Конечно, гордость и радость Иоанна ничем новым не являлся. Поскольку родосец был ограничен временными рамками, то не строил корабль с нуля. Он взял уже существующий корпус эпакт-рокелеса — более крупной версии курьерского судна Римской империи. Затем добавил к нему планширы и укрепил палубу фальшбортом, чтобы отдача пушек не разбивала деревянную обшивку.
В конце концов у него получилось быстроходное судно, вооруженное десятью бронзовыми орудиями, по пять с каждой стороны. Пушки были короткоствольные, с пятидюймовыми стволами, которые регулярно мылись и натирались до блеска.
Стрелять они могли с разумной точностью на расстояние до трехсот ярдов. Для стрельбы Иоанн выбрал мраморные ядра. Ядра тоже тщательно полировались и идеально подходили для стволов.
— Как ты решил его назвать? — спросил Менандр.
— «Феодора».
— Хороший выбор, — заметил Менандр и кивнул. Иоанн улыбнулся.
— Я, Менандр, упрям, как осел, меня не заставить изменить свое мнение, я вступаю в споры и спорю до хрипоты, я непредсказуем, я раздражительный и вспыльчивый, но я не дурак.
Если бы ее флот состоял только из военных кораблей, то Антонина смогла бы добраться до Александрии менее чем за неделю, при условии попутного ветра — за три или четыре дня.
На самом деле ветер был попутным. Антонина узнала от Иоанна и Ашота, что ветры в восточном Средиземноморье почти всегда попутные для тех, кто направляется на юг в летние месяцы. Восемь дней из десяти можно рассчитывать, что тебя понесет ветер, дующий с северо-запада.
Конечно, медленные корабли для перевозки зерна задавали скорость армады. Но даже эти суда с попутным ветром могли бы добраться до Александрии за неделю.
Тем не менее, по ее прикидкам, оказалось, что путешествие должно занять по меньшей мере месяц, не исключено, и два. Причина была не связана с морем, дело заключалось в политике и военных вопросах.
Непосредственной целью экспедиции была стабилизация власти империи над Египтом и Александрией. Но Ирина и Антоний Александрийский посоветовали, а Феодора согласилась, что Антонине следует убить двух зайцев. Или напугать львят перед тем, как лезть в логово ко льву — если использовать более подходящее к ситуации выражение.
Религиозные беспорядки не докатились до Леванта. Но те же силы, которые подрывали империю в Египте, также работали в Сирии и Палестине, а в лице патриарха Ефраима имели авторитетного лидера, вокруг которого стремились объединиться.
Поэтому Феодора проинструктировала Антонину, что ей следует по мере продвижения вдоль восточного берега Средиземного моря, так сказать, «продемонстрировать штандарт».
Антонине очень понравилось выражение. Когда она упомянула его в разговоре с Велисарием, ее муж хитровато улыбнулся.
— Заразное выражение, — сказал он. — Знаешь, она его услышала от меня. Правильнее сказать — от Эйда. Хотя следует говорить «флаг».
Антонина нахмурилась, не понимая.
— А что такое «флаг»?
После того как Велисарий объяснил, Антонина покачала головой.
— Некоторые вещи, которые они станут делать в будущем, кажутся просто глупыми. Зачем разумному человеку, находящемуся в здравом уме, заменять прекрасно подходящий императорский золотой штандарт на какую-то тряпку?
— О, не знаю. Как солдат, одобряю. Флаг — то, что нужно. Попробовала бы ты потаскать за собой тяжеленный золотой штандарт во время сражения. В особенности в Сирии, в середине лета.
Антонина отмахнулась от проблемы, причем с достоинством.
— Чушь. Я ведь не солдат-пехотинец низшего ранга. Я — адмиральша. И мои корабли прекрасно покажут им наш штандарт.
И они показали.
Вначале у Селевкии. Они целую неделю стояли в этом огромном порту. Два дня потребовалось только для того, чтобы принять на борт сотни рыцарей-госпитальеров, которые пожелали отправиться в Египет. Но большая часть времени была потрачена на поддразнивание патриарха Ефраима в его логове.
