— Вулли Валенок, не смей…

Пассажиры придвинулись еще ближе друг к другу, как зачарованные не сводя глаз со штанов. В штанах что-то задвигалось, послышались какие-то тихие проклятия из места, откуда никак нельзя было ожидать какого-либо голоса вообще. Затем пара пуговиц отскочили и очень маленький рыжеволосый синекожый человечек высунул свою голову и заморгал от света.

Увидев людей, он застыл.

Человечек уставился на пассажиров.

Пассажиры уставились на человечка.

Затем его лицо расплылось в безумной улыбке.

— Как дела, робята? — отчаянно спросил он. — Вот здоровски! Про меня не беспокойтися! Я всего лишь опа-тическа иллюзя, ясно?

Он скрылся в штанах и пассажиры услышали, как он прошептал: — Да я их запросто обдурил, нае проблемо!

Через несколько минут карета остановилась, чтобы сменить лошадей. Дальше она поехала уже без тех пассажиров, что сидели внутри. Они вышли и попросили вынести их багаж. Нет, спасибо, мы не хотим ехать дальше. Нет, мы поедем завтра, спасибо. Ничего страшного, мы вполне можем подождать в этом очаровательном маленьком городке под названием, ээээ, Опасный Закоулок. Спасибо. Вего хорошего.

Карета продолжила свой путь, став в некоторой степени легче и быстрее. Она ни разу не остановилась ночью. Она должна была остановиться, но пассажиры с крыши все еще ели свой ужин, когда услышали, как карета отъехала без них. И причиной столь поспешного отъезда могла оказаться большая кучка монет, бренчавших в камране у кучера.

Тиффани шла сквозь лес. Рядом с ней, неуверенно передвигаясь по ломанной прямой, летела на метле Петулия. Она и в самом деле оказалась славной девочкой. У нее было три брата и она хотела стать повивальной бабкой и принимать детей и поросят. И еще она боялась булавок. И Тиффани обнаружила, что Петулия терпеть не могла спорить о чем бы то ни было.

Поэтому беседа происходила следующим образом:

Тиффани сказала: — Я живу на Мелу.

Петулия ответила: — О, это у вас там разводят всех этих овец? Не очень-то я люблю овец, они такие… мешковатые.

На что Тиффани сказала: — Вообще то, мы очень гордимся своими овцами.

И затем, можно было молчать, пока Петулия неуклюже давала задний ход, словно разворачивала тележку в узком проходе: — Ну, я не хотела сказать, что прямо так их ненавижу. По моему, бывают очень даже хорошие овечки. Мы ведь тоже держим овец. Они лучше, чем козы и шерсти у них больше. На самом деле, они мне даже нравятся, правда. Овцы такие замечательные.

Петулия тратила много времени, пытаясь угадать, что люди думают по тому или иному поводу, чтобы ее мнение совпало с их мнением. Никому бы не удалось поссориться с ней. Тиффани приходилось сдерживаться, чтобы не заявить — «Небо — зеленое», только чтобы проверить, как скоро она с этим согласится. Но Петулия нравилась ей. Петулия не могла не нравиться. Само ее пристуствие успокаивало. Да и вообще, трудно невзлюбить того, кто не мог заставить метлу повернуть.

Они шли довольно долго. Тиффани всегда мечтала попасть в такой большой лес, чтобы и просвета между деревьями было не видать. Но сейчас, прожив в лесной глуши пару недель, она начала нервничать. Хотя лес был не такой уж и дремучий, по крайней мере вокруг деревень, и ходить по нему было легко. Она познакомилась с кленами и березами, и впервые в жизни увидела горные склоны, поросшие елями и пихтами. Но Тиффани не была рада обществу деревьев. Она скучала по горизонту. Она скучала по небу. Здесь же все пространство было чем-то ограничено.

Петулия нервно трещала без умолку. Матушка Черночепчик, ее наставница, забалтывала свиней, закрикивала коров и лечила всех прочих животных. Сама Петулия очень любила животных, особенно свиней, потому что у них были трогательные носики. Тиффани тоже любила зверей, но никто не мог любить зверей (кроме них самих) сильнее, чем Петулия.

— Ну и… С какой целью вы собираетесь? — спросила Тиффани, чтобы сменить тему разговора.

