Кажется, я уже даже вполне расслабилась, когда рядом с кроватью Севера, показалась большая белая голова, выросшая словно из самого полумрака, заставляя меня покрываться мурашками и отключая способность думать.
ЛЮТЫЙ!
Кровать, где лежал Север, прикрытый чистым покрывалом, была единственным местом, откуда меня было видно всю без прикрас, и, начиная покрываться багровыми пятнами от смущения, я во все глаза смотрела на огромного белого медведя, голубые глаза которого были устремлены только на Севера.
Влажный черный нос коснулся щеки мужчины, словно Лютый пытался по запаху определить, что происходит с его братом, или возможно это был такой способ сказать, что он был рядом?
Я не слышала даже тяжелого медвежьего дыхания, пока он был рядом, совершенно не обращая на меня никакого внимания, словно я была лишь парящей пылинкой. Не знаю, как Лютый не оглох от моего колотившего сердца, удары которого, кажется, были слышны даже на улице.
-...я сделала все, что могла...теперь только время покажет, выживет ли он... - я не знаю, зачем я прошептала это, прикрываясь краем ширмы, сооруженной из белой простыни, которая тут же прилипла к моему мокрому телу. Пыталась оправдаться? Утешить этого огромного зверя? Увидеть взгляд холодных голубых глаз?...
Но Лютый не посмотрел на меня, даже услышав мой голос, заставляя меня сомневаться, не была ли я бестелым призраком, которого не видно и не слышно окружающим. Постояв над Севером еще пару секунд, он просто развернулся и ушел, оставляя за собой аромат ледяного океана и лютого мороза...и чувства потерянности, хотя было очевидно, что вряд ли бы он обратил на меня внимание, даже если бы я была облачена в самый сексуальный наряд с кружевным бельем, чулками и...противогазом! Я была для него пустым местом, мелкой козявкой, которую нужно будет растереть по полу, когда его брат будет здоров.
Вылезая из тазика и обворачиваясь влажной простыней, я была потеряна и раздавлена собственными эмоциями, этими днями, и чувством жуткого одиночества.
Хотелось просто уснуть и обнаружить ясным солнечным утром, что это был всего лишь странный сон и не больше. Что дедушка жив, и что сегодня мы пойдем снова искать лечебные травы, пока роса на траве не высохла. Что нет этих странный полулюдей - полумедведей...что все в мире осталось по прежнему.
Захлопнув за Лютым дверь, и демонстративно не глядя на улицу, словно ему могло быть до этого дело, я открыла шторки на окнах, и подтащила свою кровать, скрипя по деревянному полу, поближе к Северу, чтобы быть рядом и помочь в случае необходимости.
Он не морщился и не скалился от боли. Его красивое лицо выглядело удивительно умиротворенным, и, приглаживая черные слегка вьющиеся волосы, чтобы отбросить их осторожно со влажного лба, я тихо прошептала:
- Выздоравливай, ладно? Борись за свою жизнь, где бы не была твоя душа сейчас. Ты нужен своим братьям. Они переживают за тебя.
Я надеялась, что Север меня слышал все это время, даже если его черные ресницы не дрогнули, и не изменилась ни одна черточка на красивом лице.
Его кожа была такой горячей, что держать ладонь на его лице, было сродни ожогу, и это беспокоило меня. Температура должна была быть определенно, потому что организм должен бороться за свое выздоровление, но, кажется, он просто пылал, словно пламя. Капельки пота стекали с его лба в густые черные волосы, и прежде чем лечь на свою кровать рядом с ним, я притащила влажное полотенце, вытирая периодически пот с его лица, шеи и широкой груди.
Сон никак не шел, даже не смотря на смертельную усталость. Мозг продолжал отчаянно работать, извлекая из памяти картины, о которых я хотела бы забыть навсегда. Не помогали даже милые овечки, которых я старательно считала до 113, измучившись от этого состояния еще больше.
С приходом дня Северу стало только хуже. Он снова метался, его мышцы судорожно напрягались от боли, а кожа горела настолько жутко, что на нем можно было даже готовить...
