- Приготовься, дочка.

В ту же минуту Галя все поняла. Она еще не смела верить своему счастью, но взгляд ее упал на большой чемодан в передней. Вырвался сдавленный крик, и она бросилась в комнату. За Галей поспешил и отец.

Сашко остался один. За Галиной пойти он не посмел, а о нем, кажется, забыли. Мальчик услышал за дверями женский крик, быстрые шаги. Кто-то не то смеялся, не то плакал – разобрать было трудно. «Мать приехала», догадался Сашко.

Минутку Сашка прислушивался. Суета за дверями не прекращалась. Потом стало тихо – вероятно, Галина и мать перешли в другую комнату. Мальчик еще постоял немного, подождал. Потом надел картуз и тихо вышел на крыльцо.

- К ней вернулась мать, - радостно прошептал он и, сорвавшись с места, со всех ног бросился бежать по переулку, залитому луной, туда, вниз, навстречу ночному морю, навстречу свежему ветру, что прилетел за тысячи миль.

На берегу Сашка увидел одинокую фигуру, молча стоявшую среди камней. Удивленный мальчик узнал Олега Башмачного.

- Ты что тут делаешь - спросил Чайка.

- А ты?

- Я тебя спрашиваю.

- А я тебя, - ответил Башмачный.

- А зачем ты отнял запишу у Галины? ­ спросил Сашко.

Олег молчал. Может, потому, что он и сам не знал, зачем. Ведь не для того же, конечно, чтобы отомстить Гале за брошенное ею слово «дуpaк»! Прежде всего на этот поступок толкнул его тот самый задира, который всегда сидит в нем. Очень уж было велико искушение подразнить Галину. Да и не читал бы он этой записки перед классом. Наверное, не читал бы. Просто не мог победить соблазна списать у отличницы трудное задание:

- Ну, чего молчишь? - снова спросил Чайка.

- И охота тебе! вдруг мягко и примирительно заговорил Олег. - Ах ты, Чайка, чайка, чаечка! А крыльев-то и нет! Не полетишь ты за море, Чайка. А смотри, какое оно, море-то! И края нет! Что? Знаю, есть край. Это я так сказал, для поэзии. Разве тебе только одному поэтом быть?

- Подумаешь, какой! На море разговор, перевел. Ну, счастье твое, что порвал записку. А то бы...

- А что было бы?

- Бoкca дал бы тебе хорошего.

Сашко увидел, как живо повернулся к нему Олег.

- Ты бокса?

- Я бокса.

- Ты – мне?

- Конечно, тебе.

- А на обеих лопатках давно лежал?

- Давно.

- Еще хочешь?

- А ты сначала умойся.

Башмачный чуть не захлебнулся, так удивили его эти неожиданные хвастливые слова. Да еще от кого? От Сашка Чайки! От того самого Чайки, который и двух минут не устоит против него, Олега. От того самого Чайки, который только и знает, что писать стихи да дружить с девчонками.

- Слушай, Сашко, - почти нежно и в то же время с глубоко скрытой тревогой выговорил Олег, - слушай, Чайка, шутишь ты, что ли? Жалко мне тебя, Чаечка. Это у тебя от усиленного ученья, наверное. Или какой-нибудь винтик в голове развинтился. Ты же знаешь, я вчера Кошеватого уложил. Семиклассника!

- Не задавайся, Башмачный! Я тебе не Кошеватый. Я тебе – Чайка! Слышал?

- А я знаешь кто? Я – Морской Орел! Слышишь? И так потеребит сейчас этот Орел Чайку, что только перья полетят над всею Слободкой! Только без бокса. Жалко мне тебя бить, Сашко. Да и зачем? Я тебя и так сковырну одним пальцем... Вот так...

Башмачный схватил Сашка за рубаху и рванул к себе. От неожиданного рывка Сашко шатнулся в сторону и сразу же обеими руками с силой обхватил Олега.

Два тела сплелись в одно. Башмачный сразу почувствовал силу Сашиных объятий и это поразило его, но ловким движением он наклонил голову своего противника и всем телом навалился на согнутую спину Сашка.

У Чайки перехватило дыхание. Такой охват головы не разрешался никакими правилами борьбы, и Чайка это знал.

- А, ты так! - прохрипел он, стараясь освободить голову из тисков. - А, ты так!

