— Слишком уж очевидно, что ты и Линнет более чем хорошо знаете друг друга.

Девон приподнял бровь, и Нетти рассмеялась.

— Миранда, иди сюда, к тетушке Нетти. Я тебе что-то покажу.

Малышка неловко заковыляла в открытые объятия Нетти.

— Ты назвал ее очень хорошенькой. А она тебе никого не напоминает?

Девон перевел взгляд с ребенка на женщину, словно та была ненормальной.

— Что ты скажешь о ее глазах? Ты когда-нибудь видел их? Джули и Ова сразу же узнали их.

— Не понимаю, о чем ты говоришь! Про себя Девон решил, что эта женщина ему явно не по душе.

— И вообще, кто такие эти Джули и Ова?

— Две городские сплетницы. Сплетни — это их основное занятие в этой жизни. И, к сожалению, очень обидные сплетни. Если бы не их языки, никому и в голову не пришло бы выяснять, кто является отцом дочери Линнет, и Линнет не оказалась бы здесь в положении парии, за которой гоняются все здешние мужчины.

— Отец! Дочь Линнет! — взорвался Девон. — Да она и не говорила мне…

— Конечно, нет, — оборвала его Нетти. — Ох и немалого труда стоило ей прятать от тебя свою дочь. Мой совет тебе, приглядись к Миранде получше и затем хорошенько прикинь, не видел ли ты эти синие глаза до этого, например, в зеркале.

Девон уставился на ребенка, и вдруг отчетливо понял, что у девочки подбородок Линнет, все время поднятый куда-то кверху, и его. Девона, синие глаза.

— У многих синие глаза, может быть… Нетти поднялась и перекинула малышку в руки отца, сложенные на коленях.

— До чего же ты глуп. Девон Макалистер! Сиди здесь и знакомься со своей дочерью!

И Нетти оставила их вдвоем.

У ошеломленного Девона голова просто отказывалась работать. Миранда забавлялась тем, что тянула пуговицы на его рубашке, затем, потеряв к ним всякий интерес, повернулась и попыталась выползти из его рук. Девон внимательно смотрел на нее. Его дочь! Неужели такое может быть? Миранда — его дочь!

— Миранда? — нежно позвал он, и девочка тут же повернулась и улыбнулась Девону сияющими глазами. Он полез в карман, достал ожерелье из стеклянных бусинок и протянул его ребенку. Девочка тут же запихала ожерелье в рот, сильно насмешив отца.

— Отлично, маленькая дочурка, у тебя отныне есть отец! Бьюсь об заклад, тебя зовут Миранда Тайлер. А что если мы изменим твое имя на Миранду Макалистер? — Он поймал ее в свои объятия, и это рассмешило девочку.

— Миранда. Дурацкое имя. Однако, как я полагаю, если отец сделает тебя Макалистер, то мать может выбрать любое имя, какое только пожелает! — Малышка ударила его стеклянным ожерельем, и Девон крепко прижал ее к себе. — По-моему, мне нравится быть отцом!

Линнет видела, как они медленно бредут из леса, рука в руке. Девон остановился перед Линнет, а Миранда отправилась полюбоваться на котят под верандой.

— Так это правда? Она моя дочь?

— Да. Миранда — твоя дочь. Девон вздохнул, затем, набрав в легкие побольше воздуха, выпалил:

— Ладно! Я женюсь на тебе.

— Ты женишься на мне? — скептически спросила Линнет. В голову ей ударила такая волна гнева, что, казалось, мозги ее сейчас лопнут. — Итак, ты изволишь жениться на мне. Когда прошло целых два года, когда у меня родилась дочь, ты, гадкое чудовище, теперь заявляешь, что женишься на мне!

— Послушай, остановись на минуту…

— Нет! Это ты остановись на минуту. Я долго тебя выслушивала, теперь твоя очередь выслушать меня. Как только ты вошел в тот шалаш, куда меня запихали люди Бешеного Медведя, рискуя ради меня своей жизнью, я влюбилась в тебя. Да-да, можешь не удивляться! Я так сильно тебя полюбила, что, только претерпев адские муки, поняла наконец, какой была дурой! Любить человека, который постоянно тобой недоволен и постоянно обвиняет тебя в грехах, коих ты не совершала, как по-твоему, каково это?

— Не совершала, черт подери! Да я постоянно видел тебя то с одним, то с другим!

