— У меня ее целые рулоны. О, сколько всего украшать придется. Придется позвать на помощь несколько близких друзей.

— Зовите, — возбужденно согласился Игнациус. — Начинайте организовывать на всех уровнях.

— О, я ни за что бы не подумал, что с вами может быть так весело. В этом жутком нищенском баре вы были так враждебно настроены.

— Существо мое многогранно.

— Вы меня изумляете. — Молодой человек воззрился на наряд Игнациуса. — Подумать только — вот в этом вас выпускают на свободу. В некотором смысле, я вас уважаю.

— Покорнейше вас благодарю. — Голос Игнациуса смягчился от удовольствия. — Большинство олухов не постигают моего мировоззрения совершенно.

— Иначе я бы и не подумал.

— Я подозреваю, что за вашим оскорбительно и вульгарно женоподобным фасадом должна таиться некоторым образом душа. Начитаны ли вы в Боэции?

— В чем? Ох, батюшки, нет, конечно. Я даже газет никогда не читаю.

— В таком случае вы должны приступить к программе чтения немедленно, чтобы в полной мере осознать кризисы нашего века, — внушительно произнес Игнациус. — Начните с поздних римлян, включая Боэция, разумеется. Затем вам следует поглубже окунуться в раннюю медиевистику. Возрождение и Просвещение можно пропустить. Это, по большей части, опасная пропаганда. Кстати, раз уж об этом зашла речь, романтиков и викторианцев тоже следует обойти. Что касается современного периода, вам следует изучить лишь отдельные книжки комиксов.

— Вы просто фантастичны.

— Особенно я рекомендую вам «Бэтмена» [Комикс «Человек-летучая мышь» 18-летнего художника Боба Кэйна впервые выпущен компанией «Ди-Си Комикс» в 1939 г.], ибо он имеет склонность выходить за пределы того ужасного общества, в котором оказался. К тому же, у него до некоторой степени твердая мораль. Я довольно-таки уважаю Бэтмена.

— Ох, посмотрите — вон снова Тимми, — показал молодой человек. Матрос шел по улице Шартр в противоположном направлении. — Неужели он никогда не устает от одного и того же маршрута? Туда-обратно, туда-обратно. Поглядите только на него. Зима стоит, а на нем до сих пор летняя белая форма. Конечно же, ему и в голову не приходит, что для берегового патруля он — верная мишень. Вы и вообразить себе не можете, насколько этот мальчишка глуп и безрассуден.

— Его лицо в самом деле выглядело несколько затуманенным, — заметил Игнациус. Художник в берете и бородке тоже прошел по Шартр с деловым видом, держась в нескольких футах от матроса. — О, мой Бог! Этот нелепый представитель закона все испортит. Он как ложка дегтя в общей бочке меда. Вероятно, вам следует догнать этиого матроса и увести его с улицы. Если военно-морские власти его задержат, то обнаружат, что он — самозванец, и нашу политическую стратегию разоблачат. Утащите отсюда этого клоуна поскорее, пока он не погубил самый дьявольский политический заговор в истории всей западной цивилизации.

— Ой! — радостно взвизгнул молодой человек. — Я сейчас вернусь и все ему об этом расскажу. Когда он услышит, что он чуть было не натворил, он завопит и грохнется в обморок.

— Не ослабляйте же своих приготовлений, — предостерег его Игнациус.

— Я уработаюсь до полного изнеможения, — весело заверил его молодой человек. — Встречи на окружных участках, регистрация избирателей, предвыборная реклама, комитеты. Первый митинг начнем около восьми. Я живу на улице Св.Петра, дом с желтой штукатуркой сразу, как свернуть с Королевской. Не обознаетесь. Вот моя карточка.

— О, мой Бог! — пробормотал Игнациус, разглядывая строгую визитку. — Не могут же вас в самом деле звать Дориан Грин.

— Еще как могут. Правда, здорово? — томно протянул Дориан. — Если бы я сообщил вам свое настоящее имя, вы бы со мной даже не поздоровались в следующий раз. Оно такое банальное, что только его вспомню — и уже умереть готов. Я родился на пшеничной ферме в Небраске. Дальше, я думаю, все понятно.

— Ну, как бы то ни было, меня зовут Игнациус Ж.Райлли.

