— Это единственное мое удовольствие в жизни, — Зубенин хихикнул. — Я ведь не пью, не курю, не наркоманю. На работе верчусь волчком, унижаюсь перед начальством, получаю мало. Пробовал остановиться — скучно невмоготу. От беспросветной тоски — хоть в петлю лезь..
— Да-а-а, — со вздохом проговорил Антон и, возвращаясь к прерванной теме, спросил: — Чехлы на сиденьях в машине давно меняли?
— Прошлой зимой. Я один раз в году отдаю их в стирку.
При въезде в город, чтобы не отвлекаться от управления автомашиной, Бирюков прекратил разговор. Да и говорить с Зубениным, собственно, больше было не о чем. Дальнейшее выяснение истины зависело от результатов криминалистической экспертизы, а рассказанное вроде бы с непосредственной искренностью Ричардом предстояло еще основательно проверить и подтвердить показаниями «Десантника» и Труфанова.
Зубенинские «Жигули» Антон Бирюков поставил на служебной автостоянке возле здания УВД, где находились лаборатории научно-технического отдела. Буквально через несколько минут рядом припарковался райотделовский оперативный «уазик», на котором приехали из райцентра следователь Петр Лимакин и эксперт-криминалист Лена Тимохина.
Глава XVIII
Операция «Игра», проведенная горуправлением милиции, завершилась успешно. Взятая с поличным компания картежников во главе с «Прапором» и хозяин музыкального подвальчика Владик Труфанов оказались в изоляторе временного содержания.
К утру Тимохина закончила экспертизу по исследованию протектора колес зубенинских «Жигулей». Отпечаток на глине у сусличьей норы был оставлен правым задним колесом. Значит, если Зубенин на самом деле заменил колеса, то к дачному кооперативу «Синий лен» подъезжал Труфанов. Видимо, он и увез Зуева из дома. Оставалось неизвестным: кто соучастник Труфанова?.. По словам нештатного инспектора ГАИ, пытавшегося остановить красные «Жигули» возле железнодорожного вокзала в райцентре, этот инкогнито был то ли в милицейской, то ли в военной форме. Видимо, он и выманил Левчика из квартиры.
— Не «Прапор» ли нарядился в свою бывшую форму?.. — высказал предположение Антон Бирюков следователю Лимакину.
Лимакин задумался:
— Когда его уволили из армии?
— Лет семь назад.
— Неужели так долго хранит армейскую одежду?
— В армейской рубахе, во всяком случае, я видел его в кафе, — сказал Антон. — Что касается другого обмундирования, то обычно военные оставляют на память китель с регалиями и фуражку. Этого вполне достаточно, чтобы ночью сойти за сотрудника милиции.
— В принципе — да, — согласился следователь. — С чего, думаешь, лучше начать отработку этой версии?
— С раскрытия магнитофонной кражи.
— Давай! Пока я заканчиваю оформление показаний Зубенина, займись, Антон Игнатьич, «Десантником». Потом за остальных сообща возьмемся.
…Допрос Юрия Полячихина Бирюков проводил в кабинете Веселкина, куда «Десантника» доставили прямо из медвытрезвителя. Мающийся похмельной болью алкоголик попытался по привычке отказаться от обнаруженной у него в кармане «снасти» с рыболовецкими крючками и даже от пятнадцати рублей денег. Но, уличенный собственной подписью в протоколе, предусмотрительно оформленном при выдворении из вытрезвителя, вынужден был признать, что и деньги, и «снасть» принадлежат ему. Съежившись, будто от сильного озноба, он подтвердил показания Зубенина о поездке в райцентр, а после недолгого запирательства признался и в краже японского «Националя». Рассказал Полячихин и о том на каких условиях и за сколько продал украденный магнитофон продавщице винного магазина Веронике Натылько.
— Куда дели вырученные деньги? — спросил Антон.
«Десантник» облизнул посиневшие губы:
— Пропил, куда больше… Вон, пятнадцать рублей осталось.
— Всего за неделю почти сотню просадили?
— Чего удивительного? Теперь водочная цена — глаза лоб лезут.
— А с Труфановым не поделились выручкой?
— С какой радости я должен с ним делиться. У него кооперативных денег хватает.
— Магнитофон украли по подсказке Труфанова?
— Чего мне подсказывать… Я не ребенок. Ученого учить — только портить.
