усилий. Может быть, если она очень постарается…

– Джейсон, – сказала Мэдлин, прижимаясь крепче к его руке, – давайте не будем их догонять. Останемся одни.

– С удовольствием, – ответил он. – Жаль только, что у меня нет какой-нибудь темной берлоги. Ваша семья больше ничего не услышала бы о вас сегодня. А может быть, и не только сегодня.

– Я говорю серьезно, – сказала Мэдлин. И посмотрела ему в глаза, отметив его красоту, словно никогда не видела его раньше.

Они медленно и молча шли какое-то время. Пока он не остановился и не повернулся к ней, а она положила руки ему на плечи и выжидающе посмотрела на него.

То был легкий поцелуй. Его руки крепко держали ее за талию, но он не привлек ее к себе.

Но ей этого было недостаточно. Мэдлин сплела руки у него на шее и посмотрела на его губы, когда он поднял голову.

– Джейсон, – прошептала она, – обнимите меня.

Мэдлин прижалась к нему всем телом и запустила пальцы ему в волосы.

– Целуйте меня, целуйте, – отчаянно шептала она, когда губы его скользнули по ее щеке и уху. – Джейсон! – И она еще сильнее прижалась к нему, а его объятия стали более пылкими; ей хотелось раствориться в нем, хотелось, чтобы он вобрал ее в себя.

Когда он наконец отстранил ее от себя, его лицо все еще было очень близко, она коснулась его щеки и сказала чуть слышно:

– Женитесь на мне скорее.

Он внимательно смотрел ей в глаза.

– Что случилось? – спросил он. Мэдлин тихо засмеялась:

– Случилось то, что я пришла в себя и поняла, как сильно мне хочется согласиться на ваше предложение. Почему вы так смотрите на меня? Хмуритесь? Вы уже не хотите жениться на мне?

– Я хочу жениться на вас сейчас и хотел этого весь год, – ответил Джейсон. – Вопрос в том, хотите ли вы выйти за меня?

– Разве я это не доказала? – И Мэдлин снова рассмеялась. – Можем ли мы объявить о нашей помолвке, когда вернемся к остальным? Можем ли мы обвенчаться этим летом?

Джейсон по-прежнему смотрел на нее испытующим взглядом.

– Вы очень несчастный человек, – проговорил он, – верно? Несмотря на сияющие улыбки и ослепительную красоту. Сегодня вы просто взываете о помощи. Я не могу воспользоваться вашим несчастьем, Мэдлин.

Жаркий румянец залил ее шею и щеки.

– Вы отвергаете меня, – сказала она, припадая головой к стволу дерева и пытаясь рассмеяться.

Джейсон покачал головой.

– Нет, – возразил он, – я пытаюсь защитить вас от самой себя. Конечно, я все это знал и раньше. Но я надеялся. Теперь я понимаю, что надеяться мне не на что.

– Вы… – начала она. – Джейсон, вы мне очень дороги. Я действительно хочу выйти за вас замуж.

– Нет, – сказал он, погладив ее по щеке. – Искусительница! Ей показалось, что она превратилась в камень. Мэдлин закрыла глаза.

– Могу ли я помочь вам, Мэдлин? – спросил он. – Иногда это приносит большое облегчение, когда можно поделиться с кем-то своими мыслями.

– Джейсон, – проговорила Мэдлин, не открывая глаз, – мне жаль, мне очень жаль. Мне отчаянно хотелось полюбить вас. Но я была эгоистична. Я использовала вас. Я думала только о себе. Мне ужасно жаль.

Когда он заговорил, в голосе его сквозила ирония.

– Не стоит к вашим прочим тяготам прибавлять еще и вину, – посоветовал он. – Право, не стоит, Мэдлин. Вы знаете, что я не жертва. Я тридцатилетний мужчина, дослужившийся до чина гвардейского полковника. Я знал и понимал вас лучше, чем вы думаете. И я добивался вас, несмотря ни на что. Но я никогда не позволил бы вам обмануть ни себя, ни меня. Если бы вы стали моей женой, это произошло бы потому, что вы действительно этого хотите. Мне никогда не грозила опасность превратиться в вашу жертву.

– Мне жаль, – повторила Мэдлин. – Я бы полюбила вас, если бы могла, Джейсон. Мне так хочется полюбить вас!

– Мне тоже этого хотелось, – сказал он. – Но вы не должны думать, будто разбили мне сердце или разрушили мою жизнь. Наверное, я слишком стар для таких романтических бредней.

Мэдлин беспомощно посмотрела на него и поняла, что она потеряла. И еще она поняла, что вопреки его словам все же причинила ему боль.

– Мне жаль.

– Пойдемте. – Он отступил и предложил ей опереться на его руку. – Осмелюсь заметить, уже пора пить чай.

– Я не могу, – сказала она. – Мне нужно немного побыть одной. Вы не могли бы вернуться без меня, Джейсон?

Он огляделся:

– Хорошо. Только, Мэдлин, вы ведь не собираетесь мучиться из-за меня угрызениями совести? Прошу вас. Ну, улыбнитесь мне. Нам ведь еще придется встретиться на людях.

Мэдлин уныло улыбнулась.

– Я буду улыбаться и веселиться, – пообещала она. – Я сделаю так, что никто не заподозрит, будто бы вы пытались сорвать у меня поцелуй.

– В таком случае они решат, что я форменный недотепа, – с улыбкой проговорил Джейсон.

Никогда в жизни Мэдлин не чувствовала себя так ужасно. Она стояла, прислонившись к дереву, не в силах пошевелиться.

Вдруг она услышала приближающиеся шаги и тут же поняла, чьи они. Мэдлин могла бы убежать. Она могла бы обнаружить свое присутствие, весело улыбнуться, но она стояла на месте и не двигалась, даже когда он обошел вокруг дерева и остановился перед ней: Она молча посмотрела на него.

– Мэдлин! – воскликнул он. – Что случилось?

– На самом деле мне следовало бы остаться в обществе леди Бэкворт, – сказала вдовствующая графиня Эмберли сэру Седрику Харвею, когда они шли по просторной лужайке. – Но просто невыносимо постоянно сидеть на одном месте.

– Да, следовало бы, – отозвался тот. – Вы просто ребенок, Луиза.

Она засмеялась.

– Странно, не правда ли? Человек стареет. Он считает проходящие годы и чувствует, что становится мудрее. Но я не ощущаю себя старой. Пятьдесят два года – не так уж много, не так ли?

– Именно это я и твержу самому себе, – подхватил он. – Хотя если судить по моим седым волосам, это так.

– Ах, они вовсе не седые, Седрик, – сказала графиня и посмотрела на него, склонив голову набок, – они серебряные, дорогой мой. И просто замечательные.

– Когда умерла Энни, – проговорил он, – я считал, что моя жизнь кончена. Это было двадцать два года тому назад. Бедная Энни, она осталась так далеко в прошлом. Я помню ее только по портретам. – И сэр Седрик вздохнул.

– А Эдварда не стало четырнадцать лет тому назад, – промолвила графиня. – Боль кажется просто невыносимой в течение долгих-долгих лет, верно? А потом вдруг слышишь свой веселый смех либо понимаешь, что за весь день ты даже ни разу не вспомнила об ушедшем, и тебя охватывает чувство вины, ведь при жизни он был для меня целым миром.

– Никто из тех, кто видел вас вместе, не стал бы это оспаривать, – согласился сэр Седрик.

Какое-то время они шли в мирном молчании.

– Я скучал о вас все время, пока был в Вене, – заговорил он наконец. – Обо всех вас. Я привык думать о вас как о своей семье.