Я поплелся назад и повалился на ступеньки, спрятав голову в руках, чтобы скрыть слезы. Голоса людей вокруг были бессмысленными звуками в поблекшем и пустом мире…

Домой меня отвез мистер Уэйр.

Отец и мать по-прежнему сидели на кухне, почти в тех же позах, как я их оставил. Мать придвинула свой стул поближе к отцу. Он сидел ровно, с усталым и осунувшимся лицом, сбоку на голове выделялась уродливая красная отметина. Они не поднялись нам навстречу. Они сидели молча и смотрели, как мы заходим в дверь.

Они даже не пожурили меня. Мать протянула руки, привлекла меня к себе и позволила зарыться лицом в её передник — я не делал так уже года три, а то и больше. Отец просто глядел на мистера Уэйра. Он не доверял своему голосу и потому не решался заговорить первым.

— Ваши беды позади, Старрет.

Отец кивнул.

— Вы приехали сказать мне, что он убил Уилсона, прежде чем они добрались до него. Я знаю. Это ведь был Шейн.

— Уилсона, — сказал мистер Уэйр. — И Флетчера.

Отец вздрогнул.

— И Флетчера тоже?.. Черт побери, ну конечно… Уж если он берется за работу, то всегда делает все как следует. — Потом отец вздохнул и провел пальцем вдоль ссадины на голове. — Это он так дал мне понять, что с этим делом хочет управиться сам. Могу сказать вам, Уэйр, сидеть тут и ждать — это была самая тяжелая работа за всю мою жизнь.

Мистер Уэйр поглядел на ссадину.

— Я тоже так думаю. Послушайте, Старрет. Ни один человек в городе не думает, что вы остались здесь по собственной воле. И чертовски мало таких, кто не радуется, что именно Шейн вошел в салун нынче вечером.

Из меня хлынули слова.

— Ты должен был увидеть его, отец. Он был… он был… — я не сразу смог найти нужное выражение. — Он был… великолепный, отец! Уилсон даже попасть бы в него не смог, если б он тренировался все время! Шейн мне сам так сказал!

— Он тебе сказал! — Стол опрокинулся с грохотом, когда отец вскочил на ноги. Он схватил мистера Уэйра за отвороты пиджака. — Господи, приятель! Почему же вы сразу не сказали мне?! Он живой?

— Да, — сказал мистер Уэйр. — Вполне живой. Уилсон попал в него. Но еще не отлили такую пулю, чтоб смогла убить этого человека! — По лицу мистера Уэйра скользнуло какое-то изумленное, нездешнее выражение. — Временами я задумываюсь, сможет ли вообще что-то и когда-то…

Отец встряхнул его.

— Где он?

— Он уехал, — сказал мистер Уэйр. — Уехал один, никто не поехал за ним следом — он сам так захотел. Уехал из долины, а куда — никому не известно.

Отец выпустил его и уронил руки. Снова опустился на свой стул. Взял со стола трубку, и она хрустнула у него в пальцах. Он выронил обломки на пол и опустил к ним глаза. Он все еще смотрел на них, когда на крыльце послышались шаги и кто-то вошел в кухню.

Это был Крис. Правая рука его, туго перебинтованная, висела на повязке, глаза горели неестественно ярко, густой румянец заливал щеки до самых глаз. В левой руке он нес бутылку, бутылку красной вишневой содовой шипучки. Он вошел прямо в кухню и поднял стол той рукой, в которой держал бутылку. Со стуком поставил бутылку на стол — и как будто сам испугался этого шума. Он был смущен и голос временами изменял ему. Но говорил он твердо.

— Это я Бобу принес. Конечно, замена из меня вовсе никудышняя, Старрет. Но как только эта рука заживет, я буду проситься к вам на работу.

У отца скривилось лицо, губы шевельнулись, но он не произнес ни слова. За него сказала мать:

— Шейн был бы доволен, Крис.

А отец по-прежнему молчал. Крис и мистер Уэйр глядели на него, и им было ясно: что бы они ни сделали, — что бы ни сказали, это ничуть не поможет. Они повернулись и вышли вместе, быстрым широким шагом.

