Проскакав по ступенькам на второй этаж, Эмма пробежала по тёмному коридору и остановилась возле двери с латунными цифрами «двести десять», прибитыми к деревянному полотну. Зажала бумажный пакет в зубах, подняла кулак и стукнула два раза. Сильно. Дверь сотряслась. Может и не стоило так стараться, но раздражение было готово хлестнуть через край. Снова перехватив пакет, Эмма принялась ждать. Лучше взять себя в руки и проявить сухой профессионализм. Как и раньше. Будто не было вчерашнего вечера. Вручить Рейнеру завтрак, потребовать в рекордные сроки одеться, затолкать в себя еду и спуститься вниз.

И удалиться. С прямой спиной и расправленными плечами.

Дверь никто не открывал. Эмма нервно цокнула языком, снова занесла кулак прямо с зажатым в нём краем пакета, и стукнула еще раз. Из номера послышались быстрые шаги. Замок щёлкнул, дверь немного отошла от косяка, приоткрывая небольшой проём. Шаги стремительно удалились в обратном направлении.

Ну и что бы это значило?

Эмма несмело отодвинула носком ботинка дверное полотно и просочилась внутрь. Остановилась за порогом. Что делать дальше? Комната была пуста. Шторы растянуты в стороны, яркое солнце освещало двуспальную кровать, которая выглядела так, будто в ней шла война. Поверх скомканного одеяла валялась чёрная водолазка. На полу лежал расстёгнутый баул. Из распахнутой двери в ванную доносился плеск воды.

Эмма сделала шаг по комнате, поставила бумажный пакет на тумбу.

— Рейнер? — окликнула она, глядя на светящийся искусственным светом дверной проём.

Она ждала, что он как-то откликнется, но вместо этого худощавая, крепкая мужская фигура заполнила собой пространство. Брент выскочил из ванной наскоро вытирая полотенцем лицо и не глядя на Эмму.

— Я знаю, я проспал, — выпалил он, метнувшись к кровати и швырнув на неё полотенце.

Эмма застыла. Она честно собиралась оставаться холодной и сдержанной, но это сложно, когда перед тобой останавливается полуголое мужское тело. С каплями воды, стекающими по жилистой шее; со светлой порослью на широкой груди; с красиво расчерченным животом. Пуговица джинсов была расстёгнута. Чёткие ключицы отделяли шею от грудной клетки.

Ситуация до смешного повторялась.

— Прости, я не хотел, — продолжил Брент, не глядя на Эмму. Он склонился к кровати и схватил с неё водолазку. – Это всё из-за детей.

— Э-э… — протянула Эмма (как психически больная, не хватало только стекающей изо рта слюны). – Из-за детей? – глупо переспросила она.

— Да, они живут за стенкой, — Брент развёл руки в стороны в жесте безысходности и только сейчас посмотрел на Эмму.

Он так и не побрился. Впалые щёки обрастали всё больше, но это нельзя назвать минусом. Эмма откашлялась.

— И в чём связь? – спросила она, стараясь смотреть исключительно на худое лицо с немного орлиным носом.

Брент уронил разведенные руки, хлопнув себя по бедрам. Водолазка повисла в пальцах. Он забыл, что собирался одеться.

— Серьёзно? – на его лице проступило выражение страдальца. – Я должен объяснять?

Или сегодня магнитные бури, или Эмма вдруг отупела, но она не улавливала, к чему он клонит.

— Да, вообще-то, да.

Рейнер забросил свободную руку за голову и взъерошил выгоревший на солнце затылок. Кожа натянулась на рёбрах… И вовсе Эмма туда не пялилась. Во всём виновато периферическое зрение.

— Они провели ночь очень… э-эм... громко, — сообщил Брент.

Как жаль, что на улице такое яркое солнце. Ничто не скрывало того, как запылали щёки Эммы.

— Боже…

— Ага.

Брент наконец вспомнил про водолазку. Растянул её, двумя рывками продел руки в рукава и забросил ткань на голову.

— Начали они примерно в час, — послышалось из недр чёрной лайкры. — И закончили около пяти, — русая голова появилась из горловины.

— Не-ет, — протянула Эмма.

— Да.

