Мэдлин даже не пыталась остановить злые слезы, сбегавшие по ее красным щекам, капающие с подбородка на шею.

– Не любите, – крикнула она, – это из-за ребенка! А я не стану возвращаться только потому, что я производительница и поэтому внезапно приобрела ценность. Я не вернусь. Вы меня не любите.

– Так вот что это такое, да? – сказал он. Джеймс все еще держал ее за руки, прижимая к себе. – И это было всегда. Не просто одержимость. Не просто страсть. Это любовь, Мэдлин. Взаимная любовь. Мы оба могли дать гораздо больше и поэтому не чувствовали удовлетворения тем, что имели. И в этом виноват я. Я слишком долго мучился чувством вины из-за Доры. Но я любил вас с самого начала. Я жаждал отдать себя вам.

Мэдлин покачала головой.

– И вы тоже любите меня, – продолжал он. – Вы сами только что сказали, что пытались наладить нашу жизнь. Вы отдавали, отдавали, а я не брал. Я отравил вашу любовь и заставил вас пройти через все это. Простите меня, Мэдлин. Простите – ради вас самой и ради меня.

– Я не смею, – отвечала она. – Пять лет, Джеймс, у нас ничего не получалось. Я больше не могу выносить суровое обращение, больше не могу быть несчастной.

– Мы были любовниками, – напомнил он. – Первый месяц или два, Мэдлин, мы были любовниками. И все было прекрасно. И в ту последнюю ночь мы были любовниками. То не было насилием, правда? Мы любили друг друга в ту ночь.

– Да, – согласилась она, – любили.

– Пока наши рассудки и наши характеры враждовали, – сказал он, – наши тела уже признали правду. И наша любовь сотворила новую жизнь, Мэдлин.

– Да, – согласилась она.

– Дайте мне еще один шанс, – попросил Джеймс. – Вернитесь ко мне. Дайте мне шанс научиться отдавать себя – теперь, когда я освободился от прошлого. Вернитесь домой вместе со мной.

– Домой, – повторила Мэдлин, прислонившись лбом к его груди.

– Он уже превращался в место, где живет радость, – сказал он. – После вашего отъезда горничные перестали улыбаться и утратили свои локоны. Вы превращали его в счастливое место, Мэдлин. Поедемте вместе домой. Это не самое красивое место в мире, но мы сами сотворим красоту.

– Мне нравятся торфяные болота, – призналась она.

– Вы были там только один раз. Мэдлин положила руки ему на пояс.

– Я люблю торфяные болота.

– Вы вернетесь домой, Мэдлин? – Джеймс затаил дыхание.

Мэдлин крепко зажмурилась. Если это сон, она не станет просыпаться. Не станет.

– Потому что я люблю вас, – сказала она. – Не из-за ребенка. Я прекрасно обошлась бы собственными силами. Но потому что я люблю вас и вряд ли смогу жить без вас. Потому что с тех пор, как я покинула вас, я потихоньку умираю. Только потому, что я люблю вас, Джеймс. Не нужно, не поднимайте мою голову. Какая ужасная путаница!

– Разве я когда-нибудь соглашался на ваши просьбы? – спросил он, поднимая ее за подбородок твердой рукой. Но хотя слова эти прозвучали легко и шутливо, лицо его оставалось, как всегда, серьезным. Но глаза! Он внимательно смотрел на нее, и она могла, заглянув в них, увидеть его самого. Она поняла, что все сказанное им – правда.

– Джеймс, – прошептала Мэдлин. – Ах, Джеймс!

– Я отвезу вас домой, – сказал он, в то время как она смотрела ему в глаза и тонула в них. – Сразу же после венчания вашей матушки. Мы вернемся домой в Данстейбл, и наше дитя родится там. Наши дети. Я отвезу вас домой, Мэдлин.

– Да, – выдохнула она. – О да! Жаль, что нельзя уехать завтра же. На другой день после свадьбы? Но не дольше?

Джеймс покачал головой:

– Пока что весь дом, который мне действительно нужен, я держу в своих объятиях. Мою жену и моего ребенка. Мою любовницу. И женщину, которую я сделаю своим самым близким другом.

– Да, – сказала Мэдлин, медленно улыбаясь, и глаза ее, несмотря на красноту, снова обрели свой блеск. – Мой муж и мой любовник. И наконец-то отец моего ребенка. И в недалеком будущем – мой друг.

