— Обязательно. Будь моей гостьей.

Старый дом Марии сразу же понравился. Щеки ее разрумянились, глаза сияли, то оттуда, то отсюда слышались восторженные возгласы.

— Вы обязаны его купить! Я точно говорю вам — это лучший из всех домов!

— Ты так думаешь?

— Я знаю это!

Он и сам начинал смотреть на особняк ее глазами.

Когда он поделился с ней своими планами относительно мраморной террасы и роскошного плавательного бассейна, Мария с ужасом воздела вверх руки.

— Нет! Вы погубите его! Если уж так необходим бассейн, выкопайте маленький. Вы не можете разрушать эту красоту! Не нужно ничего менять — что-то подправить, что-то подкрасить, и все! — Внезапно ей пришло в голову, что манера се речи может показаться Джино грубой. — Простите меня, мистер Сантанджело. Меня что-то занесло. Не обращайте на меня внимания.

Джино был не в силах поверить, что ей уже двадцать лет. Мария больше походила на шестнадцатилетнюю девочку — такой свежей, такой непосредственной она была.

— Эй! — Он не сводил с нее взгляда. — Можешь звать меня просто Джино.

Сейчас он испытывал примерно то же, что и Клементина Дьюк, когда Джино впервые появился в ее доме. Господи! Как быстро он стареет. Ведь ему уже сорок три. Однако чувства в глубине души ничуть не притупились. В этом, видимо, он всегда останется двадцатилетним.

— О'кей — Джино. — В голосе ее слышалось колебание.

— Так-то будет лучше. — Джино почувствовал удовлетворение.

В знойном и неподвижном полуденном воздухе взгляды их встретились, и Мария могла бы поклясться, что ноги у нее вдруг сделались ватными. Голова закружилась. Безотчетным движением она подняла руку и коснулась пальцами шрама на его щеке.

— Где он тебе достался? — тихо спросила девушка. На протяжении долгих лет никто не осмеливался задавать Джино этот вопрос, но сейчас он нисколько не чувствовал себя задетым.

— В драке. Это было уже очень давно.

Перед глазами встал облик Синди. Дерзкой, язвительной блондиночки. На какое-то мгновение ему стало жаль, что все кончилось так, как кончилось.

— А почему ты спрашиваешь? Она быстро отвела руку.

— Мне просто стало любопытно.

— Любопытство до добра…

— Ничего, знание поможет! — Мария мягко, как ребенок, рассмеялась.

Но она была не ребенком — она была женщиной, и инстинктивно Джино знал, что как женщина она удовлетворит его так, как никакая другая на свете. Уже давно ему так не хотелось обладать женщиной.

В ожидании Мария смотрела на него, как бы удивляясь, почему же он никак не сделает первого шага. Взяв ее за руку, он повел девушку в сад.

— Давай-ка поедим. Посиди здесь, а я схожу к машине за пакетом.

Она покорно уселась на траву, аккуратно подобрав под себя загорелые ноги.

Джино принес хлеб, ломти ветчины, бутылки с теплой кока-колой. Сидя на траве, они жадно набросились на еду.

— И давно ты живешь у Косты? — Джино хотелось начать разговор.

— Уже шесть дней. Мне у них так хорошо!

— Еще бы. Они прекрасные люди.

— Да. Просто замечательные. — Он всматривался в ее подкрашенное нежными лучами солнца лицо, в огромные, прозрачно-голубые глаза, оттененные длинными ресницами, в очертания теплых, чувственных губ. Ни следа косметики.

— Значит, на следующей неделе ты возвращаешься вместе с ними в Нью-Йорк?

— Да. Дженнифер собирается отмечать мой день рождения.

— День рождения? — Джино удивился. — Как долго ты еще здесь пробудешь?

— До конца сентября.

Он сделал глоток кока-колы.

— Что-то рановато для твоего дня рождения. Он же у тебя в декабре, так?

— Пятнадцатого сентября мне исполнится двадцать один год.

— Декабря.

— Нет, сентября.

Джино молчал, обдумывая услышанное. Если Мария родилась в сентябре, то это значит, что, когда Леонора выходила замуж, она уже была беременна. Его невинная подружка уже тогда была беременна! В то самое время, когда он изливал в дурацких письмах ей свою душу и сердце, хранил ей непоколебимую верность, она, значит, трахалась напропалую. Замечательно. Великолепно. Дерьмо. Теперь понятно, почему Коста так не хотел ничего говорить.

