— Они видели, как ты подобрал из канавы кота на улице Св. Иосифа.

— И это — лучшее, на что они способны? Какая абсурдная ложь! — ответил Игнациус и одним мановением языка втянул внутрь последнюю видимую порцию «горячей собаки».

— Что ты делал на улице Св. Иосифа? Там же одни склады и причалы. На улице Св. Иосифа людей-то не бывает. Она даже не входит в наши маршруты.

— Что ж, я этого не знал. Я лишь немощно забрел туда, чтобы немного передохнуть. Время от времени мне навстречу попадался пешеход. К несчастью для нас, ни один из них не был в настроении для «горячей собаки».

— Так ты был там? Не удивительно, что ты постоянно ничего не продаешь. И ты, наверно, игрался с тем проклятым котом.

— Теперь, когда вы об этом упомянули, я действительно припоминаю одно-другое одомашненное животное поблизости.

— Значит, ты игрался с котом.

— Нет, я не «игрался» с котом. Я лишь подобрал его и немного погладил. Это была довольно привлекательная на вид пестренькая особь. Я предложил ему «горячую собаку». Тем не менее, кот отказался ее есть. Вот вам животное хоть с каким-то вкусом и пристойностью.

— А ты отдаешь себе отчет, какое это серьезное нарушение, гамадрил?

— Боюсь, что нет, — рассерженно отвечал Игнациус. — Очевидно, само собой разумеющимся сочли то, что кот нечистоплотен. Откуда мы это знаем? Коты знамениты своей санитарией — постоянно вылизывают себя, когда подозревают, что имеется хоть малейшая причина для сомнения. У этого инспектора, должно быть, имелось некое предубеждение против котов. Кот не удостоился ни малейшего шанса.

— Мы не про кота толкуем! — выдохнул мистер Клайд с таким неистовством, что Игнациус разглядел, как вокруг белесого шрама на носу набухают лиловые вены. — Мы говорим о тебе.

— Ну, я-то, разумеется, чистоплотен. Мы это уже обсуждали. Мне просто хотелось, чтобы коту честно предоставили слово. Сэр, неужели меня бесконечно будут третировать? Мои нервы уже приближаются к стадии тотального разложения. Когда вы лишь мгновение назад проверили мои ногти, я надеюсь, вы отметили пугающие вибрации в моих конечностях? Мне бы очень не хотелось подавать на корпорацию «Райские Киоскеры» в суд, чтобы она оплачивала гонорары моего психиатра. Возможно, вам неведомо, что я не охвачен никаким страховым планом госпитализации. «Райские Киоскеры», разумеется, слишком палеолитичны, чтобы рассмотреть предложение своим работникам подобных льгот. В действительности, сэр, я довольно-таки неудовлетворен условиями труда в этой сомнительной фирме.

— Почему, что такое? — встревожился мистер Клайд.

— Боюсь, что всё. Но превыше всего прочего — я совсем не ощущаю, что меня здесь ценят.

— Ну, ты, по крайней мере, приходишь на работу каждый день. Что есть, то есть.

— Это все потому, что, осмелься я остаться дома, меня бы избили до потери пульса печеной винной бутылкой. Открывать дверь в мой дом — все равно, что вторгаться в логово львицы. Моя мать все больше становится негуманна и злобна.

— Знаешь, Райлли, мне не хочется тебя увольнять, — отеческим тоном произнес мистер Клайд. он уже слышал прискорбную историю киоскера Райлли: пьющая мать, убытки, за которые следовало платить, угроза нищеты как для матери, так и для сына, сладострастные материнские дружки. — Я выделю тебе новый маршрут и дам еще один шанс. У меня тут есть в заначке кое-какие коммерческие штучки — может, тебе пригодятся.

— Можете сразу отправить карту моего нового маршрута в психиатрическую палату Благотворительной Больницы. Заботливые монахини и психиатры помогут мне там расшифровать ее между сеансами шоковой терапии.

— Да заткнись же ты.

— Вот видите? Вы уже уничтожили всю мою инициативу, — рыгнул Игнациус. — Ну что ж, надеюсь, вы избрали для меня живописный маршрут, предпочтительно — где-нибудь в садово-парковой зоне с обилием удобств для сидения страдальцев от усталых, отнимающихся ног. Поднявшись сегодня утром, я обнаружил, что лодыжки не держат меня. К счастью, я вовремя успел схватиться за спинку кровати. Иначе я бы вне сомнения рухнул, сломленный, на пол. Мои предплюсны, очевидно, совершенно готовы подписать акт о капитуляции.