Они наслаждались мгновениями, глядя друг другу в глаза, и губы их потянулись навстречу.

Но еще до наступления этого момента дверь нерешительно приоткрылась, и в комнату заглянула Александра. Если бы те двое, что находились в комнате, оглянулись, они увидели бы, что в коридоре стоят также Эдмунд, Доминик и Эллен.

– Джеймс! – окликнула брата Александра. – Мэдлин! Все ли у вас в порядке? Вы так кричали.

Джеймс не сводил глаз с жены.

– Алекс, – сказал он, – вы у себя дома, и я очень люблю вас и все такое, но не будете ли вы добры уйти отсюда?

Дверь тихо затворилась, и он прижался губами к губам своей жены.

Глава 25

-Ну как, дорогая? – Лорд Эмберли наконец смог поговорить с женой в комнате, где толпились родственники и друзья, весело празднующие венчание, закончившееся незадолго до этого. – Каково это – стать единственной леди Эмберли?

– Прекрасно, – улыбаясь, ответила она, – потому что вашей матушке, Эдмунд, давно пора переменить имя. Вы когда-нибудь видели более счастливую пару?

– Вас в день нашей свадьбы, – отозвался он. – О паре я говорить не могу – я не очень-то смотрелся в зеркало в тот день. Но знаю, что был также счастлив.

– Эдмунд, – сказала Алекс, – какой сегодня славный день, хотя на улице льет дождь. У вашей матушки и у сэра Седрика такой счастливый вид; три дня тому назад Дженнифер и мистер Пенворт объявили о своей помолвке; Анна и сэр Гордон, без сомнения, вот-вот объявят о своей, если судить по взглядам, которые они то и дело бросают друг на друга. А Джеймс с Мэдлин! Мэдлин всегда блистала, но сегодня она просто сверкает. А Джеймс улыбается. Вот видели? Я всегда говорила, что он умеет улыбаться. Он выглядит так, как на том портрете, который я когда-то нарисовала с него. Я так рада за него, что могла бы проплакать целую неделю.

Эдмунд фыркнул.

– Вероятно, и к лучшему, что они завтра уезжают к себе в Йоркшир, – сказал он.

– И у них будет ребенок, – вздохнула Алекс. – Как же чудесно, наверное, у них на душе. По правде говоря, я знаю, что у них на душе. Я совершенно не жалею, что у нас будет третий, хотя мы и не собирались заводить его так скоро. Скажите же, Эдмунд, что вы тоже не жалеете об этом. Иногда я начинаю беспокоиться.

Он прищелкнул языком.

– Я жалею только о том, что снова вынудил вас пройти через все эти неудобства, Алекс. Мужское начало во мне восторгается, видя, как моя жена носит моего ребенка – в очередной раз. И вы знаете, как я люблю наших детей и буду любить и этого тоже. Свадьбы – странная вещь, верно? И меня охватило очень странное желание. Мне хочется поцеловать вас на виду у всех. Вы слышали что-нибудь более неприличное?

Александра улыбнулась в ответ.

– Никакой помощи от вас не дождешься, – сказал он, наклоняясь и бегло касаясь ее губ. – Вам следовало бы нахмуриться и посмотреть на меня с негодующим видом, когда я говорю подобные вольности.

– Ах, Эдмунд, – сказала она, краснея, но по-прежнему улыбаясь. – Я так люблю вас!

Он усмехаясь смотрел на нее, пока к ним не подошли четверо гостей.

– Вы мне тоже чуточку нравитесь, дорогая, – сказал он.

* * *

Лорд Иден подошел к жене сзади, когда та подкреплялась пирожным с кремом у буфета. На некоторое время они остались одни. Он положил руки ей на талию.

– Мне было бы неприятно, – сказал он, – положить в один прекрасный день руки вам на талию и обнаружить, что ее больше нет.

– Доминик! – воскликнула она. – Какая гадость! Вы же знаете, я не всегда ем пирожные с кремом. Только в особых случаях.

Он протянул руку у нее за спиной, взял пирожное и откусил.

– А это случай особый, не так ли? Только одного не могу понять – почему они не сделали этого давно? Наверное, хранили верность покойным супругам.

– Да, – сказала она. – Именно так. Сэр Седрик очень любил свою Энни. Он показывал мне ее миниатюрный портрет пару недель тому назад. А ваша матушка любила вашего отца, конечно. Они чувствовали себя виноватыми, когда полюбили друг друга, хотя и прошло уже немало лет.