Впервые я встретил Кнута Торсена в джунглях Амазонии в 1968 году. То, что мы одновременно оказались в одном и том же месте — грязном эквадорском городишке под названием Сукуа, — казалось удивительным совпадением.

Сукуа славился двумя улицами. Обе вели к католической церкви. Обе были не более чем протоптанными копытами лошадей тропинками, вдоль которых выстроились хижины без окон. Среди жилых домов иногда попадались тьендамы, маленькие магазинчики, в которых продавались сладости, мыло и напитки.

Хижины были выстроены из выстроганных вручную и поставленных вертикально некрашеных досок. Единственным украшением служили пятна лишайника и брызги коричневой грязи. Люди, бредущие по краям дорог, были местизос, обнищавшими потомками индейцев и испанцев, пришедшими с Анд в поисках лучшей доли. Их влекли в неисследованные джунгли легенды о покорителях Дикого Запада, однако, вопреки всем ожиданиям, там их ждала только еще большая нищета.

После того, как они срубили деревья, разлившиеся реки смыли почву, и единственным их урожаем была грязь. Они выживали, как могли, работая на миссионеров или продавая свои рабочие руки иностранцам, которые приезжали в поисках нефти, красного дерева и золота. Если им удавалось скопить достаточно денег, то они открывали тьенду.

Иногда здесь можно было увидеть мужчину или женщину из племени шуаров, известного своей воинственностью и страшными трофеями в виде черепов.

Их было легко отличить от местизос. Не только по мускулистым телам, округлым лицам, остриженным по линии лба черным прямым волосам, племенным татуировкам на носах, ожерельям из перьев и гордой походке лесных кошек. Шуаров от других людей отличала удивительная опрятность. У них не было заляпанных грязью ботинок и штанов. Их босые ступни и ноги, набедренные повязки мужчин и юбки женщин были безукоризненно чистыми.

В те дни до Сукуа было нелегко добраться. Для этого необходимо было забронировать место на самолете, который отправлялся из Куэнки. Этот колониальный испанский город располагался в горной долине на высоте восьми тысяч футов. Он был построен на месте древней крепости, где родился последний царь инков, Атауальпа. Сукуа от Куэнки отделяет высокий горный хребет. Самолет DC-3, участвовавший во Второй мировой войне, считался недостаточно надежным для перелета через вершины. Поэтому он летел над рекой, которая протекает через извилистое горное ущелье. Если видимость была плохая, то в отсутствие радара пилотам приходилось полагаться исключительно на секундомер. Через двадцать секунд после взлета они должны были отклониться на десять градусов вправо, еще через пятьдесят две секунды — на семь градусов влево. Один из них сказал мне: «Даже если кажется, что сегодня будет солнечно, мы всегда берем с собой часы. Погода здесь меняется, как настроение шуаров!»

В тот день, когда я встретил Кнута Торсена, я был просто волонтером «Корпуса Мира», ненадолго приехавшим в Сукуа с места службы, расположенного еще дальше в джунглях, по сравнению с которым этот городок казался столицей.

В нескольких тьендамах Сукуа продавалось пиво. Субботним вечером с ним можно было прийти в миссионерскую школу, где священник запускал старый дизельный генератор и показывал голливудские фильмы. Не важно, что голоса актеров тонули в реве генератора, а черно-белые ленты были тысячу раз порваны и заново склеены еще в то время, когда их смотрели войска союзников, ожидая начала высадки в Нормандии. Значение имело только то, что эти движущиеся картинки на исцарапанном экране позволяли хотя бы на время забыть о том, где находишься.

После просмотра священник встал перед экраном и напомнил об утренней мессе. К счастью, у меня не было никакой возможности воспользоваться его приглашением.

Ранним утром я отправился к взлетной полосе. Там меня ожидало поразительное зрелище. Я увидел гринго в сером костюме в тонкую полоску, стоящего прямо, как столб, под тенью навеса и смотрящего на грязную площадку, на которую должен был приземлиться самолет. Я удивился, почему его не было на киносеансе.