— Ах, то с одним, то с другим! — задохнулась она. — И был-то всего один только Корд, да и тот оказался таким же сумасшедшим ревнивцем, как и ты! Вы оба использовали меня для того, чтобы повторить игру, уже сыгранную вами однажды. Когда-то он увел у тебя женщину, и теперь ты никак не мог допустить того, чтобы снова задели твою гордость.

— Откуда мне было знать, кто тебе больше по душе? — мягко спросил он. Линнет всплеснула руками.

— Да ты ведь никогда толком со мной не разговаривал. Корд насильно увез меня из городка, и, чтобы не оставаться с ним наедине, я убежала, невзирая на метель, я чуть не умерла. А тебя это тронуло? Ничуть! Единственное, что тебя беспокоило, так это мысль о том, что была я или нет близка с твоим соперником!

— А почему ты назвала меня своим братом? — прошептал он.

Линнет рассмеялась грубым, издевательским смехом.

— Да потому что ты был для меня всем — братом, отцом, матерью, сестрой — всем! Настолько я тебя любила. Тебе с твоим беспредельным эгоизмом никогда не понять, насколько сильным было мое чувство! А почему, по-твоему, я позволила тебе овладеть мною? От любви к тебе я стала такой дурочкой, что готова была жить с тобой, ни от кого не прячась. Тебе достаточно было шевельнуть пальцем — и я тут же примчалась бы. Боже, что со мной творилось, когда ты бросил меня… Тебе не понять. Но теперь все уже позади. Наконец-то я пришла в себя. То, что я испытывала к тебе, исчезло. Ты разрушал мою любовь кирпичик за кирпичиком, разрушал вечной твоей подозрительностью, вечными обвинениями, твоим постоянным недовольством. Теперь я хочу только одного — чтобы ты убрался из моей жизни. Я никогда больше не захочу видеть тебя. И будь уверен, уже через десять минут я забуду о том, что ты тут был, избавлюсь от неприятных воспоминаний.

Линнет прошла было мимо него, однако Девон схватил ее за руку и развернул лицом к себе.

— Получается, что я был круглым дураком, не так ли? — только и спросил он, и по его глазам было видно, что он действительно что-то понял.

— Да, получается, — ответила она мрачным голосом, в котором все еще звучали гневные нотки.

— Получается, в этом и была моя ошибка, верно? Я любил тебя, но даже не подозревал об этом. Я боялся снова кого-нибудь полюбить. После того случая с Эми мне было страшно. Ты знала это, да, наверное, весь Шиповник знал… кроме меня самого. Я давно люблю тебя, однако по крайней своей дурости не понимал этого.

Линнет резко вырвала у него руку.

— И теперь что прикажете делать — упасть в ваши объятия и все простить, а потом зажить счастливой жизнью? Так не бывает. Ты хоть понимаешь, что ты сделал со мной? Не более часа назад ты обвинил меня в том, что я собираюсь ради денег выйти за кого-то замуж. Тебе когда-нибудь приходило в голову, как мне не хватает тепла и того, что кто-то может просто сказать: «Доброе утро!» без презрительной усмешки, без скрытых намеков на то, что я падшая женщина? Ты обвиняешь меня в том, что я способна улечься в постель с каждым взглянувшим на меня мужчиной, так знай: ты — единственный, кто прикасался ко мне!..

— Линнет, я…

— Не смотри на меня так! Теперь я могу позволить себе в этом признаться, поскольку мне абсолютно наплевать на то, что ты обо мне думаешь.

— Но я люблю тебя. Ведь я только что сказал, что люблю тебя!

— Ну да, и этого, по-твоему, достаточно, чтобы все утряслось? Почему ты не сказал мне об этом в ту ночь, когда наградил меня Мирандой? Почему ты не смог сказать мне этого в тот день, когда нашел меня, после того как Корд увез меня?

— Тогда я еще не знал. Ты должна простить меня.

— О! Я должна простить тебя! — саркастически передразнила Линнет. — Ты постоянно упрекал меня в том, что я хочу Корда, а теперь, спустя два года, снова врываешься в мою жизнь и обвиняешь в том, что я сплю с господином Сквайром! Да-да, с этим Сквайром! — задохнулась она.

— Линнет, пожалуйста. — Он взял ее за руку. — Ведь Миранда — моя дочь.

Она резко выдернула свою руку.

— Твоя? А где ты находился, когда я в течение шестнадцати часов производила ее на Божий свет, когда я лежала в послеродовой горячке целых две недели? А теперь смотрите-ка: в один прекрасный день его осенило — он понял, наконец, что я собой представляю!