Ужин почти заканчивался, а я все никак не могла выбрать момент, чтобы осуществить задуманное. Я ведь не флиртовать сюда пришла. Мне позарез нужно было нанести Анвару какое-нибудь мелкое увечье. Но не бокал же о его макушку бить, чтобы раздобыть пару капель крови? Уже десерт принесли, а я все неловко ерзала, не в силах решиться. Может быть, он пригласит меня на ужин еще раз?

Но Анвар пригласил меня не на очередной ужин, а на чашку кофе. К себе домой. Что делать? Мне не оставалось ничего другого, как согласиться.

Пока мы поднимались в лифте, он жарко дышал мне в шею, но оставался в рамках приличия. Зато не успели войти в квартиру, как Анвар навалился на меня всем своим немаленьким весом и стал нести такие непристойности, что душа моя со свистом ухнула в пятки и оттуда тоненько взывала о спасении. “Молчи, — сказала я ей, — никто пока на мою честь не покушается”. Непристойности, видимо, тоже входили в ритуал. Как коньяк после сытного обеда. Но еще не время, подумала я. Сначала дело, забавы оставим на потом.

— Ну чего ты зажалась в угол, куколка моя? — Рука прыткого юноши уверенно прошлась по моему бедру, довольно быстро достигнув края юбки, под которую он, не смущаясь, тут же залез. Второй рукой он деловито покрутил пуговицу на моем пиджаке и, страстно икнув, поцеловал меня в шею.

Я попыталась деликатно его отстранить, но мои робкие поползновения на свободу были истолкованы неверно. Юбка поползла выше, а пуговица полетела на пол. Не знаю, что больше придало мне сил: верность идеалам или порванные на попе колготки, но я уперлась руками в его грудь и, работая по принципу домкрата, удалила красавчика на безопасное расстояние.

— Кто-то обещал кофе...

Анвар нехотя, но без повторных просьб отпустил мою юбку.

Уж не знаю, какой ремонт он собирался делать в своем “скромном” пентхаусе. Все здесь было как на картинке стильного журнала. Ненавязчивая роскошь не била в глаз, не кричала во весь голос. Она с достоинством демонстрировала по-настоящему хороший вкус и действительно толстый кошелек хозяина. Зачем ему понадобился декоратор?

Анвар порылся в шкафчике над плитой, достал упаковку с кофе и зарядил кофеварку.

— Извини, — уже по-свойски обратился он ко мне, — вынужден ютиться здесь, в квартире идет ремонт.

“Интересно, а это тогда что?” — подумала я, оглядывая огромное, метров под двести, пространство. Так, дальше тянуть нельзя.

Примерившись глазом к бокалу оптимальной конфигурации и структуры, я робко предложила:

— Может, выпьем?

— Тебе не хватит? — недовольно поморщился хозяин, но тут же устыдился резкого тона. — Разумеется, сейчас сообразим.

Я затребовала шампанского и по-хозяйски подцепила с полки пару тончайших фужеров.

— Ах, — воскликнула я, роняя один из них на кафель.

— Черт, — выругался Анвар и кинулся заметать осколки. В ловкости мне было не отказать — поскользнувшись на ровном месте, я рухнула на мужчину, как можно старательнее придавив его руку к полу.

— Черт, сука! — заорал он, выдергивая раненую конечность и пытаясь остановить кровь подвернувшейся очень кстати салфеткой. Ее я потом под шумок спрятала в сумочку. Дело осталось за малым — убраться из этого гостеприимного дома.

— Ну, пожалуй, мне пора, поздно уже, — прочирикала я, пятясь к двери.

— Чего-о-о-о? — вылупился на меня Анвар.

— Домой мне пора, не слышал, что ли, — весьма нелюбезно уточнила я.

— Так ты зачем приходила-то? — Он все еще никак не мог понять суть происходящего, но уже начинал смутно о чем-то догадываться.

Мешкать было нельзя. Я быстро напялила пальто и дернула на себя дверь.

— Постой, зайка, куда же ты? — Анвар с такой страстью потянул меня обратно, что я подумала: а может, фиг с этими колготками? Он и не заметит. А мне, возможно, удастся забыть свои сложные внутренние проблемы.

Я подалась навстречу изнемогающему от желания мужику, и он тут же весьма хозяйски заключил меня в объятия. Его руки в три секунды содрали с меня пальто, кофточку и юбку. Стоя перед ним практически в чем мать родила, стараясь как-то исхитриться и не поворачиваться дырявым задом, я совершенно не понимала, что делать дальше. Припасть к его груди было так же странно, как поцеловать Дорофею Васильевну. Было в этом что-то глубоко противоестественное.

