Нет, Джек не винил клиента. Он сам чуть не сорвался. Шесть футов на чертеже означает ровно шесть футов в работе, а не столько, сколько решит подрядчик.

И, думал Джек, поводя плечами, чтобы хоть чуточку снять напряжение, с того момента все и покатилось под откос.

Ладно, пусть его сегодняшний рабочий день оказался двенадцатичасовым, но Джек надеялся получить хоть какое-то удовлетворение от сделанного, а вместо этого ему пришлось мотаться по всему чертову округу, пытаясь гасить тут и там вспыхивающие скандалы.

Джек сделал последний поворот к заднему крыльцу, уговаривая себя радоваться, что дотащился до дома. Слава богу, офис уже закрыт, не придется разговаривать, объяснять, спорить. Увидев машину Эммы, Джек попробовал напрячь закипающие мозги, Он что-то перепутал? Кажется, они планировали встретиться в городе и начать оттуда или нет?

Ужин, возможно, кино — все это он собирался свести к готовой еде из ресторана и просмотру DVD, и только после того, как немного отдохнет и успокоится. Правда, утонув в проблемах и жалобах клиентов, он забыл позвонить Эмме.

Но если бы она была где-то в городе, он просто мог бы…

Его мысли приобрели совсем другое направление, когда он заметил горшки с цветами и распахнутую сплошную дверь, Прикрыта была только та, что затянута сеткой. Джек замер на мгновенье, швырнул солнцезащитные очки на приборную доску… А когда выбрался из машины, услышал музыку.

«Откуда, черт побери, взялись эти лютики? — удивился он, застигнутый новой вспышкой раздражения и головной боли. — И почему, черт побери, распахнута дверь?»

Он мечтал о кондиционере, прохладном душе и хотя бы пяти чертовых минутах покоя. А получил цветы, которые придется поливать, ревущую музыку и кого-то, требующего внимания и разговоров в собственном доме.

Джек тяжело поднялся на крыльцо, хмуро взглянул на растения и ввалился в дом.

Эмма возилась у плиты, хотя он настроился на готовую пиццу, и подпевала грохочущему радио-приемнику, усугубляя его дикую головную боль. А на кухонном столе рядом с вазой огромных подсолнечников, от которых рябило в глазах, лежали его запасные ключи.

Одной рукой Эмма встряхнула сковородку, другой потянулась к бокалу с вином… и заметила его.

— Ой! — Рука со сковородкой дернулась, Эмма рассмеялась. — Я не слышала, как ты вошел.

— Неудивительно, поскольку ты развлекаешь весь квартал… Иисусе, это АББА?

— Что? А, музыка. Действительно, громкая. — Эмма снова встряхнула сковородку, уменьшила огонь. И, дотянувшись до пульта, приглушила звук. — Под нее приятно стряпать. Я хотела сделать тебе сюрприз — домашний ужин. Устрицы будут готовы через минутку. Соус уже можешь попробовать. Хочешь вина?

— Нет, спасибо. — Джек потянулся через ее голову в шкафчик за бутылочкой аспирина.

— Тяжелый день. — Эмма с сочувствием потерла его руку, открывающую бутылочку. — Мишель мне сказала. Присядь на минутку, приди в себя.

— Я грязный. Мне нужно в душ.

— Ну, в этом ты прав. — Эмма привстала на цыпочки, легко провела губами по его губам. — Я принесу тебе воды со льдом.

— Я сам могу взять. — Джек протиснулся к холодильнику. — Мишель дала тебе ключ?

— Она сказала, что ты застрял на работе и у тебя тяжелый день. У меня в машине была еда, поэтому… — Эмма снова встряхнула сковородку и выключила плиту. — Стейк маринуется. Красное мясо снимет головную боль. Ты просто вымойся и расслабься. Ужин подождет, пока ты придешь в себя.

— Эмма, что происходит? — Даже тихая музыка скребла по его нервам. Он схватил пульт и выключил приемник. — Это ты втащила на крыльцо горшки?

— Втаскивал Чип. А я с удовольствием выбирала вазоны, растения. — Эмма посыпала устрицы смесью кинзы, чеснока и лайма, полила приготовленным соусом. — Они так красиво смотрятся на фоне дома, правда? Я хотела чем-то отблагодарить тебя за Нью-Йорк, и вот сделала тебе сюрприз.

Эмма поставила пустую миску в раковину, обернулась… и ее улыбка растаяла.

— Я ошиблась, да?