— Ммм? Чтобы поддерживать связь друг с другом. — ответила Петулия. — Аннаграмма говорит, что связи имеют большое значение.

— Аннаграмма у вас главная, да? — спросила Тифани.

— Ммм, нет. Аннаграмма говорит, что у ведьм нет главных.

— Хм… — ответила Тиффани.

Они добрались до полянки в лесной глуши как раз перед заходом солнца. На полянке еще оставались останки старого дома, густо поросшие ежевикой. Развалины были почти незаметны, лишь буйные заросли сирени и кустов крыжовника, превратившихся в непроходимую колючую преграду, выдавали их присутствие. Когда-то здесь кто-то жил и разбил сад.

На полянке был разожжен костер. Тот, кто его разжег, сделал это из рук вон плохо. И довольно плохой идеей было лечь на живот и попробовать раздуть огонь, не желающий гореть, потому что бумаги для растопки не хватило. Если так сделать, остроконечная шляпа, которую вы забыли снять, может упасть в дымящееся нагромождение веток и загореться.

Юная ведьма с отчаянием колотила по своей горящей шляпе под заинтересованными взглядами зрителей.

Другая ведьма, сидящая на длинном бревне, произнесла: — Димити Хаббаб, это без преувеличения наибольшая глупость, которую кто-либо когда-либо проделал во всем мире. — Сказано это было резким и не очень приятным голосом, каким обычно делают саркастические замечания.

— Извини, Аннаграмма! — ответила мисс Хаббаб, снимая с себя шляпу и затаптывая ее острый конец.

— Нет, ты только посмотри на себя, а? Мы просто разочарованы.

— Извини, Аннаграмма!

— Ммм… — вставила Петулия.

Все повернулись поглядеть на вновь прибывших.

— Ты опоздала, Петулия Хрящик! — резко сказала Аннаграмма. — Кто это?

— Ммм, ты просила меня заглянуть к мисс Левел и пригласить новенькую, Аннаграмма. — оправдываясь ответила Петулия, словно ее поймали на чем-то нехорошем.

Аннаграмма встала. Она была чуть ли не на голову выше Тиффани и казалось, что ее лицо начиналось с носа, который она держала годро задранным. Ее осматривающий взгляд говорил вам, что вы и так уже отняли слишком много ее, Аннаграммы, драгоценного времени.

— Это она?

— Ммм, да, Аннаграмма.

— Ну что же, дай я на тебя посмотрю, новенькая.

Тиффани шагнула вперед. Удивительно, она не собиралась выходить вперед, но у Аннаграммы был такой голос, которому нельзя было не подчиниться.

— Как тебя зовут?

— Тиффани Болит? — ответила Тиффани и обнаружила, что она произносит свое имя таким тоном, будто спрашивает разрешения иметь его.

— Тиффани? Что за забавное имя. — сказала высокая девушка. — Меня зовут Аннаграмма Ястребц.

— Ммм, Аннаграмма работает на… — начала Петулия.

— Работаю с… — резко оборвала ее Аннаграмма, продолжая оглядывать Тиффани с ног до головы.

— Ммм, извини, работает с миссис Иервиг. — продолжила Пеутлия. — Но она…

— Я собираюсь закончить обучение в следующем году. — заявила Аннаграмма. — В учебе я преуспеваю. Так значит, ты и есть та девочка, что поступила к мисс Левел? Знаешь, есть в ней что-то жутковатое. Последние три девочки очень быстро ушли от нее. Они говорили, что слишком странно пытаться отследить, кто из нее кто.

— Которая из которых была которой. — весело вставила какая-то девочка.

— Каждый может сострить так, Люси Варбек. — сказала Аннаграмма, не оглядываясь по сторонам. — Это не смешно и не умно.

И она снова перенесла все свое внимание на Тиффани, критически и тщательно оценивая ее, как оценивала Бабушка Болит овцу, решая сделать покупку или нет. Про себя Тиффани гадала, не попытается ли Аннаграмма заглянуть ей в рот, чтобы проверить, все ли зубы целы.

— Говорят, что на Мелу хороших ведьм не бывает. — сказала Аннаграмма.

Все девочки перевели взгляды с Аннаграммы на Тиффани, которая думала: — Ха! Так значит у ведьм нет главных? Но сейчас она была не расположена наживать себе врагов.