Но он по-своему понял мое замешательство. Рванул на груди рубаху, клацнул ремнем. Штаны упали на пол, обнажив упитанные волосатые ноги. О боже! Лучше бы он этого не делал. Зажав рот, я попятилась в угол.

— Зайка, иди же скорее, — прохрипел Анвар. А я не могла оторвать глаз от его невероятных трусов. Они были в крупную сетку и вопиющего, визжащего розового цвета. Смотрелось это до такой степени шикарно, что я не смогла сдержаться и истерично захохотала, пряча лицо в ладони. Трусы тут же обиженно съежились.

— Простите меня, простите! — рыдала я, задыхаясь от смеха. — Это у меня нервное, ради бога!

— Нет, постой! — Лицо мужчины окрасилось пунцовым цветом, он резко дернул меня и, прижав к стене, потребовал объяснений.

— Зачем приходила? А? Что ты вынюхиваешь? Думаешь, я не понял, что к чему? Юристка, блин. Да ты такая же юристка, как я крокодил Гена.

— Могу диплом показать, — пытаясь избавиться от железной хватки, прохрипела я.

— Подтереться можешь своим дипломом. Думаешь, нашла дурака? Тебя эта сучка прислала? Гелька?

— Опомнитесь, молодой человек, — пыталась я достучаться до его разума, — это вы сами меня пригласили на ужин. Вы меня, а не я вас. И кофе выпить у вас дома сами позвали. Я тут ни при чем. Я лишь вежливо согласилась.

— Согласилась, а теперь сваливаешь? Хохочешь тут? Да я тебя… Связываться просто неохота.

Анвар подобрал с пола брюки, неловко оделся. Я тоже под шумок привела себя в порядок.

— Ей-богу, вы наговариваете на меня лишнего, — щебетала я, снова застегивая пальто.

— Не ври, коза. Я знаю, что это Гелька все пытается вынюхивать. Все ей неймется. Папашку моего угрохала, а теперь спектакли разыгрывает.

— Господи, да откуда у вас такие мысли? О чем вы вообще говорите?

— Да все знают. В открытую говорят. Только сделать никто ничего не может. У этой суки такие покровители! Только сунься, в блин раскатают.

— Не понимаю, о чем вы. Какие еще покровители?

— Такие. — Анвар матерно выругался, дуя на порезанный палец. — Пропал мой папашка ни за грош, а ведь я ему говорил, предупреждал. Она, чтоб ты знала, родителя моего полгода окучивала. И знаешь, что странно?

Анвару вдруг приспичило выговориться. Он вмиг потерял весь свой снобистский лоск, как-то совсем уж по-простецки плеснул в кофейную чашку коньяку и залпом выпил.

— Не самый богатый из ее ухажеров папенька-то мой был. И побогаче имелись. И покрасивей и помоложе. А она в него вцепилась намертво.

— Может, понравился он ей?

— Че ты тут прикалываешься, ума палата? Да ты моего папашку-то видала?

— Положим, видала.

— Ну а че ты тогда? Понравился… Нет, нечисто тут с самого начала было. Лопух он, мой родитель. Пока мамашка-то жива была, так она его держала в руках, а как померла, так пошел в разгул. Выпивка, бабы… Половину состояния промотал, вторую половину к рукам эта крыса прибрала.

— Не скромничайте, я знакома с завещанием.

— Ладно тебе, мне копейки достались. Но мне нас...ать, дело не в деньгах. А просто был у этой лахудры с самого начала свой план. Вот и угробила она папеньку, нашла дурака, который ей в рот смотрит.

Однако. Сколько людей, столько мнений. Казалось, что Анвар сейчас говорит о другом человеке, совсем не о том, кто жил три года с Ангелиной и которого она недавно похоронила.

— Так кто же ее покровители? — на всякий случай уточнила я, заранее зная, что Анвар не ответит.

— Иди на хрен. — Он вручил мне сумочку, набросил на плечи шарф и вытолкал прочь, чудом, видимо, удержавшись, чтобы не дать пинка.

Второй день наших с Санькой поисковых усилий не добавил ничего нового. Мужики активно флиртовали с Леночкой, водили ее на ленч, ловили для нее такси вечером, но дальше этого не шло. В деле Ангелины тоже наблюдался временный штиль. Сравнительный анализ ДНК требовал времени, трупов Анны и Марии пока не нашли. Не было никаких новых вводных, и я решила сама поискать их. От разговора с Алешей я не ждала особых прорывов. И все-таки чем черт не шутит? Он оставил мне целых три своих телефонных номера. Два из них, мобильный и домашний, молчали, третий, рабочий, разразился гневной тирадой.