Тут он рассмеялся. Я продолжил рассказывать, как Старый свет пытался распространить свое влияние на тех, кто уплыл в Америку, но люди, которые отважились пересечь океан, были смелее своих родителей. У них была мечта. И они встретились с лесными людьми, от которых многому научились. Поэтому они отказались повиноваться бывшим хозяевам. Они восстали. Воюя с индейцами, они научились сливаться с природой. В то время как британские солдаты маршировали при свете дня в ярко-красной форме и выстраивались в шеренги, колониальные войска, одетые в домотканую одежду и шкуры животных цвета окружающей среды, прятались за деревьями и камнями. Они были невидимыми, поскольку их невозможно было отличить от окружающей среды.

Вьехо Ица внимательно смотрел на меня. Я продолжал: — Колонисты создали иную форму правления. За образец они опять-таки взяли индейцев, в первую очередь ирокезов, нацию, состоящую из пяти, а позднее шести племен. Многие отцы-основатели Соединенных Штатов: Бенжамин Франклин, Томас Джефферсон, Джордж Вашингтон, Томас Пейн — приходили к коренным жителям, чтобы лучше понять их жизнь. Основываясь на том, что узнали, они пришли к созданию политической системы, которую теперь копируют по всему миру.

— Я никогда ничего подобного не слышал. — Но отцы-основатели не учли одной вещи. У ирокезов был совет женщин, который и выбирал вождей племен. По сути, женщины выбирали капитана, чтобы тот вел корабль. Если капитан не следовал запланированным курсом, они могли его заменить. Наши отцы-основатели не включили женщин в свою систему. Даже право голоса они впервые дали женщинам только через полтора века после написания конституции.

— Самое значимое и вместе с тем самое разрушительное превращение в человеческой истории.

— Избирательная система? Он засмеялся. — Конечно, нет. Уход от женского начала. В целом, это женский мир.

Это обеспечивает выживание. Именно выживание, а не «выживание самого приспособленного» — это исключительно мужская идея. Выживание связано с заботой, любовью, поддержкой — женскими аспектами. Где бы мы были без всего этого? На заре истории мы умели ценить эти качества. У ирокезов женщины принимали все важные решения. Мой народ поклонялся великой богине, так же делали люди по всему миру, по всей Матери-Земле. Совсем недавно, всего за каких-то пару тысяч лет до Христа, произошло великое и ужасное превращение. Меня всегда поражало, как все это случилось во многих местах одновременно. Я воспитывался как майя и как католик. В те дни здесь, на Юкатане, было невозможно не знать основ католического вероучения. Еще юным я был поражен размахом этого глобального изменения, которое началось одновременно во многих местах: в Европе, в Азии, на Ближнем Востоке, в Андах. И везде проходило по одному и тому же сценарию. Да, всегда оставались островки здравомыслия, чаще всего — в глубине джунглей и лесов, где правление женщин сохранилось, но мужская культура стала доминировать.

— Ты называешь это превращением? — Очень масштабным, почти всеобщим. И, в отличие от тех, что происходили прежде, разрушительным для мира и для природы. Сезонные рынки под открытым небом, звеневшие детским смехом, превратились в большие коммерческие предприятия, деятельность которых привела к созданию управляемой мужчинами современной экономики. То же самое произошло в области образования, политики, религии — во всех без исключения общественных институтах. Надругательство над природой стало считаться добродетелью, символом мужественности. Деньги и одержимость коллекционированием вещей стали новой религией.

— А Христос? — Великий шаман, меняющий облик. — Как получилось, что он потерпел неудачу? — Неудачу! — Он откинул назад голову и захохотал. — Он не терпел неудачи. Он видел, что мы должны получить урок и можем сделать это, только пережив на собственном опыте последствия отдаления от природы. Мы должны были пережить всю эту роскошь, весь этот материализм, это экономическое развитие, чтобы понять, чего хотим на самом деле. И Христос зажег этот огонь, пламя которого сохранилось в наших сердцах. Ни инквизиция, ни войны, ни голод и папские указы не смогли его потушить. Он здесь, внутри меня. И внутри тебя тоже. Мы все ощущаем его. Мы знаем, что он здесь. Он поддерживает нас. Мы возродимся снова. Твоя страна почти сделала это совсем недавно, во время революции.

