Затем в кабинет вошли их похитители, чисто выбритые, но в своих старых костюмах. Гордость и гнев на их лицах смешивались с просительным выражением. Князь что-то глухо сказал, и один из них, выступив вперед, скованно поклонился и заговорил на сербском. Никогда в жизни Алси так не хотелось знать этот язык.

Мужчина излагал историю в драматическом стиле, указывая то на Думитру, то на Алси, и в кульминационный момент вытащил из сумки что-то длинное, толстое, черное. Алси, вздрогнув, узнала свою отрезанную косу. Серб, продолжая рассказ, размахивал ею, как плетью, потом снова сунул в сумку. Тон его был то гордым, то умоляющим. На лице князя Обреновича не отразилось ни сомнения, ни доверия. Его неподвижные черты, казалось, были высеченными из камня.

Когда повстанец закончил рассказ и отступил назад, Алси украдкой взглянула на Думитру. Он мрачно усмехался, и Алси не знала, успокоиться ли ей или испугаться. После минутной паузы князь обратился к пленнику.

– Я бы предпочел говорить на немецком, – ответил Думитру. – На этом языке я лучше все объясню.

Алси спрятала удивление под маской безразличия, но почувствовала, как прищуренные глаза князя задержались на ней, прежде чем он ответил.

– Продолжайте, – сказал Обренович по-немецки с сильным акцентом, не имевшим ничего общего с культурной речью повстанцев из высшего общества.

«Кто этот человек? – задумалась Алси. – И как он стал князем?»

– Эта женщина хороша, правда? – сказал Думитру, отвечая на вопрос, заданный князем на сербском языке. – Но увы, она уже не девственница, и ни один приличный мужчина не сочтет ее достойным приобретением.

Алси думала, что знает, что такое страх, но слова Думитру так потрясли ее, что она удивлялась, почему не упала замертво или не бросилась бежать. Она чувствовала себя униженной и смутилась, оттого что Думитру вслух говорил подобные вещи. Но когда сообразила, какие поступки князя заставили Думитру дать такой ответ, ее охватил ужас, и смущение показалось сущим пустяком.

– Это правда, милая? – сказал князь, так пристально вглядываясь в нее, словно мог сквозь одежду разглядеть убедительное доказательство ее целомудрия или его отсутствия.

– Да, – ответила Алси, преодолевая страх. – Правда. «Пожалуйста, Думитру, – взмолилась она про себя, – говори и делай что угодно, только не оставляй меня этому человеку!»

Князь фыркнул, на его лице появилось неприязненное выражение.

– Тогда зачем вы отрезали волосы и гнали его от себя, глупое дитя? Теперь единственный достойный выход для вас – это выйти за него замуж. Отец не позволит бесчестить семью и не примет вас.

– Она сделала это, чтобы опозорить меня и в знак траура по утраченной непорочности, – сказал Думитру, ухитряясь смешать в ответе скромность и высокомерие. – Она рассказала гайдукам то, что они хотели услышать, в надежде, что они убьют меня, а она останется благочестивой вдовой и может выйти замуж за кого пожелает.

– Хитра, – заметил князь, разрываясь между осуждением и злобным удовольствием. – Так и должно было случиться, недаром камнем преткновения для тебя стала опозоренная женщина. Роль шпиона слишком щекотлива, чтобы думать о достойном поражении и чести.

Шпион? Алси недоуменно заморгала.

– Руководитель разведки, – не изменившись в лице, поправил Думитру.

Князь фыркнул и долго сидел молча, глядя в пространство. Алси едва смела дышать. Наконец он сказал:

– Я с удовольствием оставил бы вас обоих погостить, но сколь ни полезны вы для Сербии, полагаю, что Россия, Австрия или Турция вряд ли обрадуются, узнав, что я пользуюсь твоими возможностями исключительно в собственных целях. Так что вопрос заключается в том, что мне с тобой делать.

Алси похолодела, когда князь медленно окинул их взглядом.

