— Вы меня выкрали, как разбойник! — рассерженно констатировала Джапоника.

Девлин безразлично пожал плечами.

— Называйте меня кем хотите, но вы едете со мной в Лондон.

— Я уже говорила вам, что у меня нет никакого желания это делать. Если вы не остановите карету немедленно, я выпрыгну из нее на полном ходу.

Девлин наклонился над ней:

— Я сяду к вам на колени, чтобы вы этого не сделали. Джапоника усмехнулась:

— Вы несносный человек!

— Вы преувеличиваете.

Виконтесса с удивлением обнаружила, что словесные перепалки с Синклером ей даже нравятся. В ней просыпался азарт. И как человек азартный, она не могла позволить ему одержать над собой верх.

— Вы не сможете в Лондоне держать меня взаперти. Я сбегу при первой возможности.

Девлин потянулся за бархатным пледом, отороченным мехом, непременной принадлежностью зимнего путешествия в карете.

— Я нуждаюсь в вашем обществе на один-два вечера, не более. Неужели ваш график такой напряженный, а неприязнь ко мне так сильна, что вы не можете пережить один вечер в моей компании ради нашего короля?

— О чем вы говорите? Какой у меня может быть долг перед королем?

Девлин бережно укрыл ее колени пледом.

— Ах, вы такая же, как все женщины. Стоит помянуть монарха, и вот вы уже вся внимание.

— Полагаю, вы говорите мне это в осуждение. Увы, я несведуща в таких вопросах, поэтому вам придется объяснить, что именно вы имеете в виду. — Джапоника беспокойно заерзала, когда он принялся подбивать плед вокруг ее талии. — Пожалуй, один вечер я смогу вам уделить, — внезапно сказала она, когда он принялся укутывать ее бедра с явным намерением опуститься ниже.

Девлин откинулся на сиденье и закинул ногу на ногу.

— Женщины готовы пуститься во все тяжкие и терпеть любые неудобства ради того, чтобы подняться выше в глазах общества.

— А мужчина, конечно же, и палец о палец не ударит ради карьеры. Он в жизни не покинет дом, не отправится в странствия на чужбине, не станет рисковать жизнью ради такой безделицы, как долг перед родиной и монархом.

Синклер пробурчал в ответ нечто невразумительное и надвинул на глаза шляпу, чтобы ему не мешали ни свет, ни присутствие Джапоники Эббот.

Джапоника чувствовала удовлетворение. Последнее слово все равно осталось за ней. На самом деле ей было более чем любопытно увидеть Лондон глазами виконта. Ей пришло в голову, что она могла бы и сама, без его помощи, завести полезные знакомства ради того, чтобы выдать замуж хотя бы одну из сестер Эббот. Вести из Лиссабона подхлестывали ее решимость действовать с напором.

Джапоника наконец получила четыре письма от Агги. Она была так счастлива, что даже спать легла, положив весточки под подушку. И сейчас они грели ей грудь.

Джейми рос «мякенький и сливочный, как масло», говоря словами Агги. И голос у него под стать аппетиту. Кормилица говорила, что он сосет больше молока, чем до этого у нее высасывали близнецы.

Тоска по сыну сжимала сердце Джапоники. Она была готова даже забыть о своем обещании покойному лорду Эбботу и поехать в Лиссабон. Но как быть потом?

С каждым днем в ней все больше разрастался страх. Рано или поздно до Лондона может дойти весть о том, что в Лиссабоне у нее растет сын. Джапоника думала, что сумела скрыть беременность и рождение сына от офицеров Веллингтона, но кто знает, о чем там шептались у нее за спиной. До того как слухи дойдут до столицы империи, она должна покинуть Лондон.

— Вы, вижу, глубоко задумались.

Лорд Синклер отложил в сторону шляпу и смотрел на нее пристальным взглядом Хинд-Дива.

— Пришло время нам познакомиться поближе. Я даже не могу припомнить, как вас зовут по имени.

Джапоника не поверила его кажущемуся простодушию, но решила, что не будет ничего страшного, если она назовет свое имя:

— Джапоника.

Лорд Синклер улыбнулся:

— Куст с чудными красными цветами? Вам подходит, хотя для английской дамы имя явно странное.

Джапоника покраснела. Он делал ей комплимент! Но она не должна была принимать лесть близко к сердцу. Мать всегда считала цвет волос дочери крайне неудачным.

— Уверена, что я никогда не слышала вашего имени.

— Девлин.

