Раньше это было неизбежно, и каждый человек свыкался с мыслью об этой неизбежности. Вдруг появляетесь вы, — горько продолжал Форд. — Вы — живой укор его немощи, вы — живая насмешка над ним в глазах его детей. Он не осмеливается загадывать на будущее, вы же радостно начинаете строить планы, которые лишь через пятьдесят лет будут реализованы — да что там! — через сто лет. Неважно, какого совершенства он достиг в жизни: вы догоните, перегоните, переживете его. И его немощь вызывает у вас жалость. Так разве удивительно, что он ненавидит вас?

Барстоу устало поднял голову:

— Скажите, вы тоже ненавидите меня, Слэйтон Форд?

— Нет. Нет, я не могу заставить себя ненавидеть кого бы то ни было. Но я могу сказать чистосердечно, — вдруг добавил Форд, — если бы секрет существовал на самом деле, я вытянул бы его из вас, пусть для этого мне пришлось бы резать вас на куски!

— Да, я понимаю. — Барстоу понурился, задумавшись. — Но ведь мы — Семьи Говарда — почти ничего не можем исправить. Не нами затевался этот опыт — все было сделано за нас. Правда, кое-что мы можем предложить.

— Да?

Барстоу объяснил.

Форд отрицательно покачал головой:

— Медицинская сторона вашего предложения выглядит вполне осуществимой, и я ничуть не сомневаюсь, что ваш генетический потенциал, даже будучи наполовину разбавленным, в состоянии значительно продлить обычную человеческую жизнь. Но даже если женщины и согласятся на искусственное оплодотворение, в чем я отнюдь не уверен, для наших мужчин это будет равносильно психологической смерти. Последует взрыв отчаяния и ненависти, который расколет человеческую расу и уничтожит ее. Неважно, что вы движимы благими намерениями: подрыв жизненных устоев человечества безболезненно не пройдет. Мы не можем разводить людей, как животных. Они не пойдут на это.

— Вы правы, — согласился Барстоу. — Но это, к сожалению, единственное, что мы можем предложить.

— Пожалуй, я должен был бы поблагодарить вас, но не хочу и не буду. Теперь давайте рассуждать с практической точки зрения. По отдельности все вы — долгожители — весьма почтенные, симпатичные люди. В целом же вы опасны, как носители чумы. Поэтому вас следует подвергнуть карантину.

Барстоу кивнул:

— Я и мои братья тоже пришли к такому заключению.

Форд, казалось, вздохнул с облегчением:

— Я рад, что вы разумно смотрите на вещи.

— К сожалению, больше ничего не остается. Так каков же выход? Изолированная колония? Какое-нибудь отдаленное место, которое станет нашей Окраиной? Мадагаскар? Или мы можем занять Британские острова, застроить их и оттуда продвигаться в Европу, по мере ослабления радиоактивности?

Форд покачал головой:

— Исключено. В этом случае решение проблемы ляжет на плечи моих внуков. А к тому времени ваше превосходство возрастет настолько, что вы сможете одержать над ними верх. Нет, Заккур Барстоу, вы и ваш народ должны покинуть эту планету!

Барстоу холодно произнес:

— Вот и оправдались мои худшие опасения. И куда же нам отправляться?

— В вашем распоряжении вся Солнечная система. Выбирайте. Куда угодно.

— Но куда? Венера не подарок, да нам вряд ли и разрешат поселиться там. Ведь венерианцы больше не подчиняются приказам Земли. Решение об этом было принято еще в 2020 году. Верно, они принимают иногда отдельных иммигрантов согласно Конвенции Четырех Планет, но пустят ли они сто тысяч человек, которых Земля считает слишком опасным держать у себя? Сомневаюсь.

— Я тоже. Лучше, видимо, избрать другую планету.

— И какую же? В Солнечной системе больше нет планет, где возможно было бы существование людей. Чтобы сделать мало-мальски пригодными для обитания даже самые подходящие из них, пришлось бы затратить колоссальные суммы денег, приложить сверхчеловеческие усилия и задействовать лучшую современную технику.

— Попытайтесь. Мы поможем вам не скупясь.