И, с силой упершись обеими ногами о землю, Сашко внезапно ринулся вперед. Олег отступил, но Сашиной головы не выпустил. Высокий камень задержал отступление Башмачного. Он остановился и снова навалился на Сашину спину, стараясь изо всех сил повалить товарища.

И тут случилось то, чего вовсе не предвидел Олег: Неожиданно в воздухе мелькнули Сашкины руки и сомкнулись вокруг шеи Олега. Роли переменились. Башмачный поневоле должен был выпустить голову Сашка и обхватить его поперек. Но это мало ему помогло. Сашко с необычайной силой пригибал его книзу. Все ниже и ниже наклонялась голова Башмачного. Он делал усилия, чтобы удержаться, он напрягал все мускулы, чтобы подмять под себя Чайку, но не мог. Сашко тоже чувствовал, что повалить Башмачного ему еще не по силам. И они стояли вплотную друг к другу, совсем как два молодых бычка. Луна заливала их своим светом. Волны плескались возле их ног.

- Уморился? - спросил Олег.

- Нет. А ты?

- И я нет.

- А запыхался чего?

- Не поужинал еще, оттого и запыхался, - ответил Олег, не отпуская Чайку.

- И я тоже, - сказал Сашко, с силой отталкивая Олега.

- Так, может, пойдем... того... ужинать ­ предложил Башмачный.

- Что ж, можно, - согласился Сашко.

И, как по команде, опустили руки. Обоим им было почему-то неловко.

И хотелось что-то сказать, и ничего, как назло, не приходило. в голову.

- Что ж, тебе тоже, пожалуй, можно итти в капитанский техникум, - вдруг сказал Олег.

- Не знаю. Я еще профессии не выбрал.

- А вот когда айсберг сталкивается с айсбергом, ты знаешь, какой грохот бывает? Ну просто, как гром, - снова вымолвил Олег.

Теплая и тихая южная ночь как будто прислушивалась к вздохам и всплескам легкого прибоя.

- Айсберг - усмехнулся Сашко.- я люблю солнце.

- Не был ты на севере.

- А ты?

- А я был.

- Так это ж сон рябой кобылы!

- Это и я слышал, - согласился Олег, - что сны частенько снятся рябым кобылам и поэтам, слышал!

Смеясь, он быстро вскарабкался, на крутой берег и уже оттуда крикнул еще раз:

- Да, и поэтам ! И поэтам! Бувайте здоровеньки!

- А все-таки ты меня не поборол! – крикнул ему вдогонку Сашко.

На углу, там, где улица поворачивает налево и пересекается горной дорожкой вожатый Максим попрощался с ребятами и пошел по этой тропинке вверх.

Домик, в котором жил Максим Чепурной; стоял на краю Слободки, выше всех остальных домов. Он был выше не потому, что отличался от других большим количеством этажей, а потому, что был выстроен на самом высоком месте. Этажей же у этого домика было очень немного - всего только один.

На пороге сидела старая бабуся в очках. Она, наверное, давно уже ждала кого-то, и, когда месяц высоко поднялся над морем, старушка тревожно поднялась с порога и сделала несколько ко шагов вперед. Но знакомая фигура показалась на дорожке, и молодой голос спросил весело:

- Куда же это ты собралась, мама?

- Максим! А я уже хотела тебе навстречу итти.

- Вот как! А я и в самом деле запоздал сегодня. Да все с ребятами, мама.

Вожатый бережно обнял мать за плечи.

- Ну мама, вот все и объяснилось. Галина написала Сашку записку, а ее перехватил Олег. Помнишь, я говорил тебе, что они оба что-то скрывают. Ну вот, а теперь все ясно: записка.

И он со всеми подробностями стал рассказывать историю с запиской. И, разговаривая, тут же на крылечке разостлал холщевую скатерку и поставил на нее тарелку с вареной рыбой и пирожками.

- Садись, мама, будем ужинать. Тут, на свежем воздухе, вкуснее будет.

Он быстро ел, поглядывая на мать и посмеиваясь:

- Ну и проголодался же я!

- Только бы они исправились! - вздохнула мать, как будто речь шла о ее собственных детях.

- Ну а как же! - ответил Максим. - Обязательно! А ты что об этом думаешь, мама?

В вопросе промелькнула тревога. Как живые, встали в воображении Максима лица Олега и Галины Кукобы.

- Что ты думаешь, мама?

- Да кто ж его знает! Поговорка говорит, что горбатого только могила исправит. А я думаю, если хорошие дети, так это им даром не пройдет.