Игнациус наглядно захромал вокруг мистера Клайда, и его сапоги пустынной модели шаркали по промасленному цементу.

— Прекрати сейчас же, недотепа. Ты не инвалид.

— Пока еще — не совсем. Тем не менее, некоторые мои косточки и связки уже начинают размахивать белым флагом поражения. Мои физические аппараты, кажется, уже созрели объявить какое-то перемирие. Моя же пищеварительная система перестала функционировать практически полностью. Мой пилорический клапан, должно быть, сплошь зарос некоей тканью, запечатавшей его навсегда.

— Я ставлю тебя на Французский Квартал.

— Что? — загрохотал Игнациус. — Неужели вы считаете, что я буду способен расхаживать взад и вперед по этой клоаке порока? Нет, боюсь, о Квартале не может быть никакой речи. Моя психика распадется в подобной атмосфере. А помимо этого, улочки там очень узки и опасны. Я могу легко попасть в дорожную пробку или оказаться прижатым к стене здания.

— Не хочешь — не бери, жирный ублюдок. Это твой последний шанс. — Шрам мистера Клайда снова начал наливаться белизной.

— Вот как? Я вас умоляю — припадков больше не нужно. Вы можете случайно перевалиться в этот чан сосисок и обвариться. Если вы так настаиваете, воображаю, мне придется влачить свои сосиски даже в Содом и Гоморру.

— Ладно. По рукам. Приходишь завтра утром, я тебя этим штучкам научу.

— Не могу обещать вам, что в Квартале окажутся проданными много «горячих собак». Вероятно, каждое мгновение я буду занят тем, чтобы защитить свою честь от тех подонков, которые там живут.

— Да в Квартале же, по большей части, туристам торгуют.

— Это еще хуже. Только дегенераты занимаются туризмом. Лично я выезжал из города лишь единожды. Кстати, я вам когда-либо рассказывал о том исключительном паломничестве в Батон-Руж? Множество ужасов таится за городской чертой.

— Нет. Я и слышать не хочу об этом.

— Что ж, тем хуже для вас. Из моего травматического отчета об этой поездке вы могли бы почерпнуть какое-нибудь ценное понимание. Однако, я рад, что вы не желаете о ней слышать. Психологические и символические тонкости путешествия, вероятно, не смогут быть постигнуты умственными способностями «Райских Киоскеров». К счастью, я все это записал, и когда-либо в грядущем более сметливая часть читающей публики извлечет для себя выгоду из моего отчета о бездонно кошмарном моем пребывании в болотах — вплоть до глубинного местообитания предельного ужаса.

— Послушай сюда, Райлли.

— В своем отчете я случайно наткнулся на особенно уместное сравнение туристического автобуса с аттракционом «мертвая петля» в сюрреалистическом парке развлечений.

— Да заткнись же ты! — завопил мистер Клайд, угрожающе размахивая вилкой. — Давай посмотрим твои чеки за сегодня. Сколько ты продал?

— О, мой Бог! — вздохнул Игнациус. — Я знал, что рано или поздно мы до этого доберемся.

Парочка несколько минут торговалась из-за дневной выручки. В действительности, Игнациус просидел все утро на Идз-Плазе, наблюдая за передвижением судов в гавани и делая в блокноте «Великий Вождь» кое-какие пометки относительно истории мореплавания и Марко Поло. Между пометками он размышлял о способах уничтожения Мирны Минкофф, однако ни к какому удовлетворительному заключению не пришел. Самым многообещающим планом оставался тот, согласно которому нужно было найти в библиотеке книгу о боеприпасах, соорудить бомбу и отправить ее Мирне простой посылкой. Затем он вспомнил, что его библиотечную карточку отобрали. Весь полдень был потрачен на кота: Игнациус пытался заманить его в отсек для булочек, взять к себе и одомашнить. Но тому удалось бежать.

— Мне представляется, что вы будете настолько щедры, чтобы предоставить собственным служащим хоть какую-то скидку, — значительно произнес Игнациус после того, как ревизия чеков показала, что, по вычитании стоимости «горячих собак», съеденных им самим, его чистый дневной заработок составил ровно один доллар и двадцать пять центов. — В конечном итоге, я становлюсь лучшим вашим покупателем.