Поставив пару уколов, которых оставалось катастрофически мало, и, убедившись, что Север немного успокоился и снова уснул глубоким сном, я наконец поднялась, натянув на себя очередную рубашку и джинсы, и осторожно выглянув в окно, прикрывшись шторкой.
Вот она реальность новой жизни - три больших медведя спали вокруг дома. Вернее спали только два, Лютый как всегда сидел у величественного дуба - отрешенный, холодный и жестокий даже в своем плюшевом обличии, словно ему были неведомы сон, боль и прочие чувства. Янтарь спал развалившись почти звездой, и кто-то из близнецов спал у порога, положив свою большую темную морду на ступеньки. Второй близнец видимо был в дозоре...
Признаюсь, что я задержала дыхание, когда Лютый поднял свою белую морду, уставившись ледяными голубыми глазами прямо на меня, словно мог видеть меня даже сквозь ткань.
Ведь я совершенно ничего не знала о них. Может они смотрели рентгеновским взглядом? Могли читать мысли? Или слышали на расстоянии сотен ярдов?...или это все и сразу?
Поспешно отойдя от окна, я устало опустилась на стул
....я не могу выходить из дома.
Чем же тогда занять себя?
Для начала приготовить завтрак...и не только себе.
Если судить по многочисленным фильмам, снятым про оборотней - они всегда были голодными и очень много кушали, и сегодняшняя ночь, кажется, была явным подтверждением того, что это было правдой.
С трудом отыскав самую большую сковородку, ящик с яйцами и вяленое мясо, я принялась готовить яичницу с беконом, которая должна была войти в книгу рекордов медвежьего Гиннеса, если бы такая только существовала. Несколько килограмм бекона и 40 штук яиц, по 10 на каждую отдельную порцию - это было размером мишек-оборотней, правда казалось, что и этого будет мало, чтобы эти огромные тушки наелись.
Аромат жареного мяса явно был им приятен, потому, что стоило только начать готовить, как в окне показалась первая мохнатая морда. Янтарные глаза приветливо сверкнули, и я помахала рукой медведю, видя, какой довольной стала морда при взгляде на немыслимых размеров тарелку...откуда они только у нас такие взялись в доме?....
Было необычно и забавно научиться замечать, как меняется выражение медвежьих морд, когда сразу за Янтарем, во втором окне замаячила довольная морда Тумана или Урагана. Я пока не могла отличить их в зверином обличие.
Ожидать, что Лютый вот так вот упрется черным носом в стекло было глупым и бессмысленным занятием. Даже когда я вышла на порог дома, с трудом открыв дверь, потому что держала две большие тарелки с горячей едой, он даже не шелохнулся, продолжая сидеть у дерева и смотреть на меня своими холодными, отрешенными глазами.
- Доброе утро, - приглушенно и сдержанно кивнула я Янтарю, который двинулся ко мне, не обращая внимания на явно недовольные взгляды Лютого, и, присев на корточки, я поставила перед ним тарелку, - я не знаю, что вы едите на завтрак....
Мохнатая бурая морда смешливо фыркнула, и, начиная жутко нервничать от прямого взгляда Лютого, я хотела поскорее вернуться в дом, чувствуя, как кровь во мне начинает буквально застывать, словно мороз забирался мне под кожу.
Вытащив на поляну 3 тарелки, и сжимая в руках вилки, я понимала, как глупо и нелепо выгляжу, стоя со столовыми приборами среди огромных зверей, чьи человечески глаза смешливо переливались в лучах солнца. У всех, кроме одного....и набравшись смелости, я быстро прошла до Лютого, заставляя свои ноги нести меня вперед, а не бежать в ужасе в дом, когда поставила последнюю 4 тарелку перед ним, быстро удалившись.
Он не будет есть.
В этом не было сомнений.
И быстро вернувшись в дом, я закрыла осторожно дверь, борясь с желанием снова подойти к окну, чтобы посмотреть на него, надеясь, что в этот раз он не заметит. Но нет...каким бы не было большим желание, этот холодный магнит не будет пылать радостью.
Остаток дня я провела в доме, иногда замечая движение медведей за переделами дома, и постоянно находясь рядом с Севером, состояние которого явно ухудшалось.