Я отошел на несколько шагов и стал рассматривать его. Грязь покрывала его черные туфли и комками прилипла к штанинам. Волосы коротко стрижены, лицо гладко выбрито. Все это, вкупе с осанкой, навело на мысль, что он военный. Скрестив руки на груди, он смотрел прямо на джунгли на противоположной стороне взлетной полосы. Или, может быть, смотрел на метисов — трое из них вели через грязь быков, которых привязали недалеко от навеса. На границе джунглей, на земле, сидела семья шуаров: мужчина, женщина и трое маленьких детей, самого младшего женщина кормила грудью.

Когда я подошел, мужик даже не пошевелился. — Доброе утро, — сказал я по-английски. Он подскочил, как раненный. Но потом заулыбался. Его глаза были ярко-голубыми.

— Действительно доброе! — ответил он, протянув мне руку. — Вы говорите по-английски. Как замечательно! Меня зовут Кнут Торсен. — Он говорил с легким скандинавским акцентом.

Я представился. Он не мог скрыть облегчения, которое почувствовал, встретив меня.

— Кажется, я потерялся, — признался он. — Думал, что смогу тут выжить со своим ломаным испанским. Но получается плохо. Волонтер «Корпуса Мира»? Удивительно! Какая удача! Вы давно здесь?

Я объяснил, что нахожусь в Эквадоре уже четыре месяца, и добавил: — Но не здесь. Я живу в джунглях. — В джунглях? — Он недоверчиво покачал головой. — С шуарами? — Да, там есть и шуары. — Это правда? Они действительно охотники за головами? Я заверил его, что шуары все еще иногда мумифицируют черепа врагов, но этот обычай уходит в прошлое. Не в силах сдержать собственное любопытство, я выпалил:

— Что могло привести сюда, в тропическую жару, человека в пиджачной паре?

Он смущенно посмотрел на свой костюм. Галстука не оказалось, а воротничок бледно-голубой рубашки расстегнулся. У ног стоял портфель, простой и даже элегантный.

— Ах, этот костюм! Я чувствую себя идиотом, — сказал он, проведя руками по пиджаку. — Но, честно говоря, это все, что у меня есть. В портфеле нет места для пиджака, поэтому приходится его носить. Но на этой жаре, думаю, его лучше все-таки снять. Хотя жена не одобряет, говорит, я его где-нибудь потеряю.

Сказав это, он медленно снял пиджак. Затем помолчал, аккуратно укладывая его через руку.

— Почему я здесь? Я работаю на консалтинговую фирму, которая проверяет проект строительства гидроэлектростанции на реке Пают.

— Пают? — Да. Не так близко отсюда, я знаю, но бассейн один. Поэтому поездка вполне оправданна. Кроме того, — сказал он, улыбнувшись, — я давно хотел посетить какой-нибудь амазонский город-форпост. Я хотел увидеть шуаров.

Он кивнул в направлении семьи, сидящей у кромки джунглей. Жара начинала действовать и на меня. Кроме того, накануне я употребил много пива, а утром не успел выпить даже чашки кофе. Я двинулся к колченогим столикам в тени навеса.

— Нам принесут кофе. Я бы выпил чашечку, — сказал я. Он посмотрел с тревогой. — Разве самолет не должен прибыть с минуты на минуту? Я рассказал о секундомере и непредсказуемой погоде. — Однажды мне пришлось ждать неделю.

Его лицо стало лицом смертника. — В Куэнке мне сказали, что рейс ежедневный! — В зависимости от погоды. Он страдальчески поднял глаза к небу. — Ну да, конечно. Лучше поздно, чем никогда. С этими словами он повернулся и пошел к одному из столиков. В течение следующих двух часов мы разговаривали. Он оказался норвежцем. Переехал в Соединенные Штаты вскоре после Второй мировой войны, поступил в Массачусетский технологический институт, где обучался инженерному делу и менеджменту. Потом устроился в престижную консалтинговую фирму, головной офис которой располагался в Бостоне, стал совладельцем, а затем и вице-президентом.

— Несмотря на все хорошее, что было в жизни, — признался он, — я, не задумываясь, поменялся бы с тобой местами.

— Почему? — Ты молод и взрослеешь в удивительном мире, который меняется с огромной скоростью. Судьба человечества будет зависеть от решений, которые принимаешь ты и твои сверстники. — Он посмотрел на навес, на взлетную полосу и снова на меня. — Кроме того, у тебя есть редкая возможность учиться у культур, подобных шуарам.