Глаза горничной вспыхнули, когда он заговорил по-французски с парижским выговором. С Гийомом ее объединял не только род занятий, но и национальность. Разумеется, женщина с богатством Алсионы предпочитает все самое лучшее, от вееров до лошадей и слуг.

– Извините, – по-французски пробормотала служанка.

Поднявшись, она сделала изящный реверанс под стать поклону Гийома и проскользнула в спальню к хозяйке, тщательно закрыв за собой дверь. В ее преувеличенной робости сквозило одобрение внимательного отношения Думитру к спящей жене. Он ответил кривой улыбкой. По крайней мере, ему не придется бороться со злыми наговорами, которые горничная станет нашептывать хозяйке.

Гийом отправился вниз приказать, чтобы хозяину принесли горячую воду. Только зимой огонь бушевал в большом камине, сейчас ближайший источник горячей воды был в кухне.

Ожидая камердинера, Думитру окинул гостиную свежим взглядом, задумавшись, какой видит комнату избалованная богатая англичанка. В замке Северинор даже в хозяйских покоях было мало комфорта. Апартаменты Алсионы в Лондоне наверняка согревала небольшая печь или камин с мудро сконструированным дымоходом, а не очаг трехсотлетней давности, от которого дым валил в комнату, где от постоянных проветриваний становилось только холоднее. Она привыкла к стенам, обтянутым шелком или оклеенным китайскими обоями, а здесь холодные камни покрывала лишь побеленная штукатурка. Мебель в гостиной потертая и разрозненная – осколки жизни обедневшей благородной фамилии. Трудно представить, насколько это далеко от привычек дочери богатого промышленника. Если все останется в прежнем состоянии, это станет для нее предметом постоянного недовольства.

«Но почему?» – вдруг подумал Думитру. Ее приданого более чем достаточно. Он может позволить себе потратить малую часть на обновление их жилища и в первый раз, с тех пор как покинул Париж, порадуется зимой теплу. Думитру улыбнулся собственной щедрости. Он не сомневался, что Алси будет очень благодарна за усовершенствования в доме.

Утреннее солнце защекотало Алси веки и разбудило, окрасив все вокруг розовым цветом. Одна! Холодные простыни вызывали подозрение. Это открытие разочаровало, встревожило и вместе с тем принесло облегчение. Потерев лицо руками, она села, машинально осмотревшись, и распахнула глаза от ошеломляющей красоты.

На внешней стене замка полдюжины стрельчатых готических окон, словно рама роскошной картины, обрамляли восхитительный вид. Насколько хватало глаз, в голубой купол неба вонзались горы, поднимаясь шеренгами, будто каменная армия. Ниже исхлестанных ветром вершин горы были одеты в темную зелень сосен и елей, в долинах светлели лиственные леса. Тропа от ворот замка вела вниз к кучке коттеджей, прилепившихся у основания горы. Лоскутное одеяло хлебных полей покрывало раскинувшуюся за ними пологую долину. Вдали виднелось стадо овец, походивших на маленькие, привязанные к земле тучки, иногда исчезавшие за горным кряжем.

Вероятно, дед Думитру был не только аскетом, но и романтиком, подумала Алси. Открывавшийся из окна вид отличался нереальной яркостью, присущей живописи итальянского Возрождения: небо было необычайно живым, выступавшие из зелени суровые пики слишком красочными. Почти столь же неправдоподобным, как этот вид, для Алси было осознание, что теперь, в силу замужества, вся земля, которую она может окинуть взглядом, принадлежит ей. Другими словами, у этой земли и у нее теперь один хозяин.

Алси, хоть почти не замерзла, поежилась, вспомнив прошедшую ночь и то, что объединило ее с Думитру. Что это значило? Все? Ничего? Она не знала и чувствовала, что не узнает, пока не увидит его снова.

Она даже не знала, радоваться или тревожиться. Думитру остался с ней на всю ночь. Она не усомнилась бы в этом, даже если бы время от времени не просыпалась от непривычного ощущения чужого тела рядом. Это его спальня, и если бы он устал от жены, то под благовидным предлогом от нее бы отделался. То, что Думитру этого не сделал, означает, по крайней мере, что его добрые чувства к ней не испарились с окончательной легализацией их союза.

