– Просто, чтобы проверить твою реакцию. Я знал, что тебе понравится. Пойдем.

Кабинет его величества, как он и просил, стихийное бедствие в виде ремонта обошло стороной. Тот же монументальный стол, обитый черной кожей диван, узкие высокие шкафы и тяжеленный сейф, по совместительству – бар. А огромное глубокое кресло, которое король собственноручно подвинул для однорукого и хромого гостя, показалось Кантору необычайно уютным. Во всяком случае, опустившись в него и убедившись, что высокая спинка достаточно мягкая для его пострадавшей спины, он немного успокоился и смог наконец посмотреть на жизнь философски, хотя ощущение надвигающегося подвоха не отступало ни на минуту. Насколько мистралиец успел изучить его занудное величество, от него в любой момент можно было ожидать какого-нибудь парадоксального вопроса, на первый взгляд совершенно бессмысленного и с темой разговора не связанного, а на самом деле очень важного и с дальним прицелом. В основном из-за этой чрезмерной дальности трудно было уловить, зачем его величеству понадобилось знать то или другое…

Как всегда, Кантор оказался прав в своих нехороших предчувствиях и убедился в этом тот же час, когда на стол перед ним, одновременно с традиционным серебряным стаканчиком, лег листок тонкой рисовой бумаги с не очень понятным рисунком. Неизвестный хинский художник безукоризненно ровными линиями, словно он их не кистью мазал, а чертил по линейке, изобразил два продолговатых цилиндрических предмета с непонятными знаками. Поверх рисунка виднелись корявые исправления, сделанные, по всей видимости, личным карандашом его величества, причем второпях и на весу, в лучшем случае – на колене. Поскольку Шеллар III был человеком аккуратным, обычно он обращался со всяческими бумажками с подобающим почтением и такую вопиющую небрежность мог допустить лишь в одном случае – если его настолько обуяло любопытство, что король забыл обо всем на свете и ломился второпях к заветному знанию, которое какой-то бедняга наивно пытался от него скрыть… Уж и самому интересно, что же такое значил рисунок неизвестного хина? И зачем король так торопливо и неаккуратно его почеркал?

– Припомни, Кантор, ты когда-нибудь видел эти вещицы?

Прозорливость его величества, как всегда, потрясала. «Вещицы» действительно показались мистралийцу знакомыми, но когда он вспомнил, откуда именно, то остался в полном недоумении – каким концом здесь привязан король?

– Видел, – признался Кантор, продолжая рассматривать рисунок. – Эль Гордо из отряда Тортильи нашел их где-то в горах, и потом три дня носился по базе, угрожая отыскать и нарезать на колбасу ту сволочь, что сию замечательную находку у него сперла. Хрен он нашел, потому что Рико крадет профессионально, и даже если его прижать, все равно не признается, хоть на части режь.

– Пробовал? – не удержался от шпильки вредный король.

– Не довелось пока, – с таким же ехидством ответствовал Кантор. – Мне он всегда признается. Откуда же, по-вашему, я все-таки знаю об этой вещице?

– И ты его покрываешь? – удивился Шеллар. – Поэтому он тебе и доверяет?

– Когда как. Обычно даю по шее и заставляю вернуть. Но в данном случае… Эль Гордо сукин сын и сволочь, я его проблемы решать не нанимался.

– А потом? – продолжал допытываться король. – Что твой вороватый приятель сделал со своей добычей?

– Вскоре после того Рико посылали в Голдиану, и там он сдал ее знакомому скупщику краденого. У него со старых времен концы остались.

Его величество вдруг помрачнел, как будто ему сообщили нечто крайне неприятное. Последовала долгая пауза, которой король часто пользовался для обдумывания следующей реплики, и Кантор успел даже поразиться, что же так его озадачило? Как всегда, радоваться оказалось нечему.

– До этого ты их не видел? – спросил наконец Шеллар. – Если подумать и напрячь память?

– А что, должен был? – устало вздохнул Кантор, понимая, что издевательство началось.

