— Что думаешь по поводу происходящего рядом с волоками? — начал хозяин.

— Тут и думать нечего, — Всемил усмехнулся и захрустел моченым яблоком, — кто под знаменами Изяслава ходил, тот и организовал. Ну, или ученик способный. Уж очень приемы похожие, просто оголодавший смерд до такого не додумается. Помню тогда мы Суздальцев топили без счета…

— Ты уже рассказывал, лучше скажи, что делать собираешься. Скоро основной поток торговых людей пойдет…

— Да знаю, знаю, — перебил тысяцкий, — уже делаю. Послал в низовую землю людей надежных, с доставкой хлеба проблем не будет. Если только святоша владимирский дружиной своей волоки не закроет.

— Думаешь осмелиться с бабами и детьми воевать?

— Это тебе думать надо, осмелиться или не осмелиться, — Всемил опять усмехнулся, — но если мне нужно было бы Новгород на колени поставить, то начал бы я именно с закрытия волоков. Без хлеба сами к нему на коленях приползем.

Это действительно была проблема, богат Новгород, силен людьми своими, на подъём легкими, но земля его северная хлеб не родит. Не то что бы совсем, но для своих нужд не хватает. Поэтому, идут каждый год из низовой земли ладьи под завязку нагруженные булгарским, рязанским и черниговским хлебом. Раньше ходили ладьи из Руси, но после смерти Мстислава не стало там мира, перегрызлись между собой князья, видя это и половцы осмелели. И не стало былой силы в Руси и хлебный поток из нее иссяк. Потом пришла новая напасть в виде владимирского святоши. И так большую власть взял, так все мало ему, ни как остановиться не может.

— Ничего, отца его били и ему нос укоротим. Не верю, что христианин на такую мерзость сподобиться, — видя насмешливый взгляд тысяцкого он вспылил, — да не смотри ты на меня так! Знаешь, сколько будет хлеб стоить, если его от ляхов или от булгар возить? Нас с тобой самих в Волхов, с камнем на шее, чтоб точно не выплыли.

Тысяцкий пожал плечами, — ну так сделайте городские хранилища, куда часть зерна будут сдавать в виде налогов.

— Тогда нас в подворотне прирежут, те, кто торговлю хлебом ведет. Тебе как больше нравиться? Волховская водица или нож под ребро? — выговорившись, уже спокойно продолжил — ладно, расскажи по существу, кто куда и почему на совете не сказал?

— Там ни кто и не спрашивал, а самому болтать… сам знаешь, что кое кто из наших бояр не прочь под Владимир пойти. И активно в этом деле святоше помогает. Обвинять пока ни кого не стану, но уж очень все хорошо у татей складывается. Не иначе помогает кто из Новгорода. А на Итиль, Зима со своей ватагой пошел.

Тут уже усмехнулся Будимир, — Зима говоришь, ну тогда разбойничкам царствие небесное. Слышал я, будто завязать он хотел, как уговорил?

— Зима человек разумный, понимает, когда не стоит отказываться. К тому же, серебро наших хлеботорговцев убеждению помогает изрядно.

— Хорошо, на Ловати что?

— Туда своих людей отправляю, хочу с живыми разбойничкам потолковать. Может узнаем от них что интересное.

— Думаешь происходящее лишь преддверие войны?

Тысяцкий снова рассмеялся, — э нет, об этом ты должен думать, меня люди поставили землю защищать мечом, да торговый суд вести. Думать об отношениях с Владимиром, твоя работа. Но если серьезно, думаю, пока он с Русью не разберется, за нас не примется. Папа ему оставил в наследство столько южных проблем, что и его детям до конца жизни не разобрать. Если мы сами ни какой глупости не сделаем, то и под стенами войско его не увидим. А там, глядишь, он на киевских холмах сам шею свернет, или булгары ему хребет сломают.

Но когда полезет на нас, то ничего хорошего нам не светит. Если зимой, есть кой какие задумки, думаю отобьёмся. Ну а если летом, не знаю. Но я так думаю, войско под стенами не жди. Жди волоки закрытые и голод, вот его самое верное оружие. И если не придумаешь, где хлеб достать, лучше и не начинать с залесьем тягаться.

Продолжить им не дали, коротко постучав в комнату вошел давешний холоп и зашептал хозяину на ухо. Посадник ответил не понижая голоса.

— Быстро сообрази им вина и закусить, пусть подождут маленько, — и обратившись к тысяцкому продолжил, — вот Всемил, на ловца и зверь бежит. Пришел Милан Корабельщик, а с ним некто Алексей Климин из Индии и брат его. Не знаешь таких?

