— Палетта, как они могли допустить падение летописцев? — задал я вопрос, не имевший двойного толкования, — Вы должны это знать.

— Я бы ответила тебе, наёмный король… — из взгляда и мимики женщины пропала вся враждебность и страх, сменившиеся чем-то вроде досады и зависти, — … но не могу. Не знаю. О них мне известно только со слов матери, бабушки и отца. Может, ты мне расскажешь? Хоть что-нибудь?

— То есть, к тебе никто не приходил в день коронации? — медленно проговорил я, уже видя ответ в виде отрицательного покачивания головой от королевы Кабиталии, — Тебя не удостаивали аудиенции? И твоих…

— Прадед был последним, — вздохнула женщина, переставшая видеть во мне врага и рвача, — А правил он девяносто лет, кузен. Я пыталась спрашивать вампиров, но…

— Они ничего не сказали.

— Да, Конрад Первый и, теперь, моей милостью Конрад Второй. Они ничего не рассказали. Ты расскажешь?

— Ты королева. Ты обязана знать. Слушай…

До вас когда-нибудь докапывалась орава девушек, гундосящих «ваше величество» на все возможные лады, кроме уважительного? Удовольствие ниже среднего, особенно с утра, и вообще тошно после первого «рабочего» дня на престоле, даже если учесть, что большую часть действительно важных дел давным-давно взяли на откуп люди герцогов.

Так вот, стая назойливых молоденьких стервочек, нагулявшаяся за день по городу и облопавшаяся натуральными продуктами без ГМО — это очень тягостно для уставшего короля. Поэтому я говорю:

— Виолика, спаси меня.

И Виолика, та самая героическая женщина, что весь день меня сопровождала, укрепляя морально и утешая внешне, спасает. От её карающей руки, вооруженной карающим ремешком, убегают все, даже толстая собака. Впрочем, в какой-то момент собака останавливается, принимаясь задницей защищать от ремешка стоящего посреди зала Грегора, что является довольно мудрой инвестицией в будущее, так как Радиган не собирается трогать ребенка, а значит толстожопый канис набирает политическое влияние и не бегает одновременно. А вот гоблинше достается на орехи.

Впрочем, я слышу в её взвизгах некоторую степень удовольствия, что напоминает мне…

А, неважно.

— Конрад, нам нужно серьезно поговорить! — Тарасова, явно сомневаясь в своих возможностях получить удовольствие от свистящего ремешка, замышляет ход конем.

— Я тебя слушаю… — вяло отзываюсь, лежа на диване. Круговорот морд и рож придворных, внезапно увеличившихся в числе раза в три, не отпускает, продолжая угнетать сознание.

— Ты же не планируешь обидеть сироту⁈ — выдыхает Алиса, ловко отскакивая от воинствующей монахини.

— Уточни этот запрос.

— Сейчас… ай! Виолика!

— Оставьте Конрада в покое, он устал!

— Но это срочно! Ай! Он должен об этом подумать! Если! Ай! Мы! Ай! Забираем! Ай-яй! Грегорушку! То! Уиии…!! Надо! И! Наследство!

— Наследство? — недоуменно переспросил я, открывая один глаз. Орган зрения обнаружил Мыш, примеряющую мою корону, и намертво зафиксировался на ней. Древняя корона Арвистеров очень органично смотрелась на её голове, а уж когда она и позу поважнее приняла перед зеркалом…

— Ну что-то у него должно быть! — обогнув неуклюжую собаку, Алиса подхватила ребенка и обезопасила себя тем самым от злого демона, — Не может же принц быть нищим!

— Вообще-то может, — буркнул я, — У королевской семьи нет своих владений и доменов, только несколько фондов в банках, регалии, арсенал… ничего особенного. Нашими владениями считается всё королевство.

— Мы его не унесем, Конрад. По крайней мере, в таком виде. Обналичь его.

— Что значит «обналичь»⁈ — офонарел я, приходя от неожиданности в себя.

Обналичить… Агалорн? Да? Я всё правильно понял?

— Ну придумай что-нибудь! — рыжая была настроена решительно, хоть и отслеживала ходящую вокруг неё, как тигрица, Виолику, — Алименты там, наследство, откупные… приданное! Вот, точно! Приданное!

— Может сразу сообразим, как казну подломить? — фыркнул я… и осекся, увидев загоревшиеся нездоровым (желтым!) огнем глаза своего «птенца».