— Девлин. А вот ваше имя как нельзя лучше подходит для джентльмена. Девлин — храбрый, неустрашимый и галантный. Увы, конкретно к вам это относится не вполне.

— Не вполне? — удивленно приподнял бровь лорд.

— Неопределенно, неясно, нечетко… Девлин усмехнулся:

— Я не просил вас давать полный перечень синонимов. Вы сомневаетесь в том, что я не менее храбр, неустрашим и галантен, чем любой другой джентльмен?

Джапоника окинула собеседника оценивающим взглядом и отвернулась к окну.

— Мое суждение не сделает вам чести.

Девлин схватил ее за плечи и потребовал, чтобы она объяснилась. Он не посмел поднять на нее руку, хоть ему очень этого хотелось. Джапоника лишь презрительно повела плечом.

— Какое бы вы имя дали ребенку мужеского пола? — решил несколько отойти от темы Девлин.

— Что вы сказали? — Джапоника подняла глаза, полные невыразимого ужаса.

— Как бы вы назвали своего сына?

Казалось бы, что может быть безопаснее, чем обсуждать этимологию имен. Однако лорд Синклер, он же Хинд-Див, сумел и здесь создать ей проблемы. Как бы она назвала ребенка… Слишком легко поскользнуться и выболтать лишнее. Джапоника приказала себе быть предельно внимательной.

— Ну, я… — Может, он все знает? Нет, он не стал бы в таком тоне вести разговор о предполагаемом наследнике своего титула. Впрочем, Хинд-Див был способен на все, что угодно.

Джапоника опустила глаза на руки, потом посмотрела в окно. Она держалась из последних сил.

— Почему вы спрашиваете?

Тревога в ее голосе удивила Синклера. Потом он заметил, что у нее дрожит подбородок. И эта дрожь пробудила в нем не одно лишь сочувствие, но и менее достойные чувства. Как может в одной женщине непосредственность, граничащая с неуклюжестью, сочетаться с загадочной, потрясающей притягательностью!

— Просто так, мадам. Болтаю ни о чем. Удачный способ убить время для человека без памяти.

Джапоника сглотнула комок. Господи, да он ничего не помнит. Как она могла забыть? Нет никакого повода для волнения. Он не может ни о чем догадаться, и даже если до него дошли какие-то слухи о том, что его новая родственница не так давно разрешилась от бремени, то возомнить себя отцом ее отпрыска ему ни за что не придет в голову.

— Джеймсом, или ласкательным Джейми. Я бы назвала сына Джейми, — повторила Джапоника, стараясь держаться как можно непринужденнее.

— Джеймс. Хорошее имя. Два английских короля носили, его.

— Зачем так высоко заноситься. Моего отца звали Джеймсом. Джеймс Фортнам, бывший житель Бушира, из Персии.

— Персия, — медленно повторил он, наблюдая за тем, как она медленно сжимает ручки ридикюля. Отчего она так неохотно говорит о семье? Инстинктивно, словно хищник, выслеживающий добычу, он прощупывал слабые места своей потенциальной жертвы и, почуяв ее уязвимость, стал дожимать. Эта тема внезапно пробудила в нем интерес. — Вот, оказывается, откуда вы знаете персидский. Ваш отец, как я полагаю, был офицером в индийском контингенте.

— Нет, он был купцом в Ост-Индской компании.

— В самом деле? Вы, случайно, не приходитесь родственницей владельцу «Фортнама и Мейсона»? — Джапоника с готовностью кивнула, но глаза из-под рыжих ресниц поглядывали тревожно. — У вас много родственников в Англии?

— Близких — ни одного.

Он не столько слушал ответы Джапоники, сколько приглядывался к ней, наблюдал за реакциями. Какой у нее чудный рот! Губы полные и нежные, как сочный персик.

— Вам, должно быть, тоскливо жить так далеко от дома и родителей.

— Мои родители умерли.

Глаза ее молили о пощаде. Он хотел сказать, чтобы она перестала бояться. Он хотел убедить ее в том, что сохранит ее тайну, какой бы страшной или постыдной она ни была. Он хотел просить ее поделиться с ним своей ношей и тем самым облегчить бремя. Но он очень быстро отказался от этой глупой идеи. Девлин потерял память о прошлом и не мог помнить, как относился к ближним до того, как с ним произошло несчастье. Но он не мог представить, что когда-либо особенно интересовался чувствами и переживаниями других людей. Его влекло ее тело, а тайны этой женщины лишь подхлестывали желание. Ни к чему взваливать на себя ношу чужих грехов и обид, когда в этом нет нужды. Все так, но похоть становилась невыносимой.