– Теоретически да. Тот факт, что сей предмет был найден в тех краях, где его потеряли, косвенно подтверждает мои догадки. Но я хотел бы знать точно. Если это действительно то, что я думаю, ты должен был видеть его намного раньше. На тот момент ты еще был при памяти. Разве что Жак стоял от тебя далеко или закрывал обзор своей спиной.

Ну да, его величество, несомненно, лучше знает, что именно его несчастная жертва должна знать, что помнить и что жертва видела в своей жизни. О небо, как же этого изверга переносят его подданные?

– Значит, по вашим предположениям, я мог видеть их у Жака? Когда именно?

– В тот момент, когда вы с ним покидали гостеприимные стены Кастель Милагро. Не припоминаешь?

– Послушайте, – не выдержал Кантор. – Вы что, нарочно издеваетесь? Ведь проще было бы у Жака спросить!

– Нет, – опечалился Шеллар и убрал злосчастный листок. – Если мои догадки верны, то Жак знает об этом предмете несравненно больше тебя, и непременно задаст мне встречный вопрос. И независимо от того, что я отвечу и отвечу ли вообще, перепугается насмерть, снова начнет видеть по ночам кошмарные сны и трястись, как припадочный мистик. Ты точно не можешь вспомнить? А если над тобой поколдовать?

– Этого еще не хватало! – возмутился Кантор и вдруг сообразил, что возмущается совершенно напрасно и что из этого предложения можно, как выражался один умеренный и скромно ворующий господин, «поиметь свой интерес». Ведь если такой могущественный маг, как почтенный мэтр Истран (а никому другому король, понятное дело, не доверит), покопается в непроходимой памяти товарища Кантора, то, вполне возможно, обнаружит в ней загадочные прорехи… И, чем демон не шутит, по ходу дела их заделает. Может, наконец получится точно вспомнить, где он был две луны, каким образом снова обрел утерянную конечность и какой это чудотворец умудрился превратить его лицо в портрет молодого папы?

– Кантор, – принялся уговаривать король, – в этом нет ничего страшного. Мэтр человек порядочный и вникать в твои тайные воспоминания не станет, даже если я попрошу. А вопрос очень и очень важный, если это действительно детонаторы, то их надо немедленно найти и изъять. Твой отказ может стоить жизни Жаку, а возможно, и тебе тоже, хотя я в последнем и не уверен.

Кантор долго и с большим подозрением вглядывался в заинтересованную физиономию его величества, надеясь обнаружить там что-нибудь кроме ожидания. Одновременно он пытался сообразить подходящий ответ, чтобы не сразу соглашаться, а поломаться для приличия. Чтобы его величество не думал, будто мистралийского воина можно так дешево взять на испуг. И тут его посетила одна весьма практичная мысль. В Голдиане нахватался, что ли?

– Я позволю вашему придворному магу порыться в моей памяти, – медленно, чтобы не сбиться и ничего не упустить, выговорил он, – но при двух условиях. Во-первых, вы сейчас расскажете мне все, что скрываете от Жака. Что это такое, откуда оно, зачем и каким образом может нам угрожать? Можете не стесняться, я не ваш шут и трястись не стану, а кошмары мне снятся последние пять лет с раздражающим постоянством.

– Все, пожалуй, не получится, – задумчиво потер подбородок король. – Кое-что я обещал хранить в тайне, а слово чести для меня закон. Но на твой вопрос отвечу.

– И второе. – Кантор потеребил серьгу, все еще колеблясь, и все-таки решился. – С тех пор как… ну, с тех самых пор… у меня провалы в памяти. Особенно в отношении двух следующих лун после… после того. Хочу, чтобы мэтр Истран помог мне вспомнить.

– Об этом ты попросишь его самого. Думаю, он не откажет. Так вот почему ты и сам не знаешь, где тебе восстановили руку и лицо? Просто не помнишь?

Кантор молча кивнул, понимая, что его величество не собирается ломаться даже для приличия. Наверное, королевское воспитание не позволяет.

– Если мы договорились, то я вас внимательно слушаю, – сказал мистралиец, стараясь, чтобы это не прозвучало злорадно. Все-таки, при всей своей отвратительной манере вести разговор, Шеллар III обладает одним неоспоримым достоинством. Он умеет оставаться холодно-деловым и не выказывать жалости к собеседнику.