Слова Бертрама Харди пробудили мимолетную мысль в голове Лазаруса Лонга. Но она тут же ускользнула прочь. Что-то… что-то такое, что он слышал всего день или два назад… а может быть, и раньше? Мысль была каким-то образом связана с его первым полетом в космос, а он состоялся более века назад. Гром и молния! Эти шутки, которые шутит с ним его память, когда-нибудь сведут его с ума.

И вдруг его озарило: межзвездный корабль! Звездолет, который почти готов к полету и который висит между Землей и Луной.

— Друзья, — медленно произнес он, — прежде чем мы начнем обсуждать идею переезда на другую планету, давайте рассмотрим возможные варианты.

Он подождал, пока к его словам не обратилось внимание всех присутствующих.

— Вам когда-нибудь приходило в голову, что не все планеты вращаются вокруг Солнца?

— Лазарус… ты это серьезно? — опешил Заккур Барстоу.

— Как никогда.

— Не очень-то на это похоже. Может быть, стоит высказаться яснее?

— Пожалуйста. — Лазарус обвел взглядом толпу. — Там, в небе, болтается космический корабль, в котором полно места и который построен специально для того, чтобы совершать полеты к звездам. Почему бы нам не воспользоваться им и не прогуляться в поисках подходящих владений?

Первым обрел дар речи Бертрам Харди:

— Я никак не пойму: то ли нашего председателя опять осенила блестящая идея, то ли он издевается над нами, однако если он говорил серьезно, то я отвечу ему. Мой аргумент против возрождения Марса станет в десять раз убедительнее, если его соотнести с межзвездным полетом. Я так понимаю, что безнадежные кретины, которые собираются лететь в этом корабле, намерены закончить перелет примерно через столетие — тогда, возможно, их внуки обнаружат что-нибудь подходящее. В любом случае меня это не интересует. Я не собираюсь провести столетие в консервной банке, да и вряд ли проживу столько.

— Погоди-ка, — прервал оратора Лазарус. — Где Энди Либби?

— Я здесь, — отозвался Либби.

— Выйди-ка сюда, Калькулятор, и ответь нам: ты участвовал в создании нового корабля на Центавр?

— Нет. Ни этого, ни первого.

Лазарус обратился к залу:

— Тогда все ясно. Если Калькулятор не копался в двигателе корабля, то, следовательно, звездолет не столь быстроходен, как мог бы быть. Калькулятор, советую тебе побыстрее заняться этим вопросом, сынок. Кстати, похоже, пригодится наше решение этой проблемы.

— Лазарус, не думаете ли вы…

— А разве теоретически это невозможно?

— Вы сами знаете, что возможно, но…

— Тогда пусть репа, которая торчит у тебя на плечах, и займется этой задачей.

— Ну… ну ладно. — Либби даже порозовел от волнения.

— Секундочку, Лазарус. — Это опять был Заккур Барстоу. — Твое предложение меня заинтриговало. Мы, несомненно, должны всесторонне обсудить его, не позволяя брату Бертраму пугать нас тем, что оно ему не нравится. Даже если брату Либби не удастся найти способ увеличить ускорение — а я по правде говоря, полагаю, что так оно, скорее всего, и будет, ибо понимаю кое-что в механике полей, — даже при таком раскладе столетие не пугает меня. С помощью анабиоза и посменного управления кораблем мы сможем добиться того, что большинство из нас доживет до конца перелета. Вполне…

— А что заставляет тебя считать, — не унимался Бертрам Харди, — что нам вообще разрешат воспользоваться кораблем?

— Берт, — холодно процедил Лазарус, — если тебе не терпится почирикать, то сперва нужно попросить слова у председателя. Ведь ты даже не делегат своей Семьи. Учти, это последнее предупреждение.

— Так вот, я и говорю, — продолжал Барстоу, — очень логично, что долгожители будут осваивать звезды. Мистически настроенный человек счел бы, что именно такое предназначение нам написано на роду. — Он немного подумал. — А что касается звездолета, который имел в виду Лазарус, то, возможно, они и не отдадут его нам… но ведь Семьи богаты. Если нам нужен корабль — или корабли, — то мы вполне можем построить их. Думаю, разумнее всего рассчитывать именно на такой исход дела, поскольку, похоже, альтернативы у нас нет. Может быть, это единственное решение возникшей перед нами дилеммы, другим логически вытекающим выходом из которой, не исключено, является полное уничтожение Семей.