Стук в дверь прервал немую сцену. Пришлось вставать, а затем снимать с Мыши символ власти. Не удержавшись, я в качестве компенсации чмокнул её в нос, повергая всех присутствующих, кроме собаки и Грегора, в оцепенение. А затем вышел.

У короля, если вы не знали, очень мало свободного времени. Даже у фальшивого.

В Библиотечной башне собралась целая компания. Теодор Тоддхаммер, ректор академии Брайзен, вместе с тремя студентами высшего курса, возящимися между стопками книг и фолиантов, Сартуг Гарм, один из старейших членов посольства гномов, оставшийся во дворце с моей коронации, чувствующая себя неуютно эльфийка в очках, возящаяся с книгами неподалеку. Совсем не похожая на крайне опасное существо, но воспринимаемое остальными именно так. Горели свечи, светили магические шары, в воздухе стоял запах старых книг и этой гребаной ластики, которую делают из листьев хнары, заваривая их в молоке трирога.

— Господа, дама, почтенный гном, — поприветствовал я собравшихся, — Перед нами стоит одна основная и одна дополнительная задачи. А именно — узнать, что произошло с Орденом Летописцев и выяснить, каким именно образом случилось так, что присутствующие здесь маги, историки и гномы, а уважаемый Гарм жил и в мои времена, не помнят момент, когда Сомния необратимо изменилась.

— Еще бы помнить… — тут же проворчал буйноволосый гном, казалось, более чем наполовину состоящий из могучей гривы толстенных белых волос, почти сливающихся с пышнейшими бровями, усами и бородой, — Это же ваши благородные заморочки, вашество, а не наши. Но что могу, то вспомню, только наливать не забывайте.

Кому кофе, кому чай, кому пиво, а кому проклятая ластика. За эту ночь нам пришлось выпить чуть ли не по ведру. Мы поднимали и читали копии истории мира и Агалорна, которые в обязательном порядке доставлялись в королевскую библиотеку, задавали Сартугу наводящие вопросы, связанные, в основном, с динамикой гномьего бизнеса, завязанного на различные благородные рода, спрашивали его об обидах, которые доставляли гномам агалорнские краткоживущие. Маги, в свою очередь, пытались по предложенной мной схеме вычертить кривую эскалации внутреннего агалорнского конфликта с Гильдией… Дианель бегала по этажам в поисках автобиографий бардов, имеющих привычку крайне подробно описывать события, связанные с благородными…

А потом наступило утро.

— Мне понадобится кровь… — пробормотал я, задумчиво глядя на тот бардак, в который мы превратили самый нижний уровень библиотеки, — Тут без ведра не разберешься… Господа, вы чего?

Готовые к бою господа, то есть маги, с горящими от проявленных заклинаний рунами на рукавах и гном, вооруженный подсвечником, немного смутились, переглядываясь. Дианель хлопала ресницами.

Я закатил глаза.

— Разумеется, вампиры — кровожадные, беспощадные и совершенно чудовищные монстры, готовые нести смерть и насилие смертным, но, господа, мы этим занимаемся только в свободное время, а не на работе!

Оказывается, моё чувство юмора, примененное не к месту, способно довести четырехсотлетнего здорового гнома почти до инфаркта. Хорошо, что маги знали реанимационные чары. Но Дианель мне призналась, что кошмары от вида помирающего со смеха гнома её точно будут преследовать пару лет.

По сути, кроме этого, мы ничего не узнали. Летописи всегда были внутренним делом благородных человеков, они были нашей регулирующей механикой. Тем же магам или гномам или эльфам… не важно кому, мы (благородные) их не демонстрировали. И вот здесь притаилась крайне гнусная падла — нет летописей, нет живых свидетелей, нет хроник.

Нет ничего. «Дела давно минувших дней, преданье старины глубокой» ©.

Вернувшись через пару часов в библиотеку, я сидел, потягивая из алхимического флакона кровь, переданную из Брайзена, и размышлял над тем, что вижу. Есть в Нижнем мире такая страна, Америка, и там есть такая простенькая игра, называется «дженга». Суть её проста как тапок — участники по очереди вытягивают палочки из колонны, состоящей из этих самых палочек, но так, чтобы колонна не рухнула. Вот наша ситуация совершенно на эту игру не похожа. Просто Слейд, чтобы ему вертеться в гробу вентилятором, выбил самую нижнюю палку, обрушив всю колон…