Влетев внутрь, Джон замер, несколько удивленный тем, что его шумное появление не вызвало никакой реакции предков. Потом он догадался, что, раз живой сэр Томас здесь, значит, его призрак должен хорошо помнить эту ситуацию. Пару раз глубоко вдохнув, он сложил руки на груди и произнес:
— Полагаю, дедушка, вы уже знаете, зачем я пришел.
— Знаю, — повернулся к нему призрак.
— Что вы скажете?
— Я промолчу.
— Ах так? Дозвольте спросить, почему же?
— Потому что Бенджамин не вернулся из похода. Потому что на моей памяти ты уже врывался сюда, кричал, сопротивлялся, но ничего не изменил. Я сидел за бумагами, пытаясь высчитать, сколько Первозданной Силы притягивает к себе Горыныч одним лишь фактом своего существования, а мой призрак, не повышая голоса, убеждал тебя в том, что Бенджамин не вернулся, и таково есть веление судьбы.
— Да плевал я на вашу судьбу! — вскричал Джон. — Я не могу смириться с такой глупостью!
— Против судьбы ничего нельзя сделать.
— Можно! Можно сказать в точности, где, когда и как Бен встретит смерть. Осведомлен — значит вооружен. И можно избежать этой нелепости, этой непростительной глупости, этого… преступления!
— Я уже говорил: я не рискну спорить с Господом Богом и предначертанной Им судьбой. Я ничего тебе не скажу.
— Ладно. Тогда я никуда не пойду. Делайте что хотите, а я с вашим Горынычем как-нибудь разминусь.
Сэр Томас вздрогнул и выронил из пальцев перо, но не обернулся. А призрак спокойно ответил:
— Пойдешь. Потому что ты уже сделал это. Ведь ты жил в Рэдхэндхолле, в замке, принадлежащем нашей семье, значит, замок остался нашим. Значит, в тысяча двести восемьдесят третьем году ты выполнил свой долг.
— А может, дракон просто сдох от старости? — буркнул Джон, вдруг обессилевший от невозможности что-то предпринять. — И вообще, что за мрачные намеки насчет замка? Кому еще он может принадлежать?
— Все-то тебе вынь да положь, неугомонный… Между прочим, не одни мы знаем о чуде Драконовых земель. На нас еще будут нападать. И если Змей останется жив, а клад не попадет в замок, мы не устоим. Я это точно знаю, уж можешь мне поверить. Так что, отказавшись от похода, ты изменишь судьбу всех поколений Рэдхэндов — и не в лучшую сторону. Ты просто уничтожишь их. И сам не родишься. Не смотри на меня так удивленно. Я не знаю, как такое может быть, и проверять не хочу.
— Ну ладно, я иду. Мы все пойдем. Но почему Бен должен умереть? Зачем нужна лишняя смерть?
— Не знаю, — вздохнул призрак. — И никогда не узнаю, и смирился с этой мыслью. Но жизнь — это такая штука, которая полна смерти. И Бен это знает. Он ведь сам, без принуждения решил последовать за своей судьбой.
— Дедушка, ваш страх перед судьбой я отлично понимаю. Но, может быть, стоит попробовать? Жизнь или смерть Бена не изменят историю…
— Нашу не изменят, но чью-нибудь другую — перевернут с ног на голову. И перестань меня искушать! — воскликнул призрак, вскинув руку к лицу. И было в этом жесте что-то детски беспомощное, что в конце концов и подкосило решимость Джона добиться ответа любой ценой. — Ты знаком с этой проблемой всего пару часов, а я семьсот лет размышлял! Так что не спорь со мной. Смертей будет еще много, и много будет жизни. А даром ничто не проходит, я в этом уверен… Будь же ты наконец мужчиной, делай то, что решил сделать, молча.
— Хорошо, — помедлив, сказал Джон, — Только не обижайтесь, если Бен все-таки сумеет вернуться.
И он вышел прочь, не желая слушать возможные возражения призрака.
Он понимал, что вел себя неразумно. Вовсе не обязательно было оставлять последнее слово за собой. Тем более он понимал, что по-своему призрак прав. Собственно, теперь, после разговора, Джон и сам не был уверен, действительно ли нужно во что бы то ни стало отстаивать жизнь Бенджамина…
Да и бесполезно это теперь — как можно спасти человека, не имея представления о том, что, где и когда ему угрожает?