— Это не очень ужасно. Я как бы представлял вас Хорэсом или Хамфри, или чем-нибудь вроде этого. Ну, не подведите нас. Речь свою порепетируйте. Я гарантирую большую толпу народа — все просто подыхают от скуки и общей депрессии, поэтому за приглашения глотки друг другу перегрызут. Звякните мне, и уладим точную дату.

— Не забудьте подчеркнуть значимость этого исторического конклава, — сказал Игнациус. — В нашем ядре залетные бабочки не нужны.

— Возможно, там окажется несколько костюмов. Тем-то Новый Орлеан и прелестен. Можно переодеваться и устраивать себе Марди-Гра хоть круглый год. В самом деле, Квартал иногда — весь как один огромный маскарад. Иногда я друга от неприятеля отличить не могу. Но если вы имеете что-то против костюмов, я всех предупрежу, хоть их сердечки и разорвутся от разочарования. У нас уже несколько месяцев не складывалось хорошей партии.

— Я не стану иметь ничего против нескольких пристойных, костюмированных со вкусом членов, — наконец, промолвил Игнациус. — Они могут привнести в организационное собрание соответствующую случаю международную атмосферу. Политики, кажется, всегда не против пожать руки каким-нибудь монголоидам в этнических и национальных костюмах. Раз уж зашла речь об этом, можете поощрить один-два таких костюма. Однако, не нужно, чтобы кто-либо изображал женщин. Я не считаю, что политикам в особенности хочется появляться в обществе таких особ. Подозреваю, они могут вызвать негодование сельских избирателей.

— Давайте же я скорее побегу и разыщу глупышку Тимми. Напугаю его до смерти.

— Только поберегитесь этого Макиавелли из полиции. Если он разнюхает что-то о нашем заговоре, мы пропали.

— О, если б я так не радовался от того, что он снова на наш участок вернулся, я бы позвонил в полицию, и его бы немедленно арестовали за приставания. Вы даже представить себе не можете, какое у этого человека выражение на лице появлялось, когда патруль приезжал забирать его. Да и у самих офицеров. Просто цены нет. Но мы все так благодарны, что его нам вернули. Никто теперь не осмелится его третировать. Прощайте, Цыганская Мамаша.

И Дориан поскакал по переулку догонять декадентского морехода. Игнациус взглянул в сторону Королевской улицы. Интересно, куда подевалась женская художественная гильдия. Он дотащился до прохода, в котором спрятал тележку, приготовил себе «горячую собаку» и помолился, чтобы до исхода дня у него появился хоть один покупатель. С тоскою осознавал он, как низко Фортуна открутила его колесо. Раньше он и помыслить не мог, что станет молиться для того, чтобы у него покупали сосиски. Но, по крайней мере, теперь у него против М.Минкофф появился грандиозный новый план. Мысль о первом митинге новой партии сильно взбодрила его. На сей раз распутница будет совершенно сбита с толку.

Весь вопрос в хранении. Каждый день примерно с часу до трех Джордж был привязан к своим пакетам. Однажды он пошел в кино, но даже в темноте, на спаренном сеансе фильмов про колонию нудистов, ему было удобно. Он боялся положить пакеты на соседнее сиденье, особенно в таком кинотеатре. Держа их на коленях, он постоянно помнил об этом бремени все три часа загорелой плоти, заполнявшей экран. В другие дни он просто таскал их с собою, пока скучающе бродил по деловому району и Кварталу. К трем же часам он так уставал от своего пешего марафона, что сил на ежедневные переговоры уже не оставалось; а за два часа подобных транспортировок обертки пакетов влажнели и рвались. Если хотя бы один из них рассыплется на улице, последующие несколько лет можно будет запросто провести в колонии для малолетних преступников. Почему тот шпик хотел арестовать его в уборной? Он же ничего не сделал. У этого агента наверняка какая-нибудь детективная телепатия есть.

В конце концов, Джордж придумал место, которое, по меньшей мере, могло гарантировать ему хоть какой-то отдых и возможность присесть — Собор Св. Людовика. Он сел на скамью возле ряда свечей ко всенощной и принялся украшать себе руки. Пакеты стопкой лежали рядом. Когда с руками было покончено, он вытащил кармашка впереди служебник и перелистал его, освежая смутные знания о механике Мессы путем рассматривания картинок, на которых священник выполнял один обряд за другим. Месса — на самом деле штука очень несложная, решил для себя Джордж. Он шуршал страницами, пока не пришла пора уходить. Потом собрал пакеты и вышел на улицу Шартр.