— Моей стране представилась редкая возможность изменить старое положение вещей, при котором власть принадлежит исключительно мужчинам. Сегодня мы являли бы миру совершенно иной пример, если бы колонисты по-настоящему прислушались к ирокезам.

Эта мысль воодушевила и напугала меня самого. Мы помолчали некоторое время. Наконец, Вьехо Ица откашлялся и продолжил:

— Теперь я гораздо лучше понимаю твою страну. Ваша государственная система была заимствована у коренного населения, людей, ощущавших свое единство с природой. Она опирается на близость к земле, на поклонение природе. Но сейчас вы с каждым днем все больше от нее отдаляетесь. Так продолжается уже два века. У вас была возможность изменить ситуацию. Однако вы этого не сделали.

— Но мы можем сделать это сейчас. — Конечно. Если будут выполнены все условия. Но вернемся к Ямину, если ты не против.

— Разумеется, не против. — Что ты думаешь о том бедуине из его рассказа? Был ли он Меняющим облик?

Мне очень хотелось сказать «да», это бы все упростило. Однако когда я услышал эту историю, то предположил, что человек, с которым Ямин отправился в пустыню, просто умел хорошо маскироваться, что он спрятался под одеялом, на которое ветер нанес песок, сделав его незаметным. Я сказал о своих сомнениях Вьехо Ице.

— Это тебе сказал Ямин?

— Я не уверен, что могу вспомнить, какие именно слова он использовал. — Я точно помню, какие слова ты ему приписал: «Он был пустыней».

Так ты передал его высказывание.

— Я не думаю, что смогу вспомнить точнее. — Полагаю, этого достаточно. — То есть ты веришь, что тот человек на самом деле не прятался под одеялом, а был настоящим Меняющим облик?

— Нет, я абсолютно уверен, что он действительно лежал там, засыпанный песком. Как долго, ты думаешь, он там пробыл?

— Не уверен. По крайней мере, все утро. Может быть, дольше. Я покопался в памяти. Не говорил ли Ямин чего-то о положении солнца? — Не знаю, — наконец сказал я. — По крайней мере, довольно долгое время.

— Мог бы ты просидеть в жаркой пустыне под одеялом, засыпанный песком, полдня или дольше? Да хотя бы даже просто в течение двух часов?

— Не знаю. Кажется, это невозможно. Но для бедуина… — Они чем-то отличаются от других людей? — Мне кажется, они знают, как выжить в пустыне. — Что это значит? — Как выживать, приспосабливаться… Я остановился. — Понимаю, что ты имеешь в виду. Он действительно изменил облик, стал пустыней?

— Так сказал Ямин. — Может быть, — сказал я, а затем меня посетила другая мысль. — Подожди. Если он действительно лежал под одеялом, то откуда знал, когда оттуда выбираться? Откуда знал, что вообще сможет выбраться?

— Вот! Невозможность ответить на подобный вопрос — именно то, что мешает таким людям, как ты, совершенствоваться.

— Но ты пообещал, что я научусь это делать. — Извини. Я должен был сказать: «до сих пор мешало совершенствоваться». — Спасибо. Но мне казалось, ты сказал, что это вопрос веры и намерения.

— Правильно. Когда ты думаешь о превращении, боишься ли ты чего-нибудь?

— Да. Что у меня не получится. — А еще? — Что если я смогу это сделать, то не сумею вернуться в прежний облик или не захочу.

— Очень серьезный страх. — Да. —Этот страх — главное, что удерживает людей от превращения. — Как мне преодолеть его?

Он тяжело вздохнул. — Есть только один способ. Чтобы избавиться от него, ты просто должен принять тот факт, что ты уже являешься тем же, во что ты собираешься превратиться, что различия между вами — это только иллюзия. Кроме того, ты должен верить, что иерархии не существует, что ты, будучи человеком, стоишь на эволюционной лестнице ничуть не выше, чем какое либо дерево или ягуар.