– То есть другим политическим преступникам. И ты, профессиональный юрист, полагаешь, что это в порядке вещей? Полистай Уложение о наказаниях.
– Да ну что ты, ей-богу, Митя! Мы все знаем о несовершенстве нашей политической системы...
– Феликс, общение с Заплатиным на тебя дурно влияет. Давай обойдемся без митинга на тему российской политической системы, мы – люди свои.
– Ну как знаешь, – обиженно ответил Феликс. – Надеюсь только, ты не побежишь в полицию доносить на своего университетского товарища.
– Не побегу, конечно, хотя, может быть, и следовало бы. Но донос – это как-то неблагородно. Пусть твой Заплатин живет спокойно. Но тебе, прости, я бы посоветовал не слишком с ним сближаться.
– Митя, ты забываешь, что он все же спас мне жизнь.
Феликс все чаще стал бывать у Заплатина, а Колычеву пришлось коротать время в одиночестве.
«Ну что ж, – рассуждал он, – Рахманов не нянька, чтобы всюду водить меня за руку. В конце концов, я вполне в состоянии развлечься самостоятельно. Проехаться что ли в город, посидеть в какой-нибудь кофейне...»
Он попросил у управляющего лошадь с небольшим прогулочным экипажем и отправился вдоль побережья, над обрывом, любуясь издали на море.
Проехав версты полторы, Колычев увидел впереди трех оседланных кавалерийских лошадей, вольно щипавших редкую, выжженную солнцем травку. В холодке, под кустом дикой маслины сидели солдаты в пыльных сапогах, сняв с себя карабины и шашки, и с наслаждением курили самокрутки с махоркой.
– Здорово, служивые! – поприветствовал их Колычев. – Вы что здесь делаете?
– Так что, беглого политического ловим, – ответил один из них, видимо, старший. – А вы, господин хороший, кто таков будете и откуда?
Понимая, что интерес продиктован службой, Дмитрий спокойно ответил солдатику:
– Судебный следователь Колычев из Москвы. Я гощу в имении у князя Рахманова, а теперь собрался в город.
– Виноват, ваше высокоблагородие, – солдатик вскочил и поднес руку к козырьку. – Обознался.
– Ничего, бывает, – добродушно усмехнулся Колычев. Его тон подвиг солдата на продолжение беседы.
– А где бы нам, ваше высокоблагородие, водички тут попить – не подскажете? Такое пекло, мочи нет, и как на грех, ни одной криницы не встретили.
– Поезжайте, голубчик, прямо по этой дороге, там вскоре будет имение князя Рахманова. Попросите, чтобы вам дали напиться. Воды вам вынесут. Обещать не буду, но скорее всего, княгиня-матушка вас еще и покормит.
Отъехав от солдатиков, Колычев подумал: «Опять какого-то политического ловят. Не иначе, очередной клиент транспортной фирмы господина Заплатина тут плутает...»
Но долго размышлять о таких неприятных делах совершенно не хотелось...
Дмитрий сидел на открытой террасе прибрежной кофейни, пил обжигающий крепкий кофе, сваренный по-турецки, и беседовал со своим новым знакомым, рыбаком Христо Амбарзаки.
Уже не в первый раз, приезжая в город, он встречал в кофейне Христо и по-приятельски угощал его кофе. В ответ на такую щедрость (чашка кофе с сахаром стоила пять копеек, по мнению рыбаков – приличные деньги) Христо обещал взять господина Колычева с собой в море на ловлю кефали...
Мысль выйти в море на настоящем рыбацком баркасе казалась Дмитрию весьма соблазнительной.
Но он не успел обсудить с Христо все детали предстоящего предприятия, когда внимание сидящих на террасе людей привлекла необычная уличная картинка.
Вдоль домов, бережно поддерживая друг друга, пробирались два совершенно пьяных человека, одетых в приличные, даже щегольские белые костюмы. Судя по всему, кое-где им довелось передвигаться ползком, красноречивые свидетельства чему остались на белоснежных некогда брюках, теперь обильно присыпанных пылью.
Подобная неумеренность в питье была в городке редкостью и строго порицалась. Рыбаки, сидевшие в кофейне, принялись задирать напившихся франтов и сыпать в их адрес разные соленые шуточки, пока кто-то не узнал в одном из гуляк князя Рахманова.
