– О'кей. Можете открыть глаза.

Гримерша сняла полиэтиленовую накидку. Жанна затаила дыхание., Наступил решающий момент: сейчас станет известен результат их с Дионом воскресных трудов. Она заставила себя глянуть в зеркало, на этот раз – ради Дженни.

Она смотрела – и сама себя не узнавала. Огромные глаза с нездоровым блеском; алые румяна на мертвенно-бледной коже. Впалые щеки, под глазами – синяки, зато губы густо намазаны красной, как кровь, помадой.

А платье… Едва дотронувшись до грязновато-белого гипюра, она поняла: Дион был прав. Что еще могла носить Дженни? Именно такое старенькое, давно вышедшее из моды, но тщательным образом залатанное платье. Ночью, в темноте, клиенты сочтут его премиленьким и, кроме того, вспомнят – хоть на один вечер, хоть на часок – свою молодость…

Жанна выдержала бой за это платье. Она сама не ожидала от себя такой прыти. Дженни должна стать живой, реальной. Ни одной фальшивой детали! Иначе пиши пропало: роль будет провалена. Фернан сначала удивился, потом разозлился, потом попытался отмахнуться от нее. Однако отчаяние придало Жанне сил. Буквально в последнюю минуту, перерыв весь гардероб, костюмерша извлекла на свет Божий этот ветхий, давно не стиранный – за ненадобностью – наряд, как нельзя лучше подходивший для образа Дженни. Пышные рукава и огромный турнюр подчеркивали худобу рук и плеч. Переливчатый, розовый с зеленым шелк придавал ей какое-то странное, почти гротескное очарование. Костюм дополняли широкополая соломенная шляпа, украшенная искусственными розами, и зонт с бантиками из зеленого шелка.

Глядя на свое отражение в зеркале, Жанна видела Дженни – настоящую, из плоти и крови. В ее облике было нечто неуловимо знакомое, как если бы Дженни жила на соседней улице.

Жанна отвела глаза. Слишком уж много ее собственных невысказанных страхов и надежд отразилось на этом бледном личике. Но может быть, здесь и кроется та самая великая тайна, о которой говорил Фернан? И надо только выпустить наружу ту Дженни, что прячется где-то глубоко в ее душе? Опасное и трудное, самое трудное дело на свете, чем-то смахивающее на самоубийство. Но вот она – Дженни, тут как тут. Двойник в зеркале ждет своего освобождения. Дурнушка, одержимая желанием стать красивой. Чадящая свеча: последняя яркая вспышка, – и пламя погаснет.

– А теперь волосы.

Жанна, заметно нервничая, ждала, пока гримерша и парикмахер поменяются местами в тесном трейлере, заставленном реквизитом. Маркус развязал шелковый шарф, которым она покрыла голову. Дженни, безусловно, понравился бы такой цвет волос, а ему?

В зеркале было видно, как он удивленно уставился на ее прическу, приподнял две прядки и задумчиво провел по ним пальцами, потом пригляделся к корням волос.

– Чем вы пользовались?

– Э-э… – Жанна закашлялась. – Есть одно средство. M-м… естественное. – И, помолчав, с тревогой спросила:

– Ну как?

Маркус продолжал разглядывать ее волосы, собрав их на макушке.

– Вид диковатый, но мне нравится.

Жанна вздохнула с облегчением. Она-то уже приготовилась доказывать Маркусу свою правоту – ведь женщины, подобные Дженни, не имели возможности покупать краску для волос, которая как раз начала входить в моду в 1912 году, и, стало быть, прибегали к домашним средствам. Но теперь убеждать Маркуса не было нужды. Контраст между белой как мел кожей и огненно-рыжими волосами производил потрясающее впечатление. Этот факел, пылающий в сумраке ночи, заметит любой мужчина.

Идея принадлежала Диону. После встречи с Лианой Жанна, охваченная энтузиазмом, совсем по-иному взглянула на свою роль. Теперь ей хотелось, чтобы зрители увидели Дженни как живую и оценили ее по достоинству. Жаль только, что времени у нее мало…

– Как быть с прической? – Разгулявшееся воображение подсказывало Жанне, что необходимо кардинально изменить ее облик. – Эта слишком… обыкновенная.

– Ну, в таких случаях женщины, по-моему, идут в парикмахерскую, – раздраженно отозвался Дион.

Наверное, злился на нее за то, что оторвала от той блондиночки, – надо было подняться наверх и расплатиться с Лианой. А когда он вернулся, девица, ясное дело, уже переключилась на другого кавалера.

– Какая парикмахерская! Сегодня воскресенье.

Дион задумался, потом его губы медленно изогнулись в улыбке.

– Придется последовать примеру ирландских цыганок.

– То есть? – спросила заинтригованная Жанна. Дион бросил на нее плутоватый взгляд:

– Не скажу, пока не вернемся домой.

В холле отеля было немноголюдно. Джули и след простыл. Редкостная удача. Правда, Жанна оценила это лишь после того, как Дион раскрыл ей цыганскую тайну.

– Дион! – Она в ужасе отпрянула. – Неужели?..

– Нищим выбирать не приходится, – заявил он, злорадно ухмыляясь. – Намажь этой жидкостью волосы, подержи подольше, потом смой – и дело в шляпе.

– О нет! – Жанна зажмурилась. – А нельзя придумать что-нибудь другое?

– Попытка не пытка, – возразил Дион с младенчески-невинным выражением лица. – Тебе нравятся персидские ковры?

– При чем здесь ковры?

– Их моют именно таким образом, чтобы ворс блестел.

У Жанны снова возникло подозрение, что Дион мстит ей за свою крашеную блондинку. И все же она последовала его рекомендациям, а потом закрутила вокруг головы горячее полотенце, от которого шел пар. Дион, прислонившись к дверному косяку, так и сыпал мудрыми советами.

– Чем горячее, тем лучше.

Пришлось поверить ему на слово. Жанна осторожно уселась на стул, следя за тем, чтобы не соскользнуло полотенце. Ничего, терпеть можно. Главное, не думать о том, чем смочены волосы, а запах не такой уж страшный. В конце концов в парикмахерских бывают ароматы и похуже. Но сама ситуация… сложная, необычная, чересчур интимная. Жанна не знала, как ей держаться. А Дион явно не собирался уходить и, судя по всему, был очень доволен собой.

Минут десять в номере царило напряженное молчание. Наконец Жанна, возмущенная двусмысленной ситуацией, в которой она оказалась его стараниями, отважилась сказать:

– Дион, спасибо тебе за все. Без тебя я бы не справилась с ролью. – И она почему-то покраснела. – Но теперь… тебе, наверное, пора лететь домой? Может, посмотришь город? Обо мне не беспокойся.