– Я никогда над этим не задумывался с такой точки зрения, – мрачно покачал головой Думитру.

– Как странно. Вы думали о том, кто я, а не о том, как я повлияю на вашу жизнь. – Алсиона печально улыбнулась. – Тот факт, что вы румын, – поправьте меня, если я ошибаюсь, – заставляет меня задуматься о нашем союзе, не считая моих сомнении относительно характера мужчины, который умыкнул невесту другого и обманом сделал своей женой.

– Необходимость и неизбежность – суровые учителя. – Думитру одарил Алсиону обольстительной улыбкой.

Это было ошибкой. Алси ответила ему холодным взглядом, но на ее щеках вспыхнули розовые пятна. Она не так неуязвима, как ей хотелось бы.

– Да, – согласилась Алсиона. – Необходимость требует, чтобы я тщательно обдумала свою ситуацию. Выйдя замуж за венгерского аристократа, я, по крайней мере, по полгода жила бы в Вене, при дворе императора. Вы можете предложить мне в Румынии что-нибудь подобное? – Она покачала головой, и на черных локонах заиграли отблески свечей. – Вы отвезете меня в какую-нибудь захудалую деревню, носящую громкое имя валашской столицы? – Алси презрительно фыркнула. – Или мы станем посланниками при дворе вашего османского владыки, и я окончу свои дни в стамбульском гареме?

– У нас в Севериноре нет владык, ни валашских, ни других, – сухо ответил Думитру, не обращая внимания на ее тон. – Мы хорошо защищены горами, протяженными, труднопроходимыми и пока не представляющими интереса для других стран. Правда, мы изображаем лояльность тому, кто нам в конкретный момент больше подходит, но платим дань только на словах, а не золотом и людьми. – Он криво улыбнулся. – Что касается визита в Стамбул, по некоторым причинам султан будет не рад меня видеть.

Алсиона, нахмурившись, вертела в руках вилку.

– В том-то и проблема. Договор был простой: мое приданое в обмен на титул и столичную жизнь Вы предлагаете мне только одно из двух, – открыто взглянула она на Думитру.

Он с трудом удержался от смеха.

– Ваши аргументы имели бы смысл только в том случае, если бы так называемый барон Янош Бенедек имел хоть какие-то намерения сдержать свое слово. Но с таким же успехом он мог пообещать вам луну с неба.

– Что вы хотите этим сказать? – подозрительно прищурилась Алси.

– Он не барон, а простой боярин, для австрийцев это значит не больше, чем просто землевладелец.

– Так он не аристократ? – спросила Алсиона, хотя по ее выражению было понятно, что она уже знает ответ.

Думитру позволил себе улыбнуться.

– За пределами его владений его не считают аристократом.

Алси на мгновение замолкла, словно решая, верить ему или нет.

– Вы намекаете, что он тоже не отвез бы меня в Вену? – наконец сказала она.

– Если бы Янош Бенедек сдержал слово, то привез бы вас в столицу, где никого не знает и никто не знает его. Его интересы не в Вене, а в его дорогой Венгрии и в мятеже, который он надеялся организовать на ваше приданое, – Думитру покачал головой. – Австрийский император испытывает к нему не больше симпатий, чем султан ко мне, и был бы рад любому предлогу засадить его в тюрьму, окажись Бенедек у него в руках. Почему вас так влечет высший свет? Вы говорили, что не преуспели в Лондоне, и я не понимаю, почему при дворе Габсбургов вы будете удачливее.

– Мои резоны не ваша забота, – отрезала Алсиона. – Но если вы сказали правду, мои выбор невелик: жизнь в глуши с похитившим меня валашским аристократом или такое же прозябание с венгерским притворщиком, полгода лгавшим мне. – На ее лице появилась гримаса неудовольствия.

– Я никогда не говорил, что у вас есть выбор, – ответил Думитру, раздраженный, что высказал то, в чем не имел намерения признаваться.

Глаза Алси блеснули, она внутренне напряглась.

– Брак можно расторгнуть, пока не осуществлены брачные отношения, – запинаясь и отведя взгляд, сказала она. Это было не просто смущение или деликатность. Что-то другое промелькнуло у нее на лице.

Обратной дороги не было, поэтому Думитру просто ответил:

– Я знаю.

– Я не дам вам свободу, Алсиона, – мягко сказал Думитру.