– Ба, да это же наше сиятельство! – заметил Христо. – А ну, парни, хватит драть глотки. Молодой князь перебрал, с каждым может случиться. Давайте-ка проводим их сюда, а то не ровен час эти голуби упадут на углу, где ступеньки...
Высокая худощавая фигура второго гуляки тоже показалась Дмитрию знакомой. Без сомнения, это был тот самый белобрысый студент Заплатин, который когда-то призывал объявить Колычеву бойкот, раз он не присоединился к общей студенческой забастовке. Только вместо знакомого пенсне на его носу теперь криво сидели очки в металлической оправе.
– Феликс, что с тобой? – строго спросил Дмитрий, подхватывая друга под руку и глядя в его бессмысленное лицо.
– О, Митя! Ты? Митя, друг мой, дорогой друг, как ты кстати! – пробормотал Феликс заплетающимся языком. – Я принял решение! Сейчас все расскажу... Я должен совершить поступок, такой, понимаешь, поступок настоящего мужчины...
– Понимаю. Поступок – это хорошо. Но сейчас мы с тобой поедем домой. Я тебя отвезу. Не позорься перед людьми, тебя ведь здесь все знают и ты, как-никак, князь! Не теряй лица...
– Что? Лицо? К черту лицо!
Феликс споткнулся и чуть не упал. Ноги держали его плохо.
– Я помогу вам усадить его сиятельство в экипаж, – Христо подставил плечо с другой стороны.
– Христо, пожалуйста, бережнее! – попросил Колычев. – Князь по неосторожности повредил себе недавно руку – у него рана свежая. Не потревожьте ее. Кстати, другого господина тоже нужно бы доставить домой, – кивнул Колычев на Заплатина. – Он пьян до положения риз...
– Не тревожьтесь, доставим. Этот господин нам хорошо известен. Его доставлять недалеко.
Феликс, задремавший было в возке, уже на подъезде к усадьбе открыл глаза.
– Митя, я принял решение!
– Ты уже говорил. Так на что же ты решился?
– Я вызвал свою жену. Мы поговорили с Алексеем обо всем... И он прав, я должен быть мужчиной и совершить настоящий мужской поступок. Я немного выпил для храбрости, ты извини. Мы послали телеграмму Верочке с просьбой немедленно приехать. Но пока – тсс! Никому ни слова!
Митя с трудом выгрузил Феликса из экипажа, хотя на помощь ему кинулись дворник и выскочивший из дома лакей. То ли от жары, то ли от тряской дороги, то ли от густого запаха роз, но у самого крыльца усадьбы молодому князю сделалось дурно.
Наутро Феликс мучился страшным похмельем.
– Митя, я, кажется, вчера вел себя как свинья, – ныл он, прихлебывая рассол, нацеженный лакеем в погребе из овощных бочек. – Я вообще-то плохо помню, что было...
– Да уж, некоторое свинство имело место, – безжалостно подтвердил Колычев.
– Господи, какой стыд! – простонал Феликс. – А что матушка?
– Княгиня принялась было упрекать меня, что это я тебя так напоил. Признаюсь, я отрекся от участия в этом свинстве и честно объяснил, что обнаружил тебя в городе уже в неподобающем состоянии, – ответил Митя и добавил: – Ты вчера собирался совершать поступки, достойные мужчины.
– Придет же такое в голову! А ты не знаешь, я уже успел что-нибудь совершить или только собирался?
– Кое-что успел.
В этот момент лакей внес на подносе сложенную телеграмму.
– Ваше сиятельство, вам почта.
Феликс лениво протянул руку и развернул телеграфный бланк. С его лица тут же сошли последние краски, и оно сделалось похожим на старый пергамент.
– Митя! Моя жена Вера приезжает послезавтра! Утренним поездом...
– Но ты же сам вчера ее вызвал. Послушная женщина получила твою телеграмму и поспешила на зов любящего мужа. Что тебя удивляет?
– Я сам вызвал? Какой кошмар! Митя, я – идиот...
– Как ты к себе строг! Но я не понимаю, за что ты так на себя гневаешься? Воссоединиться с женой – поступок и вправду достойный мужчины. К тому же это раз и навсегда положит конец всем притязаниям Ирэн Старынкевич, что и само по себе большой плюс.
– Но что я скажу матери? Она ведь ничего не знает...
– Скажи правду. Почему это нужно скрывать?
