— Слушай, откуда ты ее знаешь? Она живет здесь?

— Жена инспектора?

— Да нет же! Я говорю об этой девушке, о Карле.

— Знаешь… — протянул он, впервые нахмурившись, — у нас в Бомбее очень много девушек. Мы только пять минут идем от твоей гостиницы, и уже видели сотни разных девушек. А еще через пять минут увидим еще несколько сотен. Каждые пять минут новые сотни девушек. А когда пойдем гулять дальше, будут еще сотни, сотни и сотни…

— Сотни девушек, великолепно! — саркастически прервал я его, выкрикнув это чуть громче, чем намеревался. Несколько прохожих оглянулись на меня с открытым возмущением. Я сбавил тон: — Меня не интересуют сотни девушек, Прабакер. Меня интересует… эта девушка, понимаешь?

— Хорошо, мистер Линдсей. Я расскажу тебе о ней все. Карла — очень известная бизнесменка в Бомбее. Она здесь очень давно. Пять лет, может быть. У нее есть небольшой дом недалеко. Все знают Карлу.

— А откуда она приехала?

— Наверное, из Германии, или откуда-то рядом.

— Но, судя по произношению, она должна быть американкой.

— Да, должна быть, но вместо этого она германка или кто-то вроде германки. А теперь уже скорее даже очень почти индийка. Ты хочешь есть свой обед?

— Да, только подожди еще минуту.

Группа молодых людей распрощалась со знакомыми, стоявшими у лотка, и смешалась с толпой. Карла пошла вместе с ними, выпрямив спину и высоко, чуть ли не вызывающе, подняв голову. Я смотрел ей вслед, пока ее не поглотил людской водоворот, она же ни разу не оглянулась.

— Ты знаешь, где находится «Леопольд»? — спросил я Прабакера, когда мы продолжили свой путь.

— О да! Это замечательное, прекрасное место, бар «Леопольд»! Полный замечательных, прекрасных людей, очень, очень прекрасных. Все виды иностранцев там можно найти, все они делают там хороший бизнес. Сексуальный бизнес, наркотический, валютный, черно-рыночный, и с озорными картинками, и контрабадный, и паспортный, и…

— О’кей, Прабакер, я понял.

— Ты хочешь туда пойти?

— Нет, не сейчас. Может быть, позже. — Я остановился, Прабакер остановился тоже. — Послушай, а как тебя зовут твои друзья? Какое у тебя уменьшительное имя?

— О да, уменьшительное имя у меня тоже есть. Оно называется Прабу.

— Прабу… Мне нравится.

— Оно означает «Сын света» или кто-то вроде него. Хорошее имя, правда?

— Да, это хорошее имя.

— А твое хорошее имя, мистер Линдсей, не такое хорошее на самом деле, если ты не возражаешь, что я говорю это прямо твоему лицу. Мне не нравится, что оно такое длинное и такое скрипучее, для человека с индийской речью.

— Вот как?

— Да, вот так, прости, что говорю. Мне оно не нравится. Нет, совсем нет. Даже если бы оно было Блиндсей, или Миндсей, или Ниндсей…

— Ну, что поделаешь, — улыбнулся я. — Какое есть.

— Я думаю, что намного лучше уменьшительное имя — Лин, — предложил он. — Если у тебя нет протестов, я буду называть тебя Лин.

Имя было ничуть не хуже любого другого, под которыми я скрывался после побега, и точно такое же фальшивое. В последние месяцы я уже стал относиться с юмором, как к чему-то неизбежному, к тем новым именам, что мне приходилось принимать в разных местах, и к тем, что мне давали другие. Лин. Сам я никогда не додумался бы до такого сокращения. Но оно звучало правильно — я хочу сказать, что в нем слышалось что-то магическое, некий глас судьбы; я чувствовал, что оно подходит мне так же хорошо, как и скрываемое мной и оставленное в прошлом имя, которое мне дали при рождении и под которым меня упекли на двадцать лет в тюрьму.