– Если я отправлю тебя в Вену с поклоном и дипломатической нотой, Австрия отнесется к этому равнодушно, поскольку без своей шпионской сети ты им совершенно не нужен. Россия тоже мало обрадуется такому подарку, – продолжал князь. – А вот Турция… Турция – совсем другое дело. Я давно не посылал подарков султану и знаю, что ты был для него источником постоянного раздражения, как говорится, бельмом на глазу. Женщина теперь принадлежит тебе, и поскольку ты станешь рабом султана, то и она разделит твою участь. – Обренович улыбнулся холодной змеиной улыбкой. – Кроме того, история без твоей спутницы будет неполной, а султан, как я, очень любит интересные истории.

– Как хотите, – легко поклонился Думитру.

На посторонний взгляд его тон и выражение лица были совершенно нейтральными, но Алси заметила, как напряглись его плечи и едва заметная тень легла на лицо. Ее сердце замерло от страха.

– Да, – сухо ответил князь. – Именно этого я и хочу. Женщина проведет ночь здесь. А для тебя и тюрьма хороша. Может быть, ночь на холодном полу научит тебя уважению. – Его рот скривился в улыбке. – Хотя я в этом сомневаюсь.

Обренович резко заговорил на другом языке, и четверо мужчин, стоявших у стены, шагнули к Думитру и увели его прочь. Он на мгновение поймал взгляд Алси, но прошел так быстро, что она не смогла понять выражения его лица.

Потом маленькая служанка и лакей увели Алси. Пока они шли по коридорам, Алси обдумывала побег. У нее только двое стражников, в том числе миниатюрная женщина, меньше ее самой. Можно помчаться по коридору… и что потом? Ее неминуемо поймают.

Нет, попытка побега погубит все, что Думитру сделал для того, чтобы спасти… ее? его? их обоих? Каков результат нового поворота их истории? Алси избежала тюрьмы и насилия, а Думитру выглядел глупцом, которого провела и унизила слабая женщина. Теперь их обоих отправят в Стамбул. Она не сомневалась, что султан подвергнет их еще большему риску. Алси никогда не видела Думитру таким, никогда не думала, что его могут назвать хитрецом, как это сделал деревенский главарь, и не слишком доверяла тому, что он назвал Думитру шпионом, решив, что это пустые слухи. Только теперь она вспомнила краткий таинственный визит Николая Ивановича, русского «дипломата», и задумалась о том, что Думитру действительно вовлечен в большую игру. От этой мысли холодок пробежал у нее по спине. Если Думитру не просто непокорный властелин пограничного графства, то он боится султана больше, чем она предполагала, услышав однажды саркастическое замечание мужа, что турки его недолюбливают.

«Я буду сильной, – сказала она себе. – Я должна быть сильной». И, расправив плечи, Алси пошла за своими стражниками.

Когда на следующее утро они уезжали из Белграда, у Думитру слезились глаза. Бросив пленника в городскую тюрьму, Обренович вскоре притворится, что передумал, и пригласил его на ужин. Князь продержал Думитру полночи, изображая радушного хозяина, а на самом деле старался выудить у него полезную информацию.

Думитру, в свою очередь, симулировал скуку, хотя нервы его были напряжены до предела, и делал вид, что неумышленно проговаривается, подслащая пилюли лжи тонкой оболочкой правды. Информация, которую он сообщал Обреновичу, была не столько ложной, сколько бесполезной. Князь и сам хорошо знал, что сербы снова на грани восстания, и скорее из-за него, чем из-за султана, который сейчас был в стране почти номинальной фигурой. А великие державы, как и султан, не обрадуются беспорядкам. Как только начнется окончательное избавление от турецкого владычества, Франция и Россия станут медлить и уклоняться, как они всегда это делают, и ничего из того, что знает Думитру, ситуацию сейчас не изменит. Если Обренович хочет выступить против Стамбула, он сделает это в одиночку. Оба прекрасно знали это, еще не сев за ужин.

Князь отправил Думитру назад в тюрьму, где ему несколько часов позволили поспать. Потом, чтобы подчеркнуть перемену своего настроения, князь осыпал Думитру и Алси подарками, одарив обоих одеждой, верховыми лошадьми, отдал на время путешествия в распоряжение Алси маленькую служанку и снабдил их «почетной охраной». Дюжина солдат из личной свиты князя проводит их в Стамбул с помпой, подобающей статусу Думитру, как гостя, а не как пленника.