Но все это было так давно. Кому какое дело…

— А почему ты решил, что мой день рождения должен быть в декабре?

— Ошибся. — Он пожал плечами. Она перебирала травинки.

— Ты и моя мама… м-м… она была когда-то… твоей девушкой?

Сердце Марии бешено стучало, она знала, что не имеет права задавать настолько личные вопросы, но она просто должна была это спросить.

— С чего это ты вдруг взяла? — защищаясь, буркнул Джино.

— Не знаю… Мама никогда ничего мне не говорила… иногда я слышала обрывки каких-то разговоров…

— Ты услышала в них что-то не то. Я был знаком с твоей матерью. Я приезжал к Косте — мы же с ним старые друзья. Вот и все.

— Но с мамой вы вовсе не друзья. Она почему-то очень против тебя настроена. Настолько, что одним из условий моей поездки сюда она поставила то, чтобы я ни в коем случае не встретилась с тобой. Предполагается, что мне самой об этом неизвестно, но я-то знаю!

— Это правда?

Она кивнула, глядя ему прямо в глаза, вновь поднесла руку к его лицу и сказала:

— Но я рада, что условие нарушено. В том, что он, отняв ее руку от щеки, прижал к губам, не было ничего неожиданного для обоих.

— Ты прекрасна, — прошептал Джино.

Это был не комплимент. Он сказал то, что чувствовал.

— Спасибо, — едва слышно ответила Мария.

Вокруг стояла полная тишина. Он удерживал ее руку, она все так же выжидающе смотрела на него.

Медленно, очень медленно Джино качал расстегивать пуговицы на ее простеньком платье. Она не сказала ни слова. На мгновение ему вспомнилась Леонора, их первый поцелуй в холодной воде залива, ее прижавшееся к нему, сотрясаемое дрожью тело.

Теперь это была не Леонора.

Это была Мария.

Дойдя до пояса, он просунул руку внутрь. Груди ее были маленькими и теплыми. Отсутствие лифчика возбуждало.

— Разве ты меня сначала не поцелуешь? — тихо спросила она.

Он вытащил руку, обеими ладонями повернул ее лицо к себе и стал покрывать медленными, нежными поцелуями. Его настойчивый язык очутился у нее во рту, и она инстинктивно ответила, делая то же, что делал Джино. Какими сладкими были ее губы и рот — как сочный экзотический фрукт.

— Я хочу поцеловать твой шрам, — прошептала Мария, едва ли вникая в смысл собственных слов.

Сначала она провела по нему своими пальчиками, потом ласково коснулась губами.

Солнце немилосердно палило их своими лучами.

Джино принялся освобождаться от одежды, сбросив с себя все за исключением трусов. Он порадовался тому, что постоянно заботился о своем теле — ни грамма жира.

Осторожно он снял с Марии через голову платье. Потянул вниз ее кружевные трусики. Приник головой к пушистому, бархатистому треугольнику волос. Она вздрогнула и отшатнулась.

— Нет, нет! Пожалуйста, не нужно! Тогда он обнял ее и бережно уложил на траву. Очень похожа на Леонору. Но она — Мария. Ни на секунду Джино не забывал об этом.

— Ты прекрасна, — вновь прошептал он, выскальзывая из трусов и накрывая ее своим телом. — Прекрасна…

Ее длинные стройные ноги были широко раскинуты, его член полон неукротимой энергии и мощи, и все-таки Джино с трудом вошел в ее лоно.

— Господи Боже! — внезапно воскликнул он, скатываясь в траву. — Ты что, никогда раньше этого не делала?

— Это не важно, — услышал он шепот Марии. — Я хочу это сделать сейчас.

— О!

Лежа на спине, Джино смотрел в высокое безоблачное небо. Тот факт, что она до сих пор оставалась девственницей, с саднящей болью вернул его в действительность. Ведь она — дочь Леоноры, ради Бога. Что это он вознамерился делать? Вернуться в свое прошлое?

Нащупав в траве трусы, он натянул их.

— Что случилось? — Мария села, инстинктивно прикрыв грудь рукой.

Ее целомудренный жест напомнил Джино, что перед ним невинное существо. Что ему было нужно?