– Здрасьте, товарищ майор! – просунулась в дверь еще одна голова. – Вам просили передать, что за инопланетянином… ой, простите, я вас не заметила!.. уже выехали! Аж сам полковник Щученко едет!

– Только этого не хватало… – обтер пот со лба майор. – Нет, ну только этого не хватало! Как нарочно!

Судя по грустным лицам подчиненных, скорому появлению полковника Щученко никто особо не обрадовался. Я снова озадачился. А потом уже привычно скользнул Направлением к шкафу с секретными досье на сотрудников и начал мысленно пролистывать страницы. В моей работе это чувство не просто полезно – бесценно! Да разве стал бы Штирлиц взламывать сейф Мюллера, если бы мог просто просмотреть все бумаги на расстоянии?

На Щученко я нашел досье далеко не сразу. Собственно, его тут и не могло быть – он служит не в МУРе, а в КГБ. Но кое-какую информацию все-таки разыскал – как-никак, милиция тоже не лыком шита, тоже потихоньку приглядывает за «коллегами» из госбезопасности.

Продолжая автоматически отвечать на вопросы анкеты (большую часть ответов брал с потолка – ну не рассказывать же им, кто я такой на самом деле?), я одновременно просматривал информацию о Щученко. Интересный оказался кадр…

Ефим Макарович Щученко, пятьдесят два года, на хорошем счету. Национальность… гремучая смесь. На четверть русский, на четверть татарин, на четверть украинец, на одну восьмую белорус, на одну восьмую еврей. Это же надо перемешать столько народов в одном человеке! Ярый патриот своей родины, правящей партии и ее лидеров. Коммунист до мозга костей.

Характер не самый приятный. Абсолютно туп и ограничен, непрошибаем, как бетонная стена, въедлив, занудлив, придирчив, подозрителен. Чувство юмора отсутствует напрочь, хотя сам искренне верит в обратное. Даже смеется не как все, а этаким странным «ху-ху-ху». При этом явно проглатывает еще одну букву, заключительную.

– С дороги, мурзики, КГБ идеть! – с треском распахнулась дверь. – Ну шо, де здесь у вас, значить, пришелец?

Да, это, конечно, и есть тот самый Щученко. Ефим Макарович отличается низким ростом, но весьма плотным телосложением. Хотя не из-за жира, а из-за необычайно широких костей. Лицо красное, как будто только что из парной, глаза навыкате, полностью лишенные признаков мысли, нос толстый, мясистый, губы пухлые, на верхней красуются вислые усы. Одет в официальный костюм, наглухо застегнутый на все пуговицы, ослепительная плешь прикрыта наполовину сползшим платком – красным в белый горошек. Странный выговор – украинское «г/х», вологодское оканье, аристократичный рязанский прононс и непременное смягчение «т» в конце слова.

– Повторяю непонятый с первого разу вопрос, – терпеливо сказал Щученко. – Де здесь присутствуеть пришелец с другой, значить, планеты?

– Ну, я пришелец, – робко поднял руку я, поняв, что никто другой за меня не ответит. – А что, сразу не видно?

– Вы, товарищ, с темы не сходите, не надо здесь этого, значить, беспорядку, – строго погрозил мне пальцем Щученко, раскрывая пухлый портфель, набитый так плотно, что несколько бумажных листов, лежавших сверху, тут же выскочили наружу. – Щас мы с вами разберемся, хто вы, значить, есть такой, и шо мы с вами будем робыть!

Я зачарованно уставился на этот его портфель. Оттуда стремительно появлялись самые разнообразные предметы: огромные счеты, почти такого же размера бутерброд с ливерной колбасой, завернутый в вощеную бумагу, термос, тяжеленный пистолет неизвестной конструкции, пачка документов, уголовный кодекс, значок с портретом Ленина, кусачки, штопор, газета «Правда» от 9 июня 2011 года, красный платок размером с небольшую простыню, стопка писчей бумаги, чернильница, дырокол, древний будильник, полевой бинокль, бумажный пакет с хурмой, пачка сигарет «Ташкент», Малая Советская Энциклопедия, издание 2014 года, том 38, от «Ма» до «Мн», циркуль, линейка, граненый стакан, маленький глобус, свинья-копилка, связка ключей, моток лески, противогаз, огурец, гаечный ключ, мраморный бюстик Берии, аптечка и даже ручная граната. Под конец он выудил из порядком исхудавшего портфеля то, что, собственно, и искал – листок с какой-то инструкцией и футляр с очками. Очки оказались ему малы – похоже, их рассчитывали на более тонкий нос и менее широкое лицо.

