На этот раз Девлин поспешил усадить ее на стул, пока она не упала.

Потом он опустился перед ней на колени и взял ее за подбородок здоровой рукой.

— Маленькая мученица, такой ты себя видишь, не так ли? «Я так устала, вы и представить не можете», — повторил он, издевательски подражая ее интонации, и был вознагражден: щекам ее вернулся прежний цвет. Лучше гнев, чем отчаяние.

Джапоника оттолкнула его руку от своего лица.

— Я больше не желаю вас видеть. — Она отвернулась, чувствуя себя так, словно сдает последние рубежи обороны. — Я ничего от вас не хочу. Я сама построю свою жизнь. Утром я уеду с Агги и Джейми. Прошу у вас только об одном одолжении.

Она обернулась, чтобы оказаться лицом к лицу с человеком, до которого было рукой подать. Девлин смотрел на нее молча. Если ей и следовало кого-то презирать всей душой, то именно этого мужчину, а она, безумная, любила его.

— Вы должны дать обещание, что никогда не станете искать меня. Никогда.

Девлин улыбнулся. Он не был ей безразличен. Иначе откуда такое отчаяние во взгляде и тоне, когда она просит не искать с ней встречи?

— Забирай своего сына, если ты считаешь, что так надо. Но знай, что он и мой тоже. И что наступит время, когда я приду и потребую то, что считаю своим. Все, что считаю своим.

— Хотела бы я, чтобы вы этого не делали, — тихо сказала она и прикрыла глаза.

— Я знаю. Но через некоторое время мы оба будем чувствовать по-другому. — Он прикоснулся к ее щеке и, почувствовав, как она вздрогнула, прижал ладонь к прохладной коже еще на мгновение. — Я думаю, что за вами никогда еще должным образом не ухаживали, и я думаю, что сам должен освоить это искусство.

Когда она подняла голову, он улыбался прямо ей в лицо.

— Думаешь, я не знаю, как тебе было трудно? Что и сейчас очень и очень трудно? — Он наклонился и легко поцеловал ее, словно перышком коснулся. — До встречи, бахия.

Суррей, апрель

Утро было умеренно теплым, воздух влажен и ароматен, как это бывает в разгар весны. Все вокруг радовало глаз цветением. Местные деревья, кустарники и прочие растения, наряду с привезенными из других краев и выращенные с особым старанием, дабы сделать английскую почву родной и для них, благодарно отзывались на заботу садоводов и садовников. Глаз пировал на красном лихнисе, ярко-зеленых папоротниках, стоящих сплошной стеной розовых рододендронах. Рядами насаженные белые и желтые нарциссы украшали подъезд к дому. Цветы покачивались на стебельках, сгибаясь под ветерком, словно приветствовали гостей. Ирисы гордо устремляли свои стройные стебли с крупными, разнообразных оттенков синего, фиолетового и золотого соцветиями к ласковому весеннему небу. На лужайке, там, где дорога делала поворот, на клумбе цвели изысканные и нежные камелии. Лестницу, ведущую к парадной двери, украшали кадки с апельсиновыми и лимонными деревьями из зимнего сада. Благодаря им в воздухе было что-то от персидской весны.

Все эти и многие другие приготовления были сделаны для того, чтобы создать изысканный и впечатляющий фон для свадебного пира, который вот-вот должен был начаться. Средняя дочь Шрусбери, мисс Бегония Эббот, сегодня венчалась с мистером Чарлзом Репингтоном, младшим сыном баронета и в настоящее время служащим пастором в Афтон-Нерве.

Все жители городка были согласны с тем, что именно пение мисс Эббот на рождественской службе зажгло в сердце мистера Репингтона любовь, котррая и привела к ожидавшемуся счастливому событию. Были, конечно, и такие, кто говорил, что не по правилам выдавать замуж среднюю дочь, когда две старшие еще не пристроены.

Но в основном все были рады за молодых. Пара и в самом деле была замечательная.

Кроме того, местные жители не могли не заметить того, что достопочтенный Фарнлоу Хеппл весьма охотно помогал мисс Гиацинте Эббот в ее трудах по благоустройству сада и разведению новых растений в теплице. Видели, что он заезжал в Крез-Холл раз двадцать, предлагая советы. Естественно, вся округа строила предположения о том, когда состоится вторая брачная церемония в семействе Шрусбери, и еще один цветочек из «букета Шрусбери» покинет деревенский дом, чтобы обустроиться в Лондоне.

