Приехали они в дом Чунгу. Сел парень на нары. Мяса наелся. Хвастаться стал:

– Знаешь, жена, какой я парень! Другого такого парня нигде нет! Знаешь, какая у меня голова! Такой головы ни у кого больше нет!

По голове себя Чунгу стукнул. Загудела голова, как сухая лиственница в ветреный день.

Испугалась Анга: Ой, совсем у мужа голова пустая! Как жить с таким буду? И заплакала Анга.

Не понимает Чунгу, чего жена плачет. Сидит, молчит. Потом заснул.

Смотрит на него Анга. Лицо у парня хорошее, как у всех людей: два глаза, два уха, один нос… Рассердилась Анга: как это может быть, чтобы у человека с пустой головой было лицо хорошее, как у всех людей! Рассердилась и решила: Пусть у тебя будет нехорошее лицо, чтобы видом своим ты людей не обманывал!

Красную глину с очага взяла. Черную сажу с очага взяла. Растворила глину и сажу. Стало у нее две краски: черная да красная.

Разрисовала Анга лицо Чунгу красными да черными разводами. Так разрисовала, что даже сама испугалась.

…Спал, спал Чунгу, наконец проснулся. Пить захотел. Взял чумаш'ку с водой, стал пить. Посмотрел по привычке в воду. А в воде отражение его видно. Не узнал себя Чунгу. Спрашивает:

– Эй, ты кто такой? Тебе что в моей чумашке надо?

Вокруг осмотрелся – все знакомое: его очаг, его дом, его жена на нарах сидит. А лицо не его. Позвал Чунгу:

– Анга, иди сюда! Кто-то в чумашку забрался. Рожа какая-то…

Анга спрашивает:

Кто меня зовет?

– Это я тебя зову, – говорит Чунгу. – Это я, Чунгу, твой муж.

Покачала головой Анга:

– Разве ты Чунгу? У моего мужа лицо хорошее, а у тебя какая-то страшная рожа!

– Это верно, – говорит Чунгу, – у меня лицо красивое, я парень красивый, это я сам видал…

Подумал, подумал Чунгу, говорит:

– Вот какое плохое дело вышло! Потерял я, видно, где-то свое лицо. Пойду поищу.

Поднялся Чунгу с нар. Вышел из дому. Идет по дороге, под ноги смотрит. По голове стукнул – гудит… Обрадовался Чунгу:

– Это я! – говорит. В воду глянул – опечалился: чужое лицо. – Нет, – говорит, – не я это.

Идет Чунгу, на людей натыкается. Спрашивает всех:

– Вы Чунгу не видали ли? Смеются люди над ним.

– Нет, не видали, – говорят. Чешет в голове Чунгу.

– Видно, – говорит, – в этой деревне Чунгу нет. Пойду дальше.

И пошел Чунгу сам себя искать. Ушел из деревни и не вернулся. До сих пор найти себя не может. И никто не пожалел о нем.

От лентяя да дурака какая людям польза?

Беда, когда человек ленив да завистлив…

Жил в одной деревне старик. Был у него сын, по имени Уленда. Всем Уленда был хо-' рош: и речистый, и плечистый, и сильный, и красивый – не парень, а загляденье! Вот только работать Уленда не любил. Ничего делать не хотел.

На охоту в тайгу пойдет – как мох увидит, так спать заляжет. Рыбачить отец Уленду погонит – сядет сын на берегу, на воду станет глазеть, так без дела и Просидит целый день. Пошлет его отец за оленями смотреть: Уленда на пенек присядет, голову вверх задерет, начнет на небе облака считать – все олени и разбредутся.

Вот и выходило, что на старости лет отец и себе, и сыну еду промышлял.

Обидно стало старику. Все сыновья своих отцов кормят, уважают, только Уленда на шее у старика сидит.

Пошел старик к зангину – судье, – просит:

– Помоги мне, мудрый зангин! Не могу я больше сына взрослого кормить. Силы нет! Как быть, скажи? Что делать?

Думал, думал зангин – долго думал: сто трубок табаку выкурил, пока думал. Потом говорит:

– Ленивый сын хуже камня на шее. С сырой тетивой лук не выстрелит. Надо тетиву сменить. Другого сына тебе надо.

Заохал старик:

– Стар я стал! Где мне сына взять? Говорит ему зангин:

– Иди завтра в тайгу. Там увидишь железную березу, что меж двух ильмов растет. Ту березу сру– би. На той березе твой младший сын растет, в люльке малой качается. Вырасти его – будет, тебе помощник!