Настроение упало до нулевой отметки. Джон отправился в свою комнату в срубе, сбросил доспехи и лег на кровать. Безмолвно сопровождавшая его Изабелла, разоблачившись у себя, вскоре тихо прокралась к нему и присела рядом. Джон был очень благодарен ей за красноречивое молчание.
Конечно, можно исключить Бена из похода. Только как это сделать? Обмануть, заявив, что ночью человеку из грядущего приснился сон, из которого ясно, что Бену в отряде делать нечего? Но сэр Томас это «откровение» раскусит мигом. Не пустить Бена силой? Оглушить, связать и отправить с каким-нибудь обозом в деревни Рэдхэнда…
Н-да. Более хлипких планов в голову Джона еще никогда не приходило. Мало того что нужно подгадать момент, когда рядом будет обоз, но не будет сэра Томаса или призрака, так еще надо осилить Бена, который, получив пророчество, со всем средневековым упорством теперь движется навстречу своей судьбе. Вообще-то знание самбо дает большие преимущества, но еще остаются такие же непробиваемо средневековые Изабелла и Гарри, которых неизвестно, удастся ли убедить. Ну Изабелла, положим, поймет и поддержит, да и великан Гарри переживает за друга… Тогда что мешает Бену вернуться, догнав отряд чуть позже, в дороге? Или, что хуже всего, вдруг он погибнет в этом самом обозе?
Тогда получится, что заговорщики-спасители сами и погубят его!
Это в принципе безвыходная ситуация, понял Джон. Каким способом ни отстрани Бена от похода — всегда остается вероятность, что этим ты и подтолкнешь его к смерти.
А если какой-то безумный план и срабатывает — никто ведь не может поручиться, что вместо Бена не погибнет, скажем, Гарри, — ничуть не лучше исход. Зато точно известно, что в случае чего в отряде недостанет одного надежного меча.
Если бы призрак хоть намекнул…
— Проклятый упрямец… — простонал Джон.
На руку его легла теплая ладонь Изабеллы.
— Все мы ходим под Богом, — сказала она.
— Знаю, — отозвался Джон, не открывая глаз. — Все знаю. Все понимаю. Но и ты пойми: у меня другой тип мышления, не ваш. Для меня невыносима мысль о безнадежности. В моем веке не принято отдаваться на волю судьбы.
— Бедные, как же вы живете?
В первое мгновение Джон готов был возмутиться такой постановкой вопроса. Но потом подумал: а ведь девочка права! Что дает, по большому счету, отказ от фатализма, кроме повода напыжиться? Судьба-то продолжает свою работу всегда, и неважно, верит в нее человек или нет.
Джон вот не верил. Даже само слово это недолюбливал — оно всегда казалось ему громоздким и бессмысленным. По его наивно-реалистическим понятиям, судьба — значит, сиди и не дрыгай ногами. А как раз этого он и не хотел, его все тянуло к новой жизни, в которой нет ничего камнем висящего на шее — вроде происхождения. Русскость в Англии и англичанство в России раздражали его, раздражали титулы и наследие «человека странной судьбы»; раздражали поместье и замок, даже призрак, в юные годы бывший верным другом, с какого-то момента сделался просто назойливым стариканом.
Вот Джон и решил изменить свою судьбу. В кругу его знакомых как раз объявился американский миллионер Торн, владелец сети развлекательных комплексов, который предложил продать ему замок и воспылал особенным энтузиазмом, когда узнал о призраке. Призрак, правда, неоднократно заявлял, что не выносит даже вида американцев, но Торн верил в свое обаяние и был убежден, что с призраком поладит.
Джон рассчитывал обосноваться в Америке, а потом поездить по миру, время от времени навещая то одну, то другую родину, желательно инкогнито. Конечно, можно было воплотить эти замыслы и не продавая замок, но, во-первых, это уже грозило обернуться экономическими трудностями, а во-вторых, не означало разрыва с прошлым, со старыми связями — с прежней судьбой. Как ни крути, а Рэдхэндхолл был тем мостом, который необходимо было сжечь за своей спиной.
А судьба взяла и все переиначила. Она, оказывается, накрепко привязала его к замку. И вот Джон все больше вязнет в прошлом, воюет с чудовищами, главное — постепенно привыкает. Хотя до конца истории еще ох как далеко…