— У меня был паршивый день, только и всего.

— И я, похоже, сделала его еще паршивее.

— Да. Нет. — Джек прижал пальцы к вискам, в которые словно впились электрические дрели. — У меня был плохой день. Просто нужно немного прийти в себя. Ты должна была позвонить, если хотела… все эго сделать.

Машинально, просто по привычке, он схватил запасные ключи и сунул в карман.

Эмма восприняла его жест как оплеуху.

— Не переживай, Джек, я не повесила в твой шкаф ни одной своей вещи, ничего не положила в ящик. Моя зубная щетка еще в сумке.

— О чем ты, черт побери?

— Я вторглась только в твою кухню, и больше это никогда не повторится. Я не выскакивала из дома, чтобы заказать дубликаты твоих бесценных ключей, и я надеюсь, ты не устроишь скандал Мишель за то, что она дала их мне.

— Эмма, просто дай мне отдышаться.

— Дать отдышаться тебе? Ты хоть представляешь, как унизительно признаваться, что у меня нет ключа? Сознавать, что мы спим с апреля, а ты мне не доверяешь.

— При чем тут доверие? Я просто никогда…

— Чушь собачья, Джек. Чушь собачья. Каждый раз, как я остаюсь здесь — что бывает крайне редко, поскольку это твоя территория, — мне приходится уничтожать все следы своего пребывания вплоть до случайно выпавшей шпильки, потому что, боже милостивый, что дальше? Щетка для волос? Сорочка? Не успеешь ты глазом моргнуть, как я с комфортом расположусь здесь?

— Да располагайся как хочешь. И не говори глупостей. Я не хочу с тобой ссориться.

— Очень жаль, потому что я хочу ссориться с тобой. Тебя раздражает мое присутствие, потому что я вторглась в твое личное пространство, расположилась как дома. И это только доказывает, что я попусту трачу свое время. Я попусту трачу свои чувства, потому что заслуживаю лучшего.

— Эмма, послушай, ты просто застала меня в неудачный момент.

— Нет, Джек, дело не в моменте, не только в моменте. Так происходит всегда. Ты не пускаешь меня сюда, потому что не хочешь связывать себя обязательствами.

— Господи, Эмма, я связан обязательствами. Никого, кроме тебя. С того момента, как я до тебя дотронулся, никого больше не было.

— Мы говорим не о других. Мы говорим о тебе и обо мне. Ты хочешь меня, но только на своих условиях, по своим… своему плану. — Эмма взмахнула руками. — И пока мы придерживаемся твоего плана, никаких проблем. Но меня это больше не устраивает. Меня не устраивает то, что я не могу купить тебе пакет молока или оставить чертову губную помаду на полке в твоей ванной комнате. Или подарить чертовы цветы, не обозлив тебя до смерти.

— Молоко? Какое молоко? Боже милостивый. Я тебя не понимаю.

— У нас ничего не получится, если какой-то паршивый ужин ты воспринимаешь как преступление. — Эмма схватила тарелку с устрицами и швырнула в раковину. Керамика с грохотом разлетелась на кусочки.

— Ладно, хватит.

— Нет, не хватит. — Эмма развернулась, яростно отпихнула его обеими руками. В ее затуманенных печалью глазах засверкали слезы. — И я не собираюсь довольствоваться тем, что ты мне предлагаешь. Я люблю тебя, и я хочу, чтобы ты любил меня. Я хочу прожить с тобой жизнь. Я хочу свадьбу, детей и будущее. А это? Этого мне недостаточно, нисколечко не достаточно. Получается, ты был прав, Джек. Ты был абсолютно прав. Дай им дюйм, они захватят милю.

— Что? Как? Постой.

— Но не волнуйся, нет нужды пускаться наутек, Я сама отвечаю за свои чувства, за свои потребности, за свой выбор. Я здесь закончила. Я покончила с этим.

— Подожди. — Джек удивился, что его несчастная голова не взорвалась. А может, взорвалась, только он не заметил. — Подожди одну чертову минуту. Дай мне подумать.

— Время раздумий закончилось. Не прикасайся ко мне, — предупредила она, когда Джек шагнул к ней. — Не вздумай дотрагиваться до меня. У тебя был твой шанс. Я отдала тебе все, что могла. Если бы тебе нужно было больше, я бы нашла это и отдала тебе. Так я люблю. И только так я умею любить. Но я не могу отдавать тому, кто меня не хочет и не ценит.