Барстоу произнес последние слова мягко и медленно, с глубокой печалью в голосе. Собравшихся будто сковал мороз. Большинство из них настолько не были готовы к подобному обороту судьбы, что все происходящее казалось им почти нереальным. Им доселе даже не приходило в голову, что не исключена ситуация, при которой не удастся найти решение, удовлетворяющее недолговечное большинство. То, что Главный Поверенный с болью в голосе заявил о своих опасениях по поводу возможного истребления Семей, допустив, что их могут начать травить как зверей, вызвало перед каждым из собравшихся призрак гибели, о которой он боялся и думать.

— Что ж, — кратко заметил Лазарус, когда тишина стала гнетущей, — перед тем как подробно обсудить этот вариант действий, давайте выслушаем и другие предложения. Пожалуйста, прошу высказываться.

В это время сквозь толпу протиснулся мужчина и тихонько обратился к Заккуру Барстоу, на лице которого тут же отразилась крайняя степень удивления. Заккур поднялся на подмостки, подошел к Лазарусу и что-то шепнул ему на ухо. Реакция того на сообщенное была идентичной. Барстоу торопливо вышел из зала.

Лазарус обвел взглядом толпу.

— Давайте устроим перерыв, — предложил он. — Даю вам время обдумать ваши предложения… Заодно можете немного размяться и покурить. — Он потянулся к сумке.

— Что случилось? — спросил кто-то.

Лазарус закурил и глубоко затянулся. Выпустив дым, он произнес:

— Подождем — увидим. Пока не знаю. Но по крайней мере с полдюжины планов из тех, что были сегодня предложены, теперь отпадают. Ситуация снова изменилась. Насколько — сказать не могу.

— Что вы имеете в виду?

— Ну… — протянул Лазарус, — похоже на то, что сам Администратор Федерации только что пожелал переговорить с Заком Барстоу. Он назвал его по имени… И связался с Убежищем по секретной линии связи Семей.

— Что? Не может быть!

— Точно, сынок. И тем не менее…

По пути в комнату связи Заккур Барстоу пытался взять себя в руки.

А на другом конце видеофона старался унять волнение достопочтенный Слэйтон Форд. Он не обманывался в отношении себя. Продолжительная и блестящая служебная карьера, увенчавшаяся годами, проведенными на посту Администратора Совета и Блюстителя Договора Западной Федерации, дала Форду возможность должным образом оценить свои выдающиеся способности и богатейший опыт; ни один обычный человек не смог бы превзойти его ни на каких переговорах.

Но сейчас положение было иным.

Какова природа человека, который перевалил уже за два отмеренных обычному смертному срока? Более того, человека, опыт сознательной жизни которого вчетверо, а то и впятеро обширнее того, каким располагал Слэйтон Форд. Администратор подумал, что даже его собственные мнения и взгляды с годами менялись: тот мальчик или тот юноша, которым он когда-то был, разительно отличался от него теперешнего. Так каков же этот Заккур Барстоу? Предположительно он являлся самым способным, самым влиятельным человеком группы, все члены которой обладали на данный момент совокупным опытом большим, чем Форд даже мог себе представить. Так как же он мог предугадать точку зрения такого человека, его оценку событий, намерения, образ мышления, его возможности?

Форд был уверен только в одном: он никогда не продал бы Манхэттен за двадцать четыре доллара и ящик виски, равно как и не собирался продавать первородство человечества за секрет какого-то там снадобья.

На экране появилось лицо Барстоу, и Форд принялся изучать его. Приятное лицо… и сильное… такого не запугаешь. К тому же он выглядит очень молодо — господи, да на вид он моложе самого Форда! Администратор почему-то представлял себе собеседника суровым и непреклонным старцем. Обманувшись в своих ожиданиях, он почувствовал, что напряжение спало. Форд тихо справился: