Он был таким внимательным и заботливым, что Кэтрин начала испытывать чувство вины за свой недавний поступок. Прошло несколько недель с того дня, когда Люсьен отказал ей в просьбе устроить лабораторию в небольшом каменном коттедже в лесу у ручья. Несмотря на строгий запрет мужа, Кэтрин все-таки начала там работать, поскольку знала, что единственной причиной его отказа было то, что он не одобрял ее увлечения медициной, называя его «вульгарной целительской практикой». Возиться с различными травами и ядами и пытаться с их помощью лечить болезни было само по себе недостойным делом для женщины с ее положением.

Люсьен твердо заявил ей, что интерес к медицине едва ли совместим с титулом маркизы Личфилд.

Но Кэтрин были неинтересны такие традиционные для замужних дам занятия, как вышивание или возня с красками в тщетных попытках писать пейзажи. Она умела играть на клавесине и делала это с удовольствием, но истинной ее страстью было изучение древних манускриптов о целебных травах и их применении для лечения людей.

Она находила интересным изучение человеческого организма. Она хотела знать, как соединяются кости, как движется кровь, а также, как обрабатывать раны, лечить различные болезни и даже предотвращать их.

Но маркиз не мог этого понять. Возможно, никто не мог понять этого ее увлечения, недостойного леди.

Впрочем, Кэтрин не очень волновалась по этому поводу. Она нашла свое призвание и не собиралась изменять ему. Устроив втайне от мужа лабораторию, она готовила там снадобья из целебных трав. Слухи о ее способностях помогать больным быстро распространились, и к ней уже обратились за лечением несколько местных крестьян.

Обычно Кэтрин работала в коттедже днем, когда маркиз объезжал поля, занимался с арендаторами или проверял книги счетов.

Тетя Уинни, конечно, знала, где Кэтрин проводит время, и, как ни странно, одобряла ее увлечение.

— Мой племянник в некоторых случаях ведет себя до нелепости противоречиво. Он всегда хотел иметь покорную жену, но такая женщина быстро наскучила бы ему. Ты должна следовать своему призванию, Кэтрин, и делать то, что считаешь нужным, — часто говорила она. — Со временем мой племянник, я надеюсь, поймет тебя и примет такой, какая ты есть.

Однако Кэтрин так не считала и потому была убеждена, что расторжение брака неизбежно, хотя ее сердце болезненно сжималось каждый раз, когда она думала, что ей придется покинуть замок Раннинг. Она будет вынуждена немедленно выйти замуж за другого мужчину, чтобы оставаться свободной от опеки дяди. Скоро ей исполнится двадцать один год, и она сможет вступить в брак без его согласия, однако, если она не будет замужем, до двадцати четырех лет его опекунство будет иметь законную силу.

Она с тревогой размышляла о том, что может предпринять граф Дунстан, после того как управление ее состоянием перейдет к маркизу и его адвокату Натаниелу Уитли. Все документы уже были готовы, и Кэтрин представляла себе, как бесится дядя, лишившись ее денег. Так ему и надо! Но Кэтрин беспокоилась за судьбу кузины Мьюриэл, которая находилась во власти своего жестокого отца.

Может быть, стоит поговорить с Люсьеном и выделить девушке некоторую сумму, чтобы она имела достойное приданое.

К графу же Дунстану Кэтрин не испытывала ни малейшей жалости. Она не сомневалась, что гореть ему в аду.

Дуглас Роут, граф Дунстан, сидел за письменным столом в изысканно обставленном кабинете в Милфорд-Парке. С годами он привык считать эту отделанную дубовыми панелями комнату, принадлежавшую покойному графу Милфорду, своей, как, впрочем, и весь Милфорд-Парк. Он представлял, что проживет здесь остаток дней в комфорте и роскоши, считая это имение своим.

А теперь выходит, что из-за этой своенравной девчонки, его племянницы Кэтрин, он вынужден будет убраться отсюда и добывать пропитание для себя и своей дочери, поскольку промотал значительную часть своего состояния.

Дуглас злобно заскрежетал зубами и скомкал документ, который читал. Этому не бывать! Он не позволит какой-то девчонке разрушить его планы.