Вот пошел старик в тайгу. Шел, шел, видит – верно, меж двух ильмов железная береза стоит.

Стал старик березу рубить. Раз ударил, два ударил… Топор поломал, а на березе даже зарубки нет. Вот это береза! Устал старик… Лег отдохнуть й заснул.

Видит сон: подошел будто к нему медведь и говорит:

Направо в распадке две речки текут; в одной реке вода белая, в другой реке вода красная. Красной воды в чумашке набери, ту березу сбрызни!

Проснулся старик. Поднялся. Пошел те реки искать. Пока через буревал продирался, всю одежду в клочья изорвал: и халат, и накидку, и штаны, и унты.

В распадок спустился – верно, речки текут.

Набрал старик красной воды. Обратно пошел.

До березки добрался, сбрызнул дерево красной водой.

Стал старик ту березку рубить. Только один раз ударил – покачнулась березка, на землю упала.

Видит старик – в том месте, где ствол раздвоился, висит колыбелька. В колыбельке ребенок лежит. Мальчик, ростом не больше костяной иголки. Лицо широкое, как луна; глазки черные, как две бусинки блестят.

Говорит себе старик:

– Ой-я-ха! Долго же мне придется ждать, пока сын мой названый подрастет да меня кормить будет!

А березовый мальчишка ему в ответ:

– Дорогу начиная, не считай шагов, отец! Перекинул старик люльку с сыном через плечо, на спину взвалил и пошел домой.

Шел, шел… Что такое? Люлька с каждым шагом тяжелей становится. Пока до деревни старик дошел, люлька все плечи ему оттянула. Спустил старик люльку на землю – не под силу нести! Смотрит – люлька большая-пребольшая выросла. И березовый мальчишка сильно подрос. Из люльки вылез, старику поклонился, говорит:

– Вот спасибо, отец, что на ноги поставил меня! Пошли они вместе.

Назвал старик младшего сына Кальдукой.

Стали они жить: старик, Уленда и Кальдука.

Оглянуться старик не успел, как вырос Кальдука-сынок, Уленду догнал. Работает за троих. И сильный, и ловкий.

Начнет с кем-нибудь на палках драться – те и глазом моргнуть не успеют, как с пустыми руками окажутся. И оленье стадо у него вдвое больше стало. И юколы в доме – не переесть. И пушнины и себе, и на продажу – вдоволь.

А Уленда все такой, кто был. Чем больше лежит, тем ленивее становится. Лежит Уленда на нарах, а лень его все растет, уже в доме не помещается…

Держал старик орлов. Одного – с красным клювом, другого с черным. Каждую осень брал он у орлов хвосты. До сих пор хвост красного орла Уленде старик отдавал. А как стал у него работящий сынок Кальдука – отдал старик хвост красного орла Каль-дуке. Говорит:

– Кальдука меня кормит – значит, он старший.

Промолчал Уленда. Обиду перетерпел, а на младшего брата злобу затаил. Стал думать, как березовому мальчишке отплатить, как ему худо сделать. И про лень свою забыл: злоба его сильнее лени оказалась.

Стал Уленда у Кальдуки из капканов добычу таскать. Стал Уленда из сеток Кальдуки рыбу таскать. Пошел Кальдука к зангину:

– Найди вора, мудрец! Отвечает Кальдуке зангин:

– Своего вора разве найдешь?

Костер развел. На том костре кошку поджаривать стал. Закричала, перекосилась кошка. Говорит зангин:

– Пусть у вора кривое лицо станет, как у кошки этой. Пусть будет так, как закон велит, тогда ты сам вора найдешь.

Пошел Кальдука домой. А Уленда в угол забился, тряпкой лицо завязал. Спрашивает его Кальдука:

– Что с тобой, брат?

– Ничего, – отвечает Уленда. – Зубы болят.

Тут ветер налетел, повязку с лица Уленды сорвал. Все увидели, что у Уленды лицо кривое. Все увидели, что он вор. Стали называть его с тех пор Уленда Кривой.

Пуще прежнего возненавидел Уленда березового брата. Стал день и ночь думать, как бы ему Каль-дуку извести, как бы его погубить. Однако пока жив был старик, ничего не мог Уленда сделать. Сколько-то времени прошло – заболел и умер старик. Устроили старику похороны, поплакали. Сломал зангин копье над стариком. В разные стороны концы бросил, чтобы душа охотника с телом рассталась. Похоронили старика.