Мы с матерью сидели и смотрели на отца. Мы тоже ничего не могли сделать. Он сам должен был перебороть то, что его мучило. Он сидел так тихо, что, казалось, даже дыхание остановилось. Потом его охватило внезапное беспокойство, он вскочил на ноги и бесцельно зашагал по кухне. Он с ненавистью глядел на стены, как будто они душили его, а после вдруг повернулся и вылетел за двери, во двор. Мы слышали его шаги, когда он обогнул дом и направился в поле, а потом нам уже больше ничего не было слышно.

Не знаю, сколько времени мы с ней так сидели. Знаю только, что фитиль в лампе почти весь сгорел, начал брызгать искрами, потом огонек совсем угас, и темнота принесла облегчение и утешение. Наконец мать поднялась, все еще держа меня на руках, такого здоровенного парня. Меня просто поразило, откуда в ней столько силы. Она крепко прижимала меня к себе, и отнесла в мою комнату и помогла мне раздеться при тусклом лунном свете, проникающем через окно. Она меня уложила, укрыла, подоткнула одеяло, присела на край кровати и тогда, только тогда, прошептала мне:

— Ну вот, Боб. Расскажи мне, как все было. Точно так, как ты видел.

Я начал рассказывать, а когда я договорил, она только тихо пробормотала:

— Спасибо тебе.

Она выглянула в окно и пробормотала эти слова снова, и они были обращены не ко мне, а она все стояла и смотрела, и взгляд ее скользил над землей и уходил к громадным серым горам вдали…

Она, должно быть, просидела здесь всю ночь, потому что когда я проснулся, чем-то внезапно испуганный, первые лучи рассвета уже пробивались в окно, а кровать была теплая там, где она сидела. Наверное, меня и разбудило ее движение, когда она уходила. Я выбрался из постели и сунулся на кухню. Она стояла в открытых наружных дверях.

Я натянул свои одежки и на цыпочках подкрался к ней через кухню. Она взяла меня за руку, я вцепился в нее, потому что мы обязательно должны были держаться вместе и вместе пойти и разыскать отца.

Мы нашли его у кораля, в дальнем конце, который Шейн пристроил. Солнце уже начало пробиваться через ущелье в горах за рекой, это было еще не ослепительное сияние полудня, а просто свежий обновленный красноватый свет раннего утра. Руки отца были сложены на верхней жерди ограды, голова опущена на руки. Повернувшись к нам, он откинулся назад и прислонился к жерди спиной, как будто ему была нужна поддержка. Глаза у него были обведены черными кругами и смотрели слегка диковато.

— Мэриан, мне тошно видеть эту долину и все, что в ней есть. Я могу попробовать остаться на этом месте, но сердца моего уже здесь не будет. Я знаю, это тяжело скажется на тебе и на мальчике, но нам придется вытащить из земли свои заявочные столбы и двинуться. дальше. Может, в Монтану. Я слышал, в той стороне есть хорошие земли для заселения.

Мать дослушала его. Она выпустила мою ладонь и выпрямилась, такая гневная, что у нее глаза сощурились и подбородок дрожал. Но она дослушала его до конца.

— Джо! Джо Старрет! — ее голос звенел, он был так натянут, что чуть не лопался, и полон чувств посильнее гнева. — Значит, ты бежишь, бросаешь Шейна, как раз когда он по-настоящему остается здесь?

— Но, Мэриан… Ты не поняла. Он уехал.

— Он не уехал. Он здесь, на этой ферме, ферме, которую он дал нам. Он здесь, вокруг нас, он в нас самих, и так всегда будет.

Она бросилась к высокому угловому столбу, одному из тех, которые вкопал Шейн. Она начала колотить по нему руками.

— Ну, Джо! Быстро! Хватайся за него! Вытащи его!

Отец изумленно уставился на нее. Но сделал, как она сказала. Никто не смог бы отказать ей в такую минуту. Он ухватился за столб и начал его тащить. Потряс головой, уперся ногами и напряг все силы. Громадные мускулы его плеч и спины вздулись узлами и буграми, и я подумал, что эта рубашка тоже лопнет. Жерди начали потрескивать, столб едва заметно сдвинулся, по земле у основания побежали в разные стороны мелкие трещинки. Но жерди держали, и столб устоял.

Отец повернулся от него. На лице его проступили капли пота, впалые щеки порозовели.

— Смотри, Джо! Смотри — видишь, что я хотела сказать? Теперь мы уже пустили здесь корни, которые никогда не сможем оборвать.