Услышав стук в дверь, Дуглас поднялся и открыл ее. Мужчина, стоявший в холле, слегка поклонился, приветствуя его, и вошел в комнату, сев в кресло напротив стола. Дуглас занял свое прежнее место.

— Ну, думаю, ты знаешь, что я хочу услышать, — сказал он без предисловий. — Что тебе удалось сделать?

Управляющий поместьем Эван Слоун, худощавый и крепкий мужчина с острым носом и песочного цвета волосами, откинулся на спинку кресла.

— Я заключил, можно сказать, дьявольскую сделку.

Дунстан нанял Слоуна несколько лет назад для управления его поместьями — точнее, поместьями Кэтрин — и выполнения различных поручений. Этот человек был целиком и полностью предан Дугласу, а тот платил ему за это хорошие деньги.

— Значит, говоришь, заключил дьявольскую сделку? И что это за сделка?

Слоун сложил руки перед собой.

— Я предложил кое-кому вознаграждение за то, чтобы покончить с маркизом Личфилдом.

Дуглас вскочил с кресла:

— Боже, ты в своем уме? Ты возмутишь половину Англии этим убийством. И если они доберутся до меня…

— Не доберутся, — уверенно сказал Слоун. — В это дело вовлечены всего двое. Один из них уже организовал нападение на маркиза у таверны «Перо и шпага» в деревне вблизи замка Раннинг. К сожалению, эта попытка оказалась неудачной. Второй мой человек находится среди нанятых маркизом работников. Он уверил меня, что справится с делом, не вызвав особых подозрений.

Дуглас задумчиво потер подбородок.

— Вознаграждение получит тот, кто добьется успеха.

— Разумеется.

Дуглас снова сел в кресло и стал рассеянно барабанить пальцами по столу.

— Что ж, похоже, это неплохая идея. Посмотрим, даст ли она какой-нибудь результат.

— Не сомневайтесь. Оба моих человека знают свое дело. Следует только немного подождать, когда один из них сделает то, что надо.

— Надеюсь, ждать придется не долго. Этим документом меня обязывают покинуть Милфорд-Парк в течение тридцати дней. — Дуглас злобно хмыкнул: — Но я не намерен уезжать отсюда.

Слоун поднялся с кресла со словами:

— Я тоже, милорд.

Дуглас проводил его глазами до двери. Как только она закрылась, он взял бумаги, которые получил утром от Натаниела Уитли, разорвал их и, криво ухмыляясь, бросил в блестящую медную урну.

Люсьена беспокоило поведение тети Уинни. Все рождественские праздники она держалась особняком, ходила подавленная и задумчивая. Когда же Рождество миновало, он думал, тетя станет, как и прежде, добродушной и веселой, но она продолжала сторониться всех и казалась чем-то расстроенной. Кэтрин тоже заметила это и поделилась своими наблюдениями с мужем. Тогда Люсьен решил выяснить, в чем дело.

Вернувшись домой пораньше после очередного объезда владений, Люсьен пригласил тетю в красную гостиную — небольшую уютную комнату.

— Добрый день, милорд, — сказала Уинни, появившись в двери в мягком шерстяном синем платье. — Ривз сказал, что ты хочешь видеть меня.

Люсьен кивком головы пригласил тетю войти и сесть на диван перед большим окном, выходящим в сад. Сам он устроился на стуле с гнутой спинкой напротив.

— Сегодня холодно, и я подумал, что тебе будет приятно выпить со мной по чашечке чая, — сказал он и указал на приготовленный на подносе чай. — Может быть, ты разольешь его?

— Конечно, — улыбнулась Уинни и, привстав, наполнила две фарфоровые чашки, добавив в них сливки и по кусочку сахара. Протянув одну чашку Люсьену, другую она взяла себе и снова села на диван.

— Боюсь, я не знаю, с чего начать, — сказал Люсьен.

Уинни снова улыбнулась:

— Лучше всего — с самого главного.

— Хорошо. Тогда скажу прямо: я и Кэтрин обеспокоены твоим поведением.

Уинни удивленно вскинула брови, и ее чашка с позолоченным ободком застыла на полпути ко рту.

— Боже милостивый, чем же вызвано это беспокойство?