Эмма секунду с недоверием смотрела в серые глаза. Мужчина был серьезен. Абсолютно. И эта серьезность никак не вязалась с полученной только что информацией. Итак, малыши всю ночь развлекались, не давая спать соседям, но при этом сами успели выспаться и подняться с постели вовремя. Эмма прикусила нижнюю губу, попытавшись сдержать смех, но этого было мало. В следующее мгновение она уже громко хохотала.

— Тебе смешно? – вскинул брови Брент.

Сил на ответ она не нашла. Просто кивнула, продолжая смеяться. На лице Рейнера мелькнула ухмылка.

— Это было нечто. Не представляю, откуда у этого пацана столько сил…

— Ему восемнадцать, — выдавила Эмма, стараясь задушить новую волну.

— Восемнадцать – это отстойный возраст! Почему я не был таким в восемнадцать?

— Ты завидуешь Колину?

Брент поморщился.

— Я несколько месяцев живу в компании одного только кота. Да, я завидую Колину.

Эмма скривила притворно-сочувственную гримасу.

— Бедняга, — всё еще посмеиваясь, сказала она. — И тем не менее, мальчик и девочка спустились к завтраку вовремя

— Как ты и сказала, им восемнадцать.

Действительно. Никогда организм не восстанавливается так быстро, как в восемнадцать. Эмма всхлипнула последний раз и замолчала. Неожиданно тема исчерпала себя. Что ж, по крайней мере, Брент не напился в баре, и проспал по уважительной причине. Это можно простить. Если, конечно, ему вообще нужно её прощение.

Смех угас, и в комнате стало как-то тихо. А вместе с тишиной к Эмме пришло осознание, что она находится в гостиничном номере, снятом одиноким мужчиной, а сам мужчина стоит здесь же. И пару минут назад он был почти раздет. От этой мысли стало жарко.

— Это кофе? – заговорил Рейнер, указав взглядом на всё еще зажатый в руках Эммы стаканчик.

Чёрт, точно. Она же пришла по делу. Брент пересёк комнату и остановился совсем рядом с Эммой. Его глаза больше не улыбались. Стали внимательными, пристально вглядывающимися. Эмма поспешно протянула напиток, чтобы хоть как-то отгородиться от очередного вторжения в личное пространство.

— Да-а… – неуверенно протянула она. – Я купила тебе завтрак, – обернулась к тумбе и указала подбородком на бумажный пакет. – Чтобы ты быстрее был готов к выходу.

Брент поднял руку и перехватил стаканчик.

— Надо же… Спасибо.

Его пальцы коснулись пальцев Эммы. Ожидаемо, человек же должен был наконец забрать свой напиток. Однако это прикосновение обожгло кожу. Он не отдёрнул руку. А она замерла, прислушиваясь к теплу, просачивающемуся из его пальцев в её. Так продолжалось несколько секунд. Чужие люди не прикасаются друг к другу так долго.

— Я пойду, — выпалила Эмма, выпуская стакан из рук и отступая на шаг. – Жду внизу. Не задерживайся.

Брент шевельнулся. Поднёс стаканчик к губам и осторожно пригубил напиток из «носика». Серые глаза пристально следили поверх его края за тем, как Эмма пятится к двери.

— Как скажешь, маршал, — кивнул Рейнер.

Вот это прозвучало уже более буднично. Эмма кивнула в ответ, просочилась за дверь и тихо прикрыла её за собой. Нельзя сближаться с людьми в походах. Нельзя-нельзя-нельзя. Все эти туристические отношения – однодневки. Зато боль после них не проходит еще очень долго.

Ветер гнал облака по небу. За полдня дождь набегал четыре раза, обрушивался на головы, но как только туристы доставали дождевики, туча улетала прочь, и солнце почти пекло в затылки в капюшонах. Вода в озере Талла шла рябью от порывов ветра. Само озеро развернулось неплохим препятствием на пути, и требовало обхода по одному из берегов. Эмма выбрала левый. Так дорога казалась немного короче.

Эмма не всегда ходила этим конкретным маршрутом. Уэст Хайленд Уэй – это не одна тропа. Это сеть троп, которые так или иначе выводят людей в какие-то конкретные точки, но тем не менее люди сами выбирают, куда им повернуть. В общем-то, как и в жизни в целом. Иногда тропа идёт прямо рядом с автодорогой, иногда углубляется в леса и поля. Озеро Талла Эмма всегда обходила по левому берегу. По правому шла трасса, и с этим отрезком пути были связаны не слишком приятные воспоминания.