Порт Селевкии являлся выходом Антиохии к морю. Антиохия считалась третьим по величине городом в империи, после Константинополя и Александрии. Антонина не стала доставлять свои войска в саму Антиохию, но провела целую неделю, демонстрируя их на улицах Селевкии и в гавани. К третьему дню большая часть населения, в особенности простые сирийцы, встречали ее радостными криками и прославляли, как сумасшедшие. А те, кто не радовались ее появлению и не восторгались ее силами, сидели, спрятавшись по своим усадьбам и монастырям. Думали черные мысли, но не смели ничего произнести громко, только бормотали себе под нос.
На седьмой день, последний день стоянки в порту, прибыл большой контингент сирийской армии из крепости под Дарасом. Большинство этих солдат поднялись на борт кораблей Антонины. Остальные…
Во время торжественной церемонии Антонина обязала их охранять большую группу ремесленников, которым предстояло строить сигнальные станции в этой части империи. Эти станции будут служить связующим звеном между прибрежной сетью, которую она создаст, и сетью Анатолия-Месопотамия, которую строит Велисарий.
Пока Антонина занималась выступлениями на публику, Ирина наоборот старалась не показываться никому на глаза. Она тайно съездила в Антиохию и к концу недели укрепила ранее ненадежную императорскую шпионскую сеть в вотчине Ефраима.
Потом они останавливались в каждом порту любого размера, попадавшемся им на пути. Пусть и на несколько часов.
Демонстрировали штандарт.
Путешествие было праздником. И великой, достигнутой хитростью победой.
Население городов собиралось практически полностью, протискивалось в гавань и стояло там плечом к плечу, ожидая прибытия Антонины. Она и ее солдаты слышали приветственные крики еще за милю до того, как оказаться в порту. По пути они забрали еще тысячу гордых рыцарей-госпитальеров.
Среди встречающих в Тире оказался епископ Иерусалима.
Феодосий, вновь назначенный патриарх Александрии, которого Антонина собиралась доставить в Египет, показал его ей, как только ее флагманский корабль приблизился к причалу. Феодосий тут же стал шептать ей на ухо, объясняя важность появления епископа. С другой стороны Ирина шептала то же самое в другое ухо Антонины.
Антонина жестом велела им обоим замолчать.
— Я прекрасно знаю, что это означает, Феодосий, Ирина. Епископ Иерусалима решил выйти из-под власти патриарха Ефраима и подчиниться империи.
Она сухо усмехнулась.
— Конечно, он преследует собственные цели. Иерусалимская епархия давно пытается получить официальное признание как патриархия. Сколько времени? Три столетия?
Феодосий кивнул.
Антонина рассмеялась громче.
— Почему бы и нет? Разве Иерусалим не является самым святым городом в христианском мире, если подумать?
Феодосий в негодовании потрепал бороду.
— Ну да, наверное. Но совет церквей всегда выступал против притязаний Иерусалима на основании…
— …того, что это маленький приграничный городок. В котором живут, причем в малом количестве, сонные провинциалы.
Феодосий скорчил гримасу.
— Ну, это ты грубо выразилась. А вообще… да. Суть именно такова.
— И что не так с сонными провинциалами? Они-то уж точно не испортят тебе приятный вечер спорами об ипостаси Христа.
Она отвернулась от палубного ограждения, все еще улыбаясь.
— Патриарх Иерусалима, — тихо сказала она. — Да. Да. Звучит.
В конце концов она все-таки отправилась в Иерусалим. Отложила путешествие на целый месяц, пока она сама, Когорта Феодоры и все рыцари-госпитальеры из Константинополя пешком шли внутрь материка, горя желанием собственными глазами посмотреть на святую землю.
Это был огромный великолепный эскорт для епископа Иерусалима. Возвращался он с триумфом. Сам епископ, по мнению Антонины, оказался довольно неприятным и надоедливым типом. Мелочным, если судить по вопросам, которые его волновали, и вечно недовольным.