Поглядев в большие темные глаза Прабакера, проказливо сверкавшие на его круглом лице, я улыбнулся и кивнул, соглашаясь. Тогда я еще не мог знать, что именно под этим именем, полученным от маленького бомбейского гида, я буду известен тысячам людей от Колабы до Кандагара и от Киншасы до Берлина. Судьба нуждается в посредниках и возводит свои крепости из камней, скрепляя их с помощью подобных случайных соглашений, которым вначале не придают особого значения. Сейчас, оглядывась назад, я сознаю, что этот момент — казалось бы, несущественный и требовавший лишь, чтобы я ткнул наобум пальцем в «да» или «нет», — на самом деле был поворотным пунктом в моей жизни. Роль, которую я играл под этим именем, Линбаба, и личность, которой я стал, оказались более истинными и соответствующими моей природе, нежели все, чем или кем я был до этого.

— О’кей, пусть будет «Лин».

— Очень хорошо! Я такой счастливый, что тебе нравится это имя! И как мое имя означает на хинди «Сын света», так и твое тоже имеет очень замечательное и счастливое значение.

— Да? И что же оно означает?

— Оно означает «Пенис»! — Прабакер был в восторге, чего, по-видимому, ожидал и от меня.

— Ни… хрена себе!.. Да уж, просто потрясающе.

— Оно очень потрясающее и очень осчастливливающее. На самом деле оно не совсем означает это, но звучит похоже на «линг», или «лингам», а это уже и будет «пенис» на хинди.

— Знаешь, давай оставим эту затею, — бросил я, трогаясь с места. — Ты что, смеешься надо мной? Не могу же я ходить повсюду, представляясь так людям! «Здравствуйте, рад с вами познакомиться, я Пенис». Нет уж. Забудь об этом. Придется тебе смириться с Линдсеем.

— Нет-нет! Лин, я правду говорю тебе, это прекрасное имя, очень достойное, очень счастливое, — необыкновенно счастливое имя! Люди будут восхищаться, когда услышат его. Пойдем, я покажу тебе. Я хочу отдать эту бутылку виски, которую ты подарил мне, своему другу мистеру Санджаю. Вот, как раз в этой мастерской. Ты только увидь, как ему понравится твое имя.

Сделав еще несколько шагов, мы оказались возле маленькой мастерской. Над открытой дверью была прикреплена написанная от руки вывеска:

Санджай Дешпанде был плотно сбитым человеком пятидесяти с чем-то лет с шапкой поседевших до белизны волос и белыми кустистыми бровями. Он сидел за массивным деревянным прилавком в окружении поврежденных — не иначе, как взрывом, — радиоприемников, выпотрошенных плейеров и коробок с запасными частями. Прабакер приветствовал его, очень быстро защебетал что-то на хинди и выложил бутылку виски на прилавок. Мистер Дешпанде не глядя пришлепнул бутылку своей мощной пятерней, и она исчезла за прилавком. Из нагрудного кармана рубашки он вытащил пачку индийских банкнот, отсчитал несколько штук и протянул Прабакеру, держа руку ладонью вниз. Прабакер схватил деньги быстрым и плавным движением, как кальмар щупальцами, и сунул в карман. При этом он наконец прекратил щебетать и поманил меня.

— Это мой хороший друг, — объяснил он мистеру Дешпанде, похлопав меня по плечу. — Он из Новой Зеландии.

Мистер Дешпанде что-то буркнул.

— Он как раз сегодня приехал в Бомбей, остановился в «Индийской гостинице».

Мистер Дешпанде буркнул еще раз, изучая меня со слегка враждебным любопытством.

— Его зовут Лин, мистер Линбаба, — сказал Прабакер.

— Как его зовут?

— Лин, — ухмыльнулся Прабакер. — Его имя Линбаба.

Мистер Дешпанде с удивленной улыбкой приподнял свои живописные брови.

— Линбаба?

— Да-да! — ликовал Прабакер. — Лин. И также он очень прекрасный человек.

Мистер Дешпанде протянул мне руку, я пожал ее. Прабакер потащил меня за рукав к выходу.

— Линбаба! — окликнул меня мистер Дешпанде, когда мы были уже в дверях. — Добро пожаловать в Бомбей. Если у вас есть кассетник, или камера, или какая-нибудь дребезжалка, которые вы хотите продать, приходите ко мне, Санджаю Дешпанде, в «Радиопомощь». Я даю лучшие цены.

Я кивнул, и мы вышли на улицу. Оттащив меня от мастерской на некоторое расстояние, Прабакер остановился.

— Видишь, мистер Лин? Видишь, как ему нравится твое имя?

— Да, вроде бы, — пробормотал я, несколько озадаченный приемом, который оказал мне мистер Дешпанде, а также энтузиазмом Прабакера.