— Ну как же не знать, сам на милановой ладье хожу. И гостей из Индии знаю, даже заработать на этом длинном успел, — тысяцкий рассмеялся, — а дочь моя непутевая уже состояние сделала на него ставя, скоро ей и приданное не понадобится, богаче отца станет.

— Не находишь, его с родичами несколько странными?

— Слышал я будто род его жил в Индии со времен Владимира Святославовича, немудрено, что странные, сколько поколений вдали от дома выросло. Они даже на родном языке еле говорят. Христиане, и то ладно, — не много замявшись, спросил, — вот ты Будимир, пол мира объездил, не довелось ли бывать в Индии, что скажешь о ее обычаях?

— Нет, не доводилось, даже не доводилось встречать людей которые там бывали. Слышал, что лежит она далеко на восход от святой земли. А также, якобы живут там птицы размером с дом, способные поднять в воздух ладью и люди с песьими головами и змеи о семи головах в подземном царстве. Сказки одним словом, получается, этот хрен может болтать что угодно, проверить то, все равно нельзя. А странностей вокруг их компании более чем достаточно. — Будимир заговорщицки понизил голос. — Отбросим незнание языка, странную одежду, сосредоточимся на главном. Молодой племянник верховодит над дядьками своими, которые ему по возрасту в отцы годятся. В роду три десятка человек и ни одной семейной пары, ни одного ребенка. На Ловати объявились самым странным образом, говорят, что по суше добирались. В Великих Луках у них со своими спутниками размолвка вышла, дело до ножей дошло. Но дело решил не этот Алексей, который у них глава рода, а брат его младший, видел наверное, с рваной рожей, вертится на боях, ставки делает. Причем один разогнал десятерых, троих вообще до полусмерти избил, почему сейчас не бьется? Потом они всем родом, как скоморохи представление устроили, брали дорого, но правда говорят оно того стоило. Такое же представление устроили по прибытию в Холм. Что все это значит спрашивается?

— Да, много ты узнал, а к чему такой интерес? Ну поиздержались люди в дороге, решили подработать. А на боях все просто, скоро на старшего будет ставить не выгодно, в дело вступит младший, которого не знают и деньги у лопухов по второму разу возьмут.

— А вот и нет. Кун у них куры не клюют, что в Луках, что в Холме серебром разбрасывались направо и налево, вот посмотри, — посадник достал из ящика стола шкатулку и вынул из нее монетку сделанную с большим искусством. Очень странная была монета, на одной стороне была изображена арабская цифра обозначающая «один» в обрамлении вьюнка, на другой стороне византийский двуглавый орел. Надписи на обоих сторонах. Надписи были сделаны письмом очень похожим на кириллицу. Правда имелись две незнакомые буквы и при чтении получалась полная бессмыслица.

— Ты уверен, что это именно куны, а не оберег или украшение? И для монеты слишком лёгкая, серебра в ней маловато. Если оно там вообще сть.

— Ха, полюбуйся, — посадник высыпал из шкатулки еще несколько похожих монет разного достоинства, отличающиеся друг от друга размером и арабской цифрой.

— Интересно, где такие делают.

— Подожди, ты самого интересного не видел, — он передал тысяцкому исписанный лист.

С одной стороны на нем был текст приглашения написанный яркими красками и украшенный изображением растений. И хоть ошибок в тексте не было, но чувствовалась рука не очень умелого писца. С другой, всё та же нечитаемая кириллица с арабскими цифрами. Буквы и цифры, мелкие, четкие и абсолютно одинаковые. Было абсолютно непонятно, как может человек так руку набить. Интересен был и сам материал листа. Ни кожа, ни береста и не папирус, который он видел в Византии. Всемил вопросительно посмотрел на посадника.

— Не смотри так, я сам понимаю не больше твоего. Даже среди писцов архиепископа таких умельцев не сыщется. А сам лист, сдается мне сделан из бумаги, видал в Палестине, арабы на ней пишут, но могу и ошибаться. Бумага, она серая, а эта, сам видишь, снежно белая. Еще они производство стекла наладили, вот полюбуйся, — посадник поставил на стол фигурку лошади — в самой Византии такого не найдешь. И знаешь, что самое интересное? Сами продавать не стали, отдали купцам нашим, тем, которые стеклом торгуют. Отдали примерно за четыре пятых от того, что могли бы сами выручить.