Пока Щученко привязывал дужки к ушам леской и медленно, едва ли не по слогам, читал инструкцию, я спросил Рабана:

«А почему тут все по старинке? Где компьютеры?»

– Остались в твоем мире, – хихикнул керанке. – Здесь персональных ЭВМ пока еще нет – до сих пор считают на шкафах с перфокартой. Сам понимаешь, такую катастрофу пережили! Наука немного другим путем пошла. Вон, водородный двигатель придумали – у вас такой еще не скоро появится. А тут уже лет пятнадцать, как на водород перешли.

– Значить, це у вас и называють анкетированием? – брезгливо взял мою анкету двумя пальцами Щученко.

– Да, – вежливо ответил Михаил Илларионович. – А у вас это как называют, товарищ полковник?

– У нас це называють ху… дожественно некачественной работой. А ну, мурзики, дайте место, де, значить, КГБ сидеть будеть.

– Мы… – открыл было рот майор.

– И не надо мне здесь, значить, попусту пиз… дельничать. Выполняйте свою, значить, работу качественно и в срок, це все, шо от вас требуеть партия.

Щученко решительно уселся за стол, придвинул к себе пистолет, уголовный кодекс и зачем-то бинокль, важно обтер платком лысину и уставился на меня немигающим взглядом обкуренной гадюки.

– Значить, товарищ Бритва… – задумался он, просматривая мою анкету. – Будем, значить, решать вашу проблему самым беспристрастным образом…

– Правда? – усомнился я.

– Посмотрите мне в глаза, товарищ Бритва, – попросил Щученко. – Скажите, разве эти глаза могуть обманывать?

Я посмотрел в его маленькие поросячьи глазки и не нашел, что ответить.

– Ху-ху-ху! – неожиданно рассмеялся полковник. – Шутка! Конечно, могуть! Эй, хто там наличествует в наличии, подкрутите мне радио, шоб лучше слышно було! Шо там про их клятую пизанщину передают?

– В городе Пизе прошел французско-итальянский фестиваль народного творчества, – добродушно ответил диктор новостей из динамика. – Художники и скульпторы ФДР и ИДР представили на суд критиков свои творения. Первое место было единодушно отдано реалистической скульптуре «Сталевар».

– О, наш Митька выиграл! Ху-ху-ху! – радостно затрубил Щученко. – Это радоваеть глаз и веселить… глаз! Но уже другой! Ху-ху-ху!

– Это он про Дмитрия Серова, – устало пояснил мне майор. – Лучший наш скульптор. Будете на проспекте Ленина, обратите внимание – его работы памятник.

– Так фестиваль же французско-итальянский? – удивился я. – Откуда там русский?

– А что такое? – насторожился майор. – Вы что-то имеете против? Серов – гордость страны, товарищ пришелец, партийный, между прочим.

– А у вас на планете скульптура есть? – спросила лейтенантша Лена.

– О, промежду прочим упоминая! – отвлекся от радио Щученко. – А де, значить, доказательства, шо перед нами всамделишный пришелец с другой планеты? С Марсу там, с Альдебарану, с Большой Медведицы на худой конец? Паспорть свой инопланетный предъявите, значить! Або еще какой документь, мы не бюрократы, нам все подойдеть. Комсомольский билеть там, або карточка медицинская на худой конец…

Я открыл рот, чтобы ответить, но Щученко снова крутанул ручку радио, резко прибавляя звук.

– О, о! – обрадовался он, услышав очередную новость.

– Над Канадой потерпел аварию американский авиалайнер, следовавший маршрутом Денвер – Грантсвилль, – печально сообщил диктор. – По уточняющимся сейчас данным, погибло больше двухсот американских граждан.

– От так-то! – радостно потер потные руки полковник. – Получили, буржуи клятые? Так вам и надо, за все ваши лютые злодеяния! Це я красиво завернул, а?

– Также на борту самолета находились два советских гражданина, – продолжил диктор.

Лицо полковника разом превратилось в мраморную маску.

– От клятые буржуи… – прошептал он. – Двухсоть смертников не пожалели, шоб, значить, пару наших храбрых товарищей угробить… Ненавижу! Капиталисты поганые!