Однако два ученых садовода, к счастью, совершенно не ведали о том, что приписывает им молва. Оба отличались примерной сдержанностью, граничащей со скрытностью. Впрочем, сегодня всем, кто имел прямое отношение к Крез-Холлу, было чем занять ум и руки, помимо вульгарных предположений и сплетен. И самым занятым человеком в доме была хозяйка поместья.

Джапоника стояла под дубом, наблюдая за тем, как лучшие наездники из числа гостей дома играли на лужайке в поло. Игра была шумной от возбужденных криков игроков, треска клюшек и конского ржания. И не менее громко реагировали многочисленные болельщики: кто подбадривал играющих криками, кто визжал от восторга. Игра в поло была одним из развлечений, предусмотренных для тех, кто приехал из Лондона накануне дня венчания.

«Блистательного чужестранца», как окрестила мирзу Хасана «Морнинг пост», нетрудно было заметить среди игроков. И не только из-за его длинной курчавой бороды. На нем был костюм для верховой езды, состоящий из короткого отделанного мехом камзола и длинной зеленой шелковой рубашки, шаровар и гамаш. Красный кушак вокруг пояса и конической формы шапку украшала вышивка в виде полумесяца. И этот сверкающий яркими красками наряд выглядел весьма импозантно даже на фоне дорогих мундиров, в которые были облачены многие английские военные, играющие в поло вместе с ним.

— Смотри! Ой, туда смотри, Джейми! Ты видишь, как быстро катится мяч от удара? — спрашивала Джапоника ребенка, которого держала на руках.

Но внимание Джейми было отвлечено другим. Он заметил нового любимца Пионы, коричнево-белого пятнистого кокер-спаниеля, маленького щенка, который, неуклюже подбрасывая лапы, торопился к ним через лужайку. Научившись ползать с большим проворством, Джейми рвался помериться силами со щенком и потому просился на землю.

Понимая его желание, Джапоника опустила сына на траву.

Заметив потенциального товарища по играм, щенок великодушно облизал мальчику лицо. Джейми, в свою очередь, протянул руку и, схватив собачонку за ухо, стал тянуть, пока щенок не завизжал.

— О нет, ты должен быть нежнее, мой мальчик, — отчитывала сына Джапоника, старательно разжимая пухлые пальчики, крепко ухватившиеся за бархатистое ухо.

Решив, что осторожность с новым другом не помешает, щенок принялся прыгать и бегать вокруг ребенка, но так, чтобы тот до него не мог дотянуться. Так что Джейми ничего не оставалось, как совершенствоваться в передвижении на четырех опорах.

Наблюдая за сыном, упражняющимся в ползании, Джапоника подумала о том, что правильно сделала, решив не уезжать, пока не увидит Англию в цвету.

За это она должна была благодарить леди Симмс. Прагматичная и здравомыслящая, женщина привела неопровержимые аргументы против зимнего переезда. Это она назидательно напомнила Джапонике о тех невзгодах и трудностях, которые выпадут на долю Джейми, если его мать решится вновь пуститься в путь в разгар зимы. Джапонике самой не нравилась такая перспектива, но альтернативы она не видела. И вот тогда леди Симмс предстала перед ней во всем блеске своего ума.

— Дев рассказывал мне, что ты боишься, как бы лондонское общество не разузнало о ребенке, — сказала леди Симмс в тот день, когда Джапоника уже собралась уезжать. — Я не вижу повода для страха. Кроме членов семьи, кому какое дело до того, кто его настоящий отец? К счастью, Лорел, будь проклята негодница, не сообщила об этом никому, кроме Дейва. Я бы дважды в день ее стегала розгами, чтобы напомнить о том вреде, что она чуть было не нанесла семье. Пусть страдает от скандалов семейство Ганноверов, хотя они-то точно безродные дворняги. Вульгарные тевтонские бюргеры, узурпировавшие английский трон! Но что до нашей семьи, пока я дышу, скандала не будет!