Обратите внимание на дату и удивитесь прозорливости Моцарта. Французская революция и начало конца аристократии уже не за горами, толпы ревут в триумфе, когда непонимающая и нераскаявшаяся знать отправляется на гильотину. Моцарт превращает неистовые гениталии Дона в символ всего, что не так с его миром; по крайней мере, я подозреваю, что именно это он и делает. Было бы жаль, если бы такой энтузиаст секса, как Моцарт, проявил по отношению к нам немного ханжества, предложив всем лихим ловеласам, у которых слишком много бензина в баке, отправиться в ад. Ведь именно такая участь постигает Дон Жуана в конце оперы.
Сам Моцарт был совсем не похож на Дона: как музыкант он в свое время считался не более чем слугой и часто испытывал нехватку денег, впрочем, не такую уж сильную, как утверждает легенда. Он не был распущенным, но и не воздерживался, и приятно читать об его неизменной страсти к жене Констанце. Как он писал своему отцу, «вся ее красота состоит из двух маленьких черных глаз и прекрасной фигуры». Констанца была милой, доброй девушкой, которая, как оказалось, заводила Вольфганга. Ему было двадцать пять, и он был игрив, как и она; помолвка чуть не сорвалась, когда она позволила незнакомому мужчине измерить ее икры во время игры на вечеринке. Моцарт первым заявил о своих правах на ее икры и весь остальной ансамбль, рассказывая ей в своих письмах из гастрольных поездок о своей тоске по ее заднице и по ее «милому маленькому гнездышку», вместилищу его «маленького мальчика», который, как он пишет (в 1789 году), «пробирается на стол и пытливо смотрит на меня». Это же, конечно, не имеет совершенно никакого отношения к его последующей опере «Волшебная флейта».
Через шестнадцать лет после смерти Моцарта на датской премьере «Дон Жуана» главную партию исполнил Эдуард Дю Пюи, уроженец Швейцарии, также композитор. Похоже, он принял эту роль очень близко к сердцу. Когда позже его наняли при королевском дворе преподавать пение принцессе Федерике, жене Кристиана – впоследствии Кристиана VIII, – ученица неосмотрительно влюбилась в своего учителя. Оба были изгнаны, что положило конец его карьере в этой стране.
Последняя из совместных работ Моцарта и Да Понте «Так поступают все женщины, или Школа влюбленных» (1789) – это исследование сексуальной морали. Две сестры помолвлены с офицерами, которые заключают пари с циничным старым холостяком о верности своих невест. Юноши доверяют своим партнершам, а холостяк утверждает, что в подходящих условиях мораль отходит на второй план. Как он говорит: «Così fan tutte» (Все женщины ведут себя так).
Так как же скоро нравственность может быть поколеблена, а обязательства верности захлестнуты избытком предложений с иностранным акцентом и множеством загорелых чресел? И если наши подопытные кролики с горящими глазами все-таки заблудятся, что это скажет о поверхностности и сексуальном оппортунизме общества во времена Моцарта и в наши дни?
Разыгрывается инсценировка, в которой офицеров внезапно отзывают на войну, а на смену им столь же внезапно появляются два смуглых албанца, которые, конечно же, и есть те самые офицеры, только в тюрбанах с небольшим количеством сапожной краски на лице. Они начинают обхаживать девушку другого, и это упражнение по обмену партнерами окупается в тот день, когда после обильных ласк и чудесного ансамблевого пения объявляются планы свадьбы.
Вот вам и старые добрые времена: не стоит верить россказням родителей и самозваных моралистов о «более чистом» веке. Моцарт напоминает нам, что человеческие порывы и наша неспособность постоянно контролировать их не меняются уже сотни лет. Что же делать? Хорошо посмеяться и принять нашу предсказуемую уязвимость, как это и делают герои в конце оперы.
Больше секса, пожалуйста
Олдос Хаксли однажды процитировал итальянскую пословицу: «Постель – это опера бедняка». Можно переиначить эту фразу и с уверенностью сказать, что опера – это постель богача. Оперные сюжеты полны богатых, влиятельных пожилых мужчин, жаждущих сексуальных услуг от молодых женщин, но есть также бесчисленное множество опер, в которых эти женщины используют ум и хитрость, чтобы обратить ситуацию в свою пользу.
