Темнота накрыла ее, и Нелл молча свалилась на пыльный пол.

Это чем-то напоминало медитацию. Если он закрывал глаза и сосредотачивался, по-настоящему сосредотачивался, ему казалось, что тело становилось очень легким, почти что невесомым, и что часть его получала возможность на некоторое время улететь от него. Иногда он плыл в неопределенном направлении, не заботясь о том, куда он попадет, просто наслаждаясь ощущением движения, лишенного тяжелых оков плоти.

Настоящая свобода.

Однако иногда он фокусировал всю свою энергию и силу воли на определенном направлении, стремился попасть в определенное место, потому что там он мог найти для себя особого человека.

Вроде нее. Ее легко было найти. Связь между ними установилась так давно, что он оказывался рядом с ней быстро и без малейших усилий.

Она ходила по кухне, разбирая продукты. Она была очень занята, а может, расстроена, или на нее плохо действовали эти грозы. Весной часто бывает гроза. Он решила, что она немного бледновата. Вот тебе раз – на лбу, над правой бровью белеет полоска лейкопластыря. Она что, упала?

Любопытно, что произойдет, если он протянет руку и коснется ее?

Он вовремя остановил себя. Нет. Не сейчас. Еще рано.

Были вещи, которые он должен сначала сделать. Работа, которую необходимо закончить. Ведь он же был не из тех, кто избегает возложенной на него ответственности. Его так воспитали, это было не в его характере. Человек должен закончить то, что начал.

Кроме того, для Нелл у него полно времени. Времени, чтобы выяснить, зачем на самом деле она вернулась домой. Времени, чтобы узнать, насколько много она помнит.

Он протянул руку и почти коснулся ее.

Почти.

Среда, 22 марта

Нелл проснулась так внезапно, что успела услышать обрывок своего собственного приглушенного странного крика. Она сидела в постели, глядя на поднятые и все еще вытянутые вперед руки, как будто она тянулась к чему-то. Руки заметно тряслись. Она вся оцепенела, была так напряжена, что испытывала резкую боль в мышцах. Даже пальцы рук слегка скрючены. Она заставила себя опустить руки, выпрямить пальцы и расслабиться. К чему она тянулась во сне?

Спальню заливал утренний свет, ночные грозы закончились, и прохладный, влажный бриз, проникающий через полуоткрытое окно, теребил занавески. Пахло сыростью и землей, типичный весенний запах.

Не надо было и стараться, чтобы вспомнить сон. Он всегда был одним и тем же. Отличались лишь незначительные детали, но основное содержание не менялось. И хотя он снился ей далеко не каждую ночь, но все же достаточно часто, чтобы она его запомнила.

– Не стоило мне сюда возвращаться, – услышала она собственное бормотание.

Она надеялась, что после стольких лет возвращение не подействует на нее отрицательно, но она ошиблась. Уже по дороге сюда она сообразила, что неприятное ощущение, с которым она мирилась столько лет, стало постепенно усиливаться, как будто кто-то настойчиво дергал за веревку, привязанную где-то внутри ее.

Теперь же это подергивание стало постоянным, невозможно было не обращать на него внимания.

Нелл неловко слезла с постели и пошла в душ. Она включила горячую воду и встала под сильную струю, колотящую по телу, помогая восстановить защитные силы. Это давалось ей трудно, куда труднее, чем раньше, но к тому времени, как она оделась и начала спускаться вниз, дерганье внутри стало по крайней мере терпимым. Ей уже не казалось, что ее в любой момент может разорвать пополам.

«Мне не надо было возвращаться. Как я смогу сделать то, что должна, с таким ощущением внутри?» – подумала она и вдруг услышала:

«Нелл».

Она остановилась как вкопанная посредине холла и повернулась вокруг своей оси. Никого не было. Абсолютно никого.

– Не надо было мне сюда возвращаться, – пробормотала она.

– Вопрос достаточно простой. – Итан спокойно улыбнулся, глядя через стол на Макса Тэннера. – Где ты был в субботу вечером, Макс?

– Ты хочешь знать, где я был, когда застрелили Джорджа Колдуэлла? – Макс криво усмехнулся. – Я был дома, Итан. Один.