Алси очень хотелось подняться вместе с ним, поговорить за завтраком, прежде чем он займется делами своих владений. Как ни смущала, ни нервировала ее мысль о новой встрече с Думитру, ей нужно утвердить то, что произошло между ними, попытаться понять, какой будет ее новая жизнь и чего от нее ждут. И конечно, она хотела поговорить с ним по причинам, которые не имели под собой никаких резонов: как это ни странно, она скучала по Думитру, хотя день назад они даже не были знакомы.

Но поскольку утренней встречи не произошло, Алси решительно выбросила эту мысль из головы и огляделась в поисках сонетки, чтобы вызвать Селесту. Ее бедра немного ныли, и она покраснела, подумав о причине боли. Не найдя способа вызвать слуг. Алси через минуту отказалась от этой затеи. Большая часть ее одежды была разбросана по гостиной, поэтому, не зная, кого там встретит, Алси надела сорочку и распахнула стоявший у стены огромный шкаф в поисках, чем бы прикрыться, прежде чем выглянуть из спальни.

Она начала перебирать одежду, не обращая внимания на приступ стыда и страха, охвативший ее при вторжении в чужие владения. В конце концов, Думитру ее муж. И в том, чтобы временно воспользоваться его одеждой, нет ничего плохого.

Она нашла старый потрепанный халат – определенно не тот, что Думитру обычно носит? – и накинула его. Алси уже закрывала шкаф, когда дверь спальни открылась и вошла Селеста с тяжелым подносом в руках.

– Я ждала, пока не услышала, что мадам встала, – сказала горничная с официальной вежливостью.

«Мадам», а всего лишь вчера вечером она была «мадемуазель», подумала Алси.

– Спасибо, Селеста. Мне нужно было выспаться, – столь же любезно ответила Алси.

Она не знала, кого хочет избавить от смущения – горничную или себя. В любом случае Алсиона в этом не преуспела. Обойдя комнату, Селеста подобрала валявшиеся на полу туфли, чулки и корсет хозяйки с таким деланно нейтральным видом, что Алси снова залилась краской.

– Если мадам желает вернуться в свою спальню, мы можем заняться ее туалетом там, – пробормотала служанка, отведя взгляд.

Горничная выскользнула из комнаты, не дожидаясь ответа хозяйки. Спасительное бегство, подумала Алси. Она пошла вслед за Селестой, обрадовавшись демонстративной корректности служанки.

К собственному удивлению, Алси вдруг захотелось, чтобы тетушка Рейчел оказалась здесь, хотя во время путешествия из Лондона в Вену опека и жалобы пожилой дуэньи ей очень докучали. Прежде чем занять положение бедной родственницы, сестра матери вышла замуж – по любви и, как говорили, неудачно, – через два года овдовела и разорилась. И хотя этой истории было недостаточно, чтобы рекомендовать тетушку в наперсницы в делах сердечных и плотских, Алси хотелось поговорить с кем-нибудь опытным. Как ни предана ей Селеста, она не замужем, и, несмотря на показную искушенность служанки, Алси была уверена, что горничная не больше осведомлена о плотских делах, чем она сама до вчерашнего вечера. Даже ее старая гувернантка Гретхен Роут сейчас не смогла бы успокоить ее лучше, чем замужняя женщина, причем любая.

К легкому разочарованию, если не к удивлению новоиспеченной графини, гостиная была пуста, а ее спальня сильно изменилась со вчерашнего вечера. Селеста, распаковав вещи, переставила немногочисленную мебель, пытаясь придать комнате вид апартаментов хозяйки дома Картеров в Лидсе, Лондоне или Мидлсексе.

Шкаф едва не лопался от одежды, туалетный столик заставлен шкатулками с украшениями и разнообразными мелочами, на двух складных столиках у двери высились груды книг и бумаг. Даже на тумбочке громоздились шляпные коробки. Два вместительных чемодана стояли в углу, открытые, но неразобранные.

– Я сделала с вашими вещами все, что могла, – более спокойно сказала Селеста, вернувшись на территорию, которую считала своей. Последние следы скованности исчезли, когда она неодобрительно оглядела комнату. – Это неподходящее место для знатной леди. Ваш лондонский дом гораздо лучше этого.