Но в глубине души ему вдруг захотелось облегчить невзгоды женщины, которую он едва знал, стереть боль из ее глаз, даже если это дорого ему обойдется.

– Конечно, не дадите. – У нее вырвался сдавленный звук, больше похожий на стон, чем на смех. – Даже мой отец, который обожал меня и заваливал подарками, не сделал этого. Даже мать, образованная женщина, которая открыла мне красоту Вергилия на латыни и Еврипида на греческом, которая взяла мне в гувернантки дочь немецкого профессора, не дала бы мне ее. Как я могу ожидать этого от человека, который знаком со мной несколько часов?

Острое чувство стыда пронзило Думитру. Но не меньший стыд охватывал его, когда он сравнивал своих голодных и оборванных подданных с процветающими жителями Запада. Ему хотелось извиниться перед этой женщиной, но он знал, что слова пусты, так как он не изменит своего решения. Вместо извинений он потянулся через стол и коснулся ее щеки. Алсиона тут же напряглась, но не отпрянула. Прохладная на вид розоватая кожа под его пальцами казалась горячим шелком.

– Я хотел бы, чтобы вы были счастливы, – сказал он.

– Как и мои родители, – ровно ответила Алсиона. – Только они хотели выдать меня замуж за чужака, а вы грозитесь держать под замком.

Печаль и горечь в ее голосе резанули Думитру сильнее, чем самые желчные обвинения.

– Я бы этогоне хотел. Сомневаюсь, чтомы когда-нибудь простите меня за это. И я не уверен, что сумел бы заслужить прощение. – Помолчав, он с трудом произнес: – Вы действительно хотите выйти замуж за Бенедека? Или пусть и с позором, но вернуться в Англию?

– Не знаю. – Алсиона отстранилась. – Но знаю, что убью вас, если вы меня изнасилуете. Через месяц или через двадцать лет, но я сделаю это. Даже если полюблю вас.

Думитру понял, что она говорит совершенно серьезно и, более того, способна сдержать свое обещание. Это была не угроза, а просто констатация факта, и его сердце сжалось от боли – за нее или за себя, он не знал.

– Я никогда этого не сделаю. Поверьте мне, Алсиона, есть вещи, на которые я не пойду. – Он криво улыбнулся. – Как я понимаю, в этом-то и заключается различие между мной и Бенедеком. Порой человек важнее дела, – это единственное, в чем Думитру был уверен, ведя политические игры с великими державами.

Алсиона посмотрела на него и медленно кивнула. Огоньки снова вспыхнули в ее глазах, зажигая его кровь. Тело Думитру напряглось в ответной реакции.

– Я верю вам.

– Я лгал многим мужчинам и обманул вас. Но что бы я ни сделал, неправды вы больше от меня не услышите, – с горячностью произнес он и замолчал, собираясь с мыслями.

«Даже если полюблю вас», – сказала она.

Думитру встретился с Алси взглядом и увидел в мерцающих глубинах ее глаз чувственность.

– Но не думаю, что вы вынудите меня пойти на крайние меры, – медленно сказал он.

– А почему нет? – Ее голос чуть дрогнул хрипотцой, глаза жарко блеснули под темной завесой ресниц.

– А как вы думаете, Алси? – с усмешкой спросил Думитру и добавил: – Потому что сейчас вы хотите меня.

Алси боялась даже вздохнуть. На ее фарфоровом лице не отразилось никаких эмоций, но глаза нашли лицо Думитру, потом медленно прошлись по его торсу, оценивая ширину плеч, форму рук, скрытых сюртуком, тыльную сторону ладоней, лежавших на столе, и, наконец, поднялись снова к его лицу.

– Вы заносчивый осел, – объявила она, потом наклонилась через стол и поцеловала его.

Его рот был неподвижен под ее губами, но лишь мгновение, не больше. Думитру оттаял, взял лицо Алси в свои ладони и крепко держал, пока его губы и язык настойчиво двигались у ее рта. Жар разливался по ее членам, оставляя на своем пути легкое покалывание. Его ладони, немного огрубевшие от пренебрежения перчатками, поглаживали ее щеки, пока его рот играл ее губами. Ее тело отяжелело и в то же время стало легким, зазвенело, наполнилось гулом, который рассеивал ее мысли. Желание тугой пружиной скручивалось у нее внутри. Алси была гак ошеломлена, что не заметила, как опасно зазвенел хрусталь на столе.