Он протянул руку и прикрыл ей глаза.

— Не бойся, бахия. Обещаю, ничего не случится такого, чего бы ты не хотела. — Он поцеловал ее в один уголок рта, потом в другой. — Ты теперь хозяйка ситуации. Веди меня. — Он поднял голову и очень нежно погладил ее по щеке. — Если тебе нужны доказательства моих чувств, достаточно лишь взглянуть мне в глаза.

Взгляд его был кротким и тревожным. Но от него по ее телу горячей волной прокатилось желание. В нем словно жили два человека: один стремился овладеть, другой — защитить ее.

— Правда? — прошептала Джапоника.

Решив, что лучшим ответом всем ее сомнениям будет нежность, он приподнял руку, задержав ее в миллиметре от ее груди.

— Можно мне потрогать тебя здесь?

— Да. — Казалось, она боялась собственного голоса.

— Можно мне вот так тебя потрогать? — Он начал ласкать ее сосок, слегка потягивая его и потирая между пальцами. Синклер все время продолжал смотреть ей в лицо, поэтому не пропустил момент, когда губы Джапоники сложились в удивленно-восхищенное «О». — Тебе нравится. Ты чувствуешь, что я могу дать тебе.

На этот раз она лишь вздохнула в ответ.

— Но есть нечто большее, Джапоника, нечто гораздо большее. — Ему хотелось зажечь сотни свечей, чтобы це спеша насладиться созерцанием ее прекрасного тела, которое так манило его. Впрочем, будет другой раз, когда он сможет раздеть ее и позволить с удовольствием рассматривать ее тело. Сейчас для него было важно лишь то, чтобы партнерша перестала его бояться. — Ты такая сладкая. — Он поцеловал сосок, заставив его отвердеть, а потом втянул его в рот.

Джапоника забылась. Она изогнулась навстречу его губам, бедро ее беспрерывно скользило вдоль его твердой мускулистой ноги. Она чувствовала, что в ней зреет, нарастает желание. Ей хотелось прижать его к себе и никогда не отпускать. И тогда она схватила Синклера за плечи так, что ее обнаженные руки наполнились теплом. То, что он делал с ней, было так странно и так чудесно. В этот миг она все бы отдала, лишь бы он не прекращал свою сладкую пытку.

Девлин всем телом распростерся над Джапоникой. Все в нем дарило ей наслаждение: запах сандала, исходивший от его кожи, шершавое прикосновение его лица к обнаженной, оказавшейся на удивление чувствительной груди, приятная тяжесть его тела. Она почувствовала, как что-то, ставшее особенно твердым, упиралось ей в живот. Движимая любопытством, Джапоника просунула руку между их телами, чтобы дотронуться до этого места, но, едва коснувшись, в нерешительности отдернула руку.

Девлин поднял голову.

— Хочешь узнать, как устроен мужчина? Она зажмурилась и покачала головой.

— Ты уверена, что не хочешь? — В его голосе чувствовалось разочарование.

Она открыла глаза и посмотрела в его лицо, показавшееся ей одновременно и чужим, и знакомым.

— Я боюсь.

Он засмеялся, но на этот раз в его тоне чувствовалась насмешка. Едва заметная, но насмешка.

— Ты тоже меня пугаешь. Ты так чудесна и так исполнена страсти. Я боюсь, что в итоге не смогу угодить тебе.

Она слегка нахмурилась:

— Отчего же? Улыбка его стала шире.

— Мужчина, который желает леди, становится пленником своей страсти. Он не всегда может ее контролировать. Например, когда ты целуешь меня, то заставляешь меня твердеть от желания. Когда ты касаешься меня… Ах, леди, я в вашей власти.

— В моей власти? — Джапоника изумленно улыбнулась.

— Так как тебе это? — Он взял ее руку в свою. — Тебе стоит лишь коснуться меня, погладить, и ты поймешь, что это так. — Он опустил ее руку вниз. — Расстегни застежку, и сама увидишь, что сделали со мной твои поцелуи.

Вначале рука ее бессильно лежала там, где он ее оставил. Потом она набралась смелости и начала расстегивать его бриджи, пуговица за пуговицей. Он немного приподнялся, помогая ей завершить начатое. Она вскрикнула, но не отшатнулась.

Синклер снова поцеловал ее, нежно, неторопливо.

— Не бойся дотронуться до меня. Я всего лишь человек, — тихо сказал он, согревая дыханием ее губы.