— Нисколько не сомневаюсь. Но, в конце концов, разве это лучшее решение, чем представление нам резервации на Земле? Или вы всерьез готовы пойти на прекращение космических сообщений?

Форд вдруг выпрямился в кресле.

— О! Я, кажется, понимаю вас. Я не сразу уловил суть, но давайте-ка рассмотрим и эту идею. Почему бы и нет? Лучше вовсе прекратить космические полеты, чем позволить ситуации перерасти в открытую войну. К тому же один раз подобное имело место.

— Да, когда венерианцы сбросили иго своих инопланетных владык. Однако потом космические сообщения возобновились, и Луна-Сити был отстроен заново, а теперь в космосе в десять раз больше кораблей, чем раньше. Можете вы остановить этот процесс? Можете вы повлиять на него так, чтобы он уже не вырывался из-под контроля?

Форд обдумал эти слова. Не в его силах было прекратить космические сообщения, да тут и никакая власть не сумела бы. А что, если наложить запрет на посещение одной планеты — той, на которой будут жить эти престарелые? Поможет ли это? Одно поколение, два, три… какая разница? Древняя Япония пыталась поступить когда-то подобным образом, но иноземные дьяволы все равно приплыли к ее берегам. Культуры невозможно удерживать в изоляции друг от друга долгое время. А когда они в конце концов вступают в соприкосновение, сильный тут же вытесняет слабого. Это естественный закон.

Постоянный и эффективный карантин был, по всей вероятности, невозможен. В таком случае выход один — исключительно неприглядный. Но Форд был решительным человеком и всегда находил в себе силы делать то, что считал необходимым. Он принялся строить планы, совсем позабыв о присутствии Барстоу на другом конце линии. Как только он укажет Главному Провосту местонахождение штаба Семей Говарда, последний будет захвачен в течение часа, в худшем случае — двух… если только у них нет каких-либо исключительно эффективных средств обороны. Как бы там ни было, это всего лишь вопрос времени. От арестованных в штабе можно будет узнать о местонахождении тех, кто еще не идентифицирован, обнаружить их и задержать. При удачном стечении обстоятельств все члены Семей до единого будут захвачены в течение двадцати четырех — сорока восьми часов.

Для себя он пока не решил только одного: ликвидировать их или стерилизовать. Радикально и необратимо снимал проблему любой из этих шагов; третьего было просто не дано. Но какая мера гуманнее?

Форд знал, что на этом его карьера кончится. Он лишится власти и будет изгнан с позором, возможно, даже выслан на Окраину, но все это его мало заботило. Он был настолько целеустремленным человеком, что всегда и непременно ставил общественный долг выше собственной выгоды.

Барстоу не мог прочесть мыслей Форда, но чувствовал, что тот принял какое-то решение, и постарался предположить, чем это решение чревато для него и для его людей. Кажется, настал час, решил он, пойти с единственного козыря.

— Мистер Администратор…

— Да? О, простите, я задумался. — Форд изобразил смущение, маскируя свои истинные чувства. На самом деле он испытал шок, осознав себя сидящим в кресле лицом к лицу с человеком, которого самолично только что приговорил к смерти, поэтому он поспешил спрятаться в панцирь ни к чему не обязывающей вежливости:

— Благодарю вас, Заккур Барстоу, за содержательный и весьма интересный разговор. Очень жаль, что…

— Мистер Администратор!

— Слушаю вас.

— У меня есть предложение. А что, если вы удалите нас за пределы Солнечной системы?

— Что? — Форд даже заморгал. — Вы это серьезно?

Барстоу быстро заговорил. Он старался в лучшем виде преподнести Администратору полусырой еще план Лазаруса Лонга, импровизируя по мере того, как углублялся в тонкости, продираясь сквозь препятствия, преуменьшая недостатки и преувеличивая преимущества.

— Это может сработать, — наконец заключил Форд. — Есть, конечно, трудности, о которых вы не упомянули: политические нюансы и страшная нехватка времени. И все же это может сработать. — Он поднялся. — Возвращайтесь к своим людям. Пока ничего им не говорите. Я свяжусь с вами позднее.