— Выходит, вы знали, что хозяина нет дома, а магнитофон стоит на подоконнике…
— Ничего я не знал, — «Десантник» вновь провел языком по синим губам. — Жажда с похмелюги прижала, хоть помирай. Вылез из машины. Хотел с Ричардом зайти в квартиру, воды попросить. Ричард дозвониться в дверь не может… Я подлез под черемуху и заглянул в окно: есть ли кто в квартире?.. Вижу, никого нет. На глаза маг попался… Ну чего было ходовую вещь оставлять?.. Ловкость рук и никакого мошенства.
— Как Труфанов отнесся к вашей «ловкости»?
— Ричард, дешевка, заложил меня Владику. Тот раскомандовался, дескать, я свинью ему заделал… Дескать, немедленно тащи маг сюда! Обрадовался, сейчас разбегусь… Пришлось отмазываться, мол, лысый нагло врет.
— И Труфанов поверил?
— Владик на слово сам себе не верит. Пригрозил, что съездит в райцентр и разберется. Ну я, чтобы концы замести, моментом сплавил маг…
— Чем «разбирательство» закончилось?
— Тем, что я вот перед вами исповедуюсь в краже.
— Труфанов разве не ездил в райцентр?
— Не знаю, куда он ездил, но о магнитофоне больше толковище не заводил. Наверно, просто на пушку хотел меня взять.
— Какой вчера у вас с ним разговор был?
— Матюгнул Владик за то, что я последнюю неделю по-черному загулял. Пришлось каяться. Он всучил шесть червонцев и говорит. «Мигом тащи четыре коньяка!» Даже на такси разрешил потратиться. Я с ходу мотанулся в магазин. Вероники не оказалось на работе. Думал, завалю дело. Ладно, знакомая завмаг выручила, без звука из подсобки обслужила.
— Коньяк Труфанову отдали?
— Кому еще… Владик доволен остался. За оперативную услугу угостил, как всегда.
— Коньяком?
— Нет, у него поллитровка водки в заначке была.
— Труфанов спиртным приторговывает в кафе?
— Не-е, это Владик «Прапора» уважает… — Полячихин мутными глазами уставился на графин с водой. — Можно хлебнуть?..
Бирюков налил полный стакан. «Десантник», расплескивая воду на грудь, жадными глотками осушил содержимое стакана до дна и попросил налить еще. После утоления похмельной жажды он уставился взглядом в пол.
Из дальнейшего допроса Антон понял, что ни Владик Труфанов, ни прозванный «Прапором» Никита Чуносов не посвящали Полячихина в свои тайные дела. В военной форме «Прапора» Полячихин никогда не видел. Обычно тот приходит в кафе или в солдатской рубахе без погон, или в белой водолазке и черном вельветовом костюме. Конечно, о картежной игре в музыкальном подвальчике «Десантник» знал, однако упорно не хотел говорить об этом. Уловив в его голосе неприязнь к «Прапору», Бирюков спросил:
— Что за человек Чуносов?
Полячихин зябко дернул плечами:
— В зависимости от настроения. Когда все гладко — нормальный, а как чуть чего — сразу кулаки в ход пускает.
— Где с ним познакомились?
— Предпоследний срок в одной зоне отбывали.
— Как он там, не верховодил?
— Кишка тонка для верховодства. Пробовал одного новичка в картишки нагреть, тот заметил подтасовку и такой разгон устроил, что если б не Вася Сипенятин, «Прапора» из зоны в деревянном бушлате вынесли бы ногами вперед.
— Сипенятин вместе с вами отбывал наказание?
— Ну. Потом Васю по этапу в Ташкент отправили. Знаете его?
— Знаю.
— Хороший мужик. На днях у Владьки в кафе встретились. Говорит, с прошлым делом завязал намертво. И мне советовал. Если б не водка, я тоже бы крест поставил…
— Значит, надо бросать водку.
— Сам знаю, что надо. А как, скажите, если не могу без нее, заразы?..
— В колонии ведь могли…
— Думаете, я там не пил? Реже, понятно, чем на воле, но все равно прикладывался до икоты.
— Жена «выручала»?
— Ну. Запущу в письме слезу, мол, жизнь на волоске повисла. Нинка разжалобится и нелегально подкинет деньжат. В зоне главное — были бы дензнаки. Можно чего хочешь достать.