– Без свидетелей.

– Значит, алиби у меня нет. – Макс пожал плечами, стараясь казаться как можно более спокойным. – Прости, не знал, что мне может понадобиться алиби.

– Разве?

– Да.

Итан кивнул и пожевал губами, вроде бы размышляя.

– Я слышал, у вас с Джорджем были разногласия.

Он слышал. Он, мать твою, знал, но должен был сыграть свою роль в этой игре. Поэтому Макс ему подыгрывал.

– Он хотел купить тут в городе кое-какую собственность, а я отказался продавать. Он удвоил цену, но я все равно отказался, вот и все. Вряд ли из-за этого стоит убивать человека.

Итан вроде бы задумался.

– Но было и еще кое-что, верно? Что-то насчет закладной на твое ранчо?

– Он потребовал отдать долг. Я отдал. Конец истории.

– Разве? Говорят, тебе пришлось продать треть стада, чтобы заплатить по закладной.

– Ну и что? У меня остались две трети стада и никаких долгов банку.

– Но ты много потерял на этой сделке. Цены на говядину были очень низкими, когда тебе пришлось продать.

– Время было не самое подходящее, – согласился Макс. – Но это бизнес, Итан. Что ж поделаешь. Джордж потребовал оплаты, я заплатил. Он имел на это право, я же выполнил свои обязательства.

– Ты был зол как черт, и все это знают. Обозвал беднягу Джорджа кровопийцей, так мне рассказывали.

Макс подумал, насколько легко стать параноиком в городе, где шериф «слышит» пропасть всяких вещей, включая большое число частных разговоров. Слишком большое, но он только сказал:

– Я был зол тогда. Но все прошло. Да и случилось это два месяца назад.

Итан слегка нахмурился, и Макс понял, что шериф, хоть и неохотно, наполовину признал, что Макс, конечно, способен на дикие выходки в гневе, но вряд ли склонен к необдуманным поступкам, когда гнев уляжется.

Шериф так и не смог убедить себя, что нашел у Макса мотив для убийства Джорджа Колдуэлла. Не говоря уж об уликах. Пока, по крайней мере.

И все же Макс не спешил успокаиваться. Он хорошо знал Итана Коула.

Шериф неожиданно сказал:

– Значит, Нелл Галлахер вернулась в город.

– Да, я ее вчера видел.

– Ты ведь говорил с ней?

Макс взглянул на окно по фасаду углового офиса Итана и сообразил, какой хороший открывается из него вид на Главную улицу.

– Мы поздоровались. Вот, пожалуй, и все.

– Полагаю, она вернулась, чтобы разобраться с домом и наследством.

– Она так и сказала.

– Навсегда вернулась?

– Сомневаюсь.

– Все такая же хорошенькая, как и раньше?

– Я бы назвал ее потрясающей, – спокойно ответил Макс.

– Ну да, – задумчиво сказал Итан, – только, насколько я помню, она всегда была странноватой. Не то чтобы застенчивая, а скорее отстраненная. Одиночка. Но с таким личиком у нее от парней отбоя не было. Лет эдак с двенадцати. И за все эти годы никто из них не сумел к ней приблизиться, кроме тебя, разумеется.

Поскольку это было утверждение, а не предположение, Макс только сказал:

– С ней было очень непросто. – Он не собирался признаваться, что ему удалось приблизиться в известном смысле этого слова только единожды и потом дорого за это заплатить. – В этом нет ничего удивительного, если вспомнить историю ее семьи. Они всегда старались здесь держаться обособленно.

Итан поднял брови и взглянул на него.

– Ты думаешь, в этом дело? Что же, все может быть. Семья и в самом деле отпугнула нескольких возможных женихов, это точно, особенно эта их жуткая бабка. Припоминаю, как отец наказывал мне не делать ничего, что могло бы разозлить Адама Галлахера. Для этого было проще всего начать ухаживать за одной из девушек.

Макс пожал плечами.

– Он больше трясся над Хейли, мне так всегда казалось. Может быть, потому, что она была старшей и практически заняла место матери, после того как Грейс сбежала.