В «Тоске» Пуччини, о которой мы уже упоминали, прекрасная певица знает, что начальник полиции барон Скарпиа хочет большего, чем ее арии, и позволяет ему думать, что он победил, прежде чем подарить ему свой смертельный «поцелуй». Юная Саломея в опере Рихарда Штрауса 1905 года готова сбросить все семь своих покрывал ради сексуально помешанного Ирода в обмен на настоящий объект ее желания. То, что им оказывается отрубленная голова Иоанна Крестителя, объясняет, почему оперу лучше всего смотреть после ужина.
Роковая женщина из «Лулу» Альбана Берга 1937 года становится жертвой сексуальной мести, когда в конце спектакля сталкивается с Джеком Потрошителем. За два века до этого служанка Серпина («маленькая змейка» по-итальянски) обманом выходит замуж за своего богатого и пожилого работодателя Уберто в одноактной комедии La serva padrona – «Служанка-госпожа» (1736). Задолго до Французской революции использование сексуальной привлекательности в качестве грубого инструмента было оправданной стратегией освобождения для женщин, попавших в ловушку гендерных и социальных каст. Оказавшись на свободе, женщины могли быть уже более разборчивыми. Шотландско-американское сопрано Мэри Гарден (1874–1967), необычайно стройная по меркам примадонн того времени, вызывала огонь в чреслах многих мужчин-поклонников оперы. Один пожилой поклонник, глядя на ее декольте, спросил, что удерживает ее платье без бретелек от падения.
«Ваш возраст, сэр», – ответила она.
Секс? Правда?!
Сегодня в моде контратеноры, исполняющие вокальную акробатику, написанную для кастратов барокко, но (к их большому облегчению) они не настоящие. Изначально обаятельные певцы были востребованы ведущими оперными композиторами и являлись предметом обожания публики. Их голоса звучали с почти неземной чистотой мальчишеского сопрано, ведь именно таковыми они и были: их юношеский тембр был сохранен благодаря хирургическому вмешательству. Пара быстрых надрезов, два слабых всплеска в банке, и кайф на всю жизнь, мальчишеские ноты усиливались фигурой взрослого мужчины.
Самым знаменитым кастратом был Фаринелли (1705−1782). (Звезды такого масштаба часто носили одиночные сценические имена, как современные модельеры, гипнотизеры или Мадонна.) Вне сцены его невокальные выступления также удивляли тех, кто считал, что колода, лишившаяся пары валетов, никогда не даст фулл-хаус. Это было вполне объяснимо: как часто вы говорили с евнухом о мужественности? На самом деле, кастраты могли удовлетворять своих самых пылких поклонниц со всей безопасностью ходячего контрацептива.
Жизнелюбивый Каффарелли (он же Гаэтано Майорано, 1710−1783), безусловно, был таким. Он был одним из любимцев Европы, исполняя серенады французским красавицам на последних сроках беременности и главную роль в опере Георга Фридриха Генделя «Ксеркс» (1738) со знаменитой арией, написанной специально для него, – «Ombra mai fu», с трогательным чувством, обращенным к дереву. Однажды певец-виртуоз делил сцену с живым слоном и несколькими верблюдами, превзойдя их всех.
Каффарелли обладал истинным темпераментом примадонны. В 1741 году он был брошен в тюрьму за непристойные жесты в адрес зрителей во время выступления, а до этого находился под домашним арестом после нападения на своего коллегу в одной из неапольских церквей, когда монахиня принимала постриг. Некоторым поклонницам своего голоса он с радостью предлагал на практике проверить качество своих хирургически измененных достоинств. В Риме в 1728 году он был застигнут врасплох возвращающимся мужем и провел остаток ночи, прячась в заброшенном резервуаре для воды. Любовница Каффарелли, не желая, чтобы он пошел по пути Страделлы (см. ниже), наняла телохранителей, чтобы те защищали певца от мести мужа до конца его пребывания в Риме.