Всего лишь человек. Джапоника спрашивала себя, как могла считать его чем-то иным, когда его человеческие формы были столь выразительны. Она легко погладила его и сомкнула ладонь вокруг. И в тот же миг почувствовала, как он резко втянул воздух.

— Мне прекратить?

— Если пожелаете, — пробормотал он, — но я молю вас не останавливаться. Познай меня и сделай меня своим. Я ни в чем тебе не откажу.

Она стыдливо ласкала его, и он начал возвращать ей ласку, целуя ее плечи, грудь, живот. Всюду, где он оставлял влажный отпечаток своих губ, кожа ее занималась огнем. Но ласки так утомили ее, что она разжала пальцы, целиком отдавшись волнительным ощущениям. Джапоника чувствовала его всего. Она была полна его запахом, вкусом, теплом. Было так, словно он просочился сквозь поры ее кожи и стал навеки частью ее существа. Когда Синклер поднял ее юбки и прикоснулся ладонью к обнаженной коже ягодиц, она думала, что умрет в экстазе. Но это было не все. Он коленом раздвинул ее бедра и слегка приподнял.

— Не бойся меня, — шепнул он ей на ухо. — Ты создана для того, чтобы тебя ласкали там.

И когда его рука скользнула между раздвинутых бедер и он коснулся самой потаенной ее части, Джапоника вскрикнула и застонала, чувствуя себя предельно развратной. Бедра ее по собственной воле поднялись навстречу его ласкающей руке.

— Тело твое готово принять меня, бахия. А ты сама? Она открыла глаза и прошептала «да».

— Откройся для меня, — моя сладкая. Ты готова. Я не подведу тебя. О да… Так… так хорошо. Так тепло, так влажно, так готово для…

Забыв о скромности, стыде или страхе, забыв обо всем, кроме того что он сотворил с ней своей рукой, ртом, телом и словами, Джапоника отдала себя во власть наслаждения. Синклер шептал ей слова любви на персидском, хриплые мольбы и благодарные возгласы, поощрения. Они соприкасались грудью, соприкасались животами. Он приподнял ее бедра и вошел в нее.

Джапоника вскрикнула и издала долгий протяжный стон. Спина ее выгнулась ему навстречу, а руки сжали его бедра, притянули к себе. Он двигался медленно и умело. Он смотрел ей в лицо и улыбался, вбирая в себя ее стоны наслаждения. Где бы он ни коснулся ее, возникало новое, поразительной остроты ощущение. Джапоника слышала его хриплое дыхание, чувствовала, как под ее пальцами вздымаются мышцы его спины, она купалась в его нежности и восхищалась его силой, пока не осталось ничего, кроме древнего как мир ритма.

И вот тогда пали все барьеры, отделявшие их друг от друга. Они слились и стали одним существом.

Тела их требовали развязки. Когда пришел ни с чем не сравнимый взрыв экстаза, она громко закричала от удивления и восторга, и ответом ей был его благодарный стон.

Джапоника не знала, сколько времени прошло, пока она опять не почувствовала себя на земле. Свеча догорела, и слышалось только мерное дыхание мужчины, в чьих объятиях она лежала восхитительно и бесстыдно нагая.

— Так вот как это делается! Вот что все чувствуют! Девлин повернул голову, глядя на нее с благодарным изумлением. Ни разу в жизни он не испытывал ничего подобного тому, что только что испытал с ней, и сомневался в том, что даже самые изощренные в этом упражнении люди испытывают нечто близкое к тому, что было между ними. Если она сейчас открыла в себе редкую страстность, то в нем она открыла чувство еще более глубокое и более опасное для сердца. И все же он не решился сказать о том, что думает. Не решился по причинам, которые и сам не вполне осознавал.

— Часто это бывает довольно приятно, — осторожно сказал он, — и говорят, мужчинам получить удовольствие бывает легче, чем женщинам.

— О! — только и сказала она, стыдливо пряча лицо. Он приподнялся на локте и взял ее за подбородок.

— Как ты знаешь, бахия, сами по себе уроки любви могут дарить удовольствие, и чем больше мастерства приодит к тебе, тем приятнее; Но редко, когда чувство… — Синклер смотрел ей в глаза и поэтому точно знал, когда она начала понимать его. — Но редко, когда